Искупление - Анна Мистунина

Трупы и куски трупов в не защитивших хозяев кольчугах, обрывки сутан, мечи и кинжалы, все еще зажатые в оторванных руках, смешались в несуразнейший кровавый салат. Кровь была в нем щедрой заправкой — кровь и вода от прошедшего ночью ливня. Багрово-черные подтеки украшали стены. Смрад стоял поистине тошнотворный. Кати зажала ладонями рот и нос, тщетно пытаясь заменить дыхание Силой, и даже Оун казался побледневшим. У самых дверей храма, венчая картину, лежала окровавленная туша существа. Доставшихся ей ран и порезов хватило бы для умерщвления десятка обычных зверей.

«Невообразимо, — сказала Кати мысленно. — Она сделала это одна?!»

Оун кивнул:

«Мы вмешались только под конец. В основном добивали тех, кто оставался внутри. Там, кстати, почти нет запаха, Сильная. Идем?»

Под сапогами хлюпало. Несколько раз Кати наступала на что-то мягкое и, не глядя вниз, шла дальше. Оказавшись наконец за тяжелыми резными дверями, она вздохнула с облегчением — и едва сдержала рвотный позыв. Вонь проникала и сюда, слабея, впрочем, по мере удаления от двери. Время от времени еще попадались тела, но красными их делали только одеяния: магия убивала бескровно. И милосердно, подумала Кати, вспомнив искаженные ужасом и мукой лица тех, за дверью. Мертвецы в полутемных коридорах храма казались просто спящими.

Подземелья были просторными и сухими. Запах разложения не проникал в них, и Кати с удовольствием вдыхала прохладный воздух. Оун сотворил свет. Белый шарик поплыл чуть впереди, высвечивая пустые масляные лампы, сводчатый потолок, яркие фрески на стенах. Кати грустно улыбнулась, разглядев их. Мастерство художников — немалое, надо признать, мастерство — запечатлело картины расправ дикарей над магами. Орды белокожих казнили, резали, сжигали высоких темноволосых, неизменно одетых в черное людей. Интересный прием, особенно если помнить, что до восстания маги одевались куда разнообразнее. Боевой наряд из шкуры дракона заменил все прочие уже в Долине. За века он стал привычнее собственной кожи, и маги вернулись в Империю, как сошедшие с картин и фресок древние страхи.

— Круговорот, — прошептала Кати.

Оун оглянулся через плечо. Ничего не ответил, остановился у полуоткрытой двери.

— Сюда.

— Ты искал ее или случайно наткнулся?

Оун скривился:

— Последний, кого я убил, только о ней и думал. Боялся, что проклятые колдуны найдут книги. Вот я и нашел.

— Действительно… это стоит внимания, — проговорила Кати через минуту.

— Впечатляет?

— Еще как…

Длинное помещение, уставленное рядами стеллажей, в неярком свете магического шарика выглядело бесконечным. Толстые пергаментные свитки и книги в прошитых переплетах аккуратно лежали на полках. У стен стояли распахнутые сундуки, полные затрепанных свитков. Между стеллажей помещались прямоугольные столы; на каждом подсвечник, письменный прибор — перо, чернильница и стопка пергаментных листов; вокруг стулья с высокими спинками. Спокойная, милая взгляду картина. Воображение дополнило ее людьми: в руках поскрипывают перья, на столах чадят свечи, озаряя склоненные над книгами светлые кудри… Тех самых ученых, по чьим растерзанным телам Кати пришла сюда.

— Взгляни, Сильная, — Оун бережно, как младенца, взял свиток с одной из дальних полок. Развернул на столе. — Это перевод на дикарский язык труда по астрономии авторства моего деда. Он считался утерянным при восстании, в Долине хранилась копия. Не думал, что встречу его в таком виде. Буквы, как видишь, наши, приспособленные к их языку. Удивительно! Там и анатомия, и математика… На отдельных полках магия. Ничего не потеряно, ничего! Оригиналов нет, наверное, они в столице. Те стеллажи, слева — сочинения самих дикарей. Их подход к магии поражает, Сильная. Посмотри хотя бы это… И это…

Маг переходил от стеллажей к столу и обратно, приносил книги, разворачивал свитки, в с восторгом указывая на какие-то впечатлившие его места, и говорил, говорил… Такого Оуна знали все в Долине. Мага, немного недотянувшего до Сильного, ученого, хранителя знаний — а также управляющего, мастера подчинения и сбережения и лучшего из наставников. В пыльной тишине библиотеки он снова ненадолго стал самим собой. Кати с грустью подумала, что скучает по Долине. Добавив света, наклонилась над последним свитком.

Несколько лет назад Сильная выучила язык дикарей — отчасти ради удобства, отчасти по предчувствию. Письменных текстов ей до сих пор не встречалось, но прочесть не составило труда: не имевшие своего алфавита предки дикарей позаимствовали его у магов. Почерк писавшего был твердым, чернила — качественными. Его рассуждения о природе и структуре Силы были необычны, но назвать их ошибочными Кати не смогла бы. Автор как будто видел привычные вещи под другим углом — таким, что сущность магии странным образом начинала доказывать и объяснять положения дикарской веры. И все же то был труд ученого, а не бред фанатика. Кати пробежала глазами несколько столбцов, затем стала читать медленнее и наконец села, не глядя подтянув стул. Магический шарик остановился у левого виска. Желтоватый пергамент с аккуратной вязью букв оказался залит ослепительно-белым светом. Оун тихонько шелестел за спиной.

— Невероятно! — сказала Кати, подняв наконец голову. — Изучить, но не познать… Но и не отвергнуть, а отставить в сторону, ради… ради чего?

Оун за соседним столом обложился книгами. Казалось, он рад бы зарыться в них с головой. Руки мага непроизвольно поглаживали тонкую кожу рукописей.

— Религия, — сказал он. — Страх. Ограниченность.

— Брось, Оун. Даже без этих свидетельств — уж мы-то с тобой знаем, что ничем не выше их. Сильнее, образованнее — может быть. Что же до способности к магии… И права назваться человеком…

Оун со вздохом закрыл книгу.

— Я ненавижу их всей душой, Сильная, и рад бы с тобой не согласиться. Конечно, ты права, мне ли этого не знать! В связи с этим…

— И действительно, Оун, пора уже признаться, ради чего все ухищрения. О чем ты не мог поговорить со мной в лагере?

Оун помедлил. Потом комнату накрыл непроницаемый для магического подслушивания колпак. Кати приподняла бровь.

— Ты заинтриговал меня, маг Оун.

— Я не вправе вмешиваться в дела Совета, Сильная. И не стал бы этого делать при других обстоятельствах. Но сейчас дело касается моего ученика.

— Лучшего ученика, — подсказала Кати. — Ты вправе им гордиться.

— Да. Я думал, что воспитал будущего Сильнейшего… жаль, я ошибся.

— Не спеши утверждать.

Оун дернулся:

— Ты знаешь? Ты видела такую возможность?!