Люди, принесшие холод . Книга первая: Лес и Степь - Вадим Нестеров

«Его Царское Величество изволил приказать о нем Гагарине сказывать в городах Сибирской губернии, что он Гагарин плут и недобрый человек, и в Сибири уже ему губернатором не быть, а будет прислан на его место иной».

Лихарев с заданием справился блестяще.

Он прошел на лодках весь Иртыш, добрался до самого озера Зайсан и даже вышел в Черный, китайский, Иртыш. Тут, наконец, очухались ошалевшие, похоже, от русского нахальства джунгары. На черном Иртыше путь Лихареву преграждает 6-тысячное джунгарское войско во главе с сыном контайши (и будущим владыкой Джунгарии) Галдан-Цэрэном. Несмотря на то, что у Лихарева было только 400 человек, сражение он выигрывает с помощью артиллерии. Бравый прознатчик-майор выкосил джунгар картечью, так и не дав к себе приблизиться. В постоянных стычках с джунгарами он движется дальше на юг, но тут возникает проблема — Иртыш обмелел и на судах дальше пройти нельзя. А пешком — невозможно, джунгары разорвут.

Майор, проявив недюжинные дипломатические способности, добивается от Галдан-Цэрэна согласия на мирные переговоры, на которых одерживает блестящую дипломатическую победу — джунгары разрешают русским вернуться, обещая не преследовать отряд. Обменявшись с Галдан-Цэрэном подарками, Лихарев поворачивает обратно.

Памятник майору Ивану Лихареву в Усть-Каменогорске. Фото — Ренат Мансуров.

А на обратном пути неподалеку от озера Зайсан в 1720 году основывает еще одну, самую дальнюю русскую крепость — Усть-Каменогорскую.[91] От Омска до Усть-Каменогорска встают пять русских крепостей, будущая Иртышская линия. Пять памятников князю Гагарину. Последний, правда, скорее посмертный.

Современная карта бассейна Иртыша

Кстати, сам князь относился к своим крепостям с какими-то отцовскими, по-другому не скажешь, чувствами. Уже из тюрьмы, незадолго до приговора, он писал рапорты с просьбой не забыть выдать крепостным гарнизонам жалование:

«А пушек и пороху в тех крепостях не малое число и тако имею в том великую опасность, чтоб, тех крепостей не оставя, не разбежались».

Гагарина, как известно, казнили по статье «злоупотребления», причем сделано это было с жестокостью, страшноватой даже для сурового XVIII века. Князь был повешен, причем публично, и тело его повисло аккурат под окнами юстиц-коллегии — в назидание всем казнокрадам. Висело долго, от дождей и непогоды сгнила веревка, и то, что осталось от потомка одной из знатнейших русских фамилий, перевесили на железной цепи. И лишь семь месяцев спустя предали, наконец, земле.

Память о нем была как будто намеренно стерта из русской истории. Даже портрета ни одного не осталось, что уж тут говорить про памятники? Лишь недавно, после бурных споров и дебатов общественности об «увековечивании памяти казнокрада» появилась мемориальная доска в Тобольске. Не каждый город может похвастаться мемориальной доской в честь государственного преступника, более полугода украшавшего своими останками столицу, да еще не в суровое Средневековье, а в просвещенный XVIII век.

Мемориальная доска князю Матвею Гагарину в Тобольске. Открыта 21 июня 2012 г.

Принцип «забыть Герострата» в этот раз сработал, потомки о князе практически не вспоминали, да и фамилия Гагариных предком не козыряла. И хотя в деле его остается немало вопросов (достаточно сказать, что главный обвинитель Гагарина, страшный человек обер-фискал Алексей Нестеров, сам меньше чем через год был казнен по статье о взятках), ангелом он, безусловно, не был. Сложный был человек князь Гагарин, но, если он чем и заслужил вечную память, так точно тем, что именно его стараниями мы всего за 5 лет заняли практически весь Иртыш, передвинув российскую границу к югу более чем на тысячу километров. Мы, кстати, вполне могли поставить крепость и на озере Зайсан, но посланные туда две сотни капитана Инея не нашли мест, пригодных для строения крепости, «потому, что камень и песок, а лесов нет». Лесные души, что еще сказать, бирюки таежные.

Примерно через столетие западные страны почему-то очень полюбят изображать на карикатурах нашу страну в виде страшного спрута. И, если принять это сравнение, то Россия только что выбросила к югу первое щупальце.

Западной Сибирью дело не ограничилось. На рубеже 10–20-х годов XVIII века Россия, как уже говорилось, тронулась к югу. Левее Иртыша, на Урале, русские потихоньку начали проникать в лесостепную зону башкирских кочевий. В 1716 году основывается Верхне-Тагильский завод, в 1723-м на свет рождается будущая столица Урала — Екатеринбург, в 1725 году — Нижний Тагил. Не бог весь какой прорыв на юг, конечно, но все-таки уже не Самара с Саратовом в качестве южной границы.

Интересно, что и на западе страны в это время произошел мощнейший рывок на юг. Я имею в виду, конечно же, знаменитый Персидский поход Петра I 1722–23 годов, увенчавшийся солиднейшими территориальными приобретениями. Россия получила Дербент, Баку, провинцию Ширван, что ныне часть территории Азербайджана, и чисто иранские города и провинции Решт, Гилян, Мазендеран и Астрабад. По сути, мы прибрали к рукам все побережье Каспийского моря — не только север, но и юг.

Второе щупальце спрута практически опоясало Каспий, но, увы, ненадолго. Как известно, преемники Петра в 1732 и 1735 годах под давлением великого завоевателя Надир-шаха возвратили все добытые прикаспийские области Персии. Россия вновь осталась с одной Астраханью.

Можно долго об этом сожалеть, но, если честно, мы просто ухватили кусок, который не могли проглотить. Все эти территории оставались нашими только на бумаге. У России не было ни сил, ни ресурсов, чтобы осваивать и присваивать себе многолюдное побережье Каспия. Других забот хватало.

Каких, спросите вы? Да разных. Об одной проблеме сейчас расскажу.

Если отстраниться и посмотреть на наше территориальное расширение издали, то невозможно отделаться от впечатления, что Степь постоянно зеркалила движения российского Леса, повторяла их «наоборот». Когда мы шли сибирской тайгой на восток, к Тихому океану, ниже параллельно шло обратное движение — по степи двигались на запад монгольские племена ойратов. Когда Гагарин сделал резкий рывок вниз по Иртышу, тут же последовал симметричный ответ от Степи — левее Иртыша по русским границам был нанесен мощнейший удар.

Я имею в виду, конечно же, казахов.

Вы уже в курсе, что джунгары, временно замирившись с китайцами, решили разобраться со вторым своим извечным врагом и всей силой обученного, дисциплинированного и закаленного многолетними боями войска ударили по разрозненным казахским племенам.

Удар был страшен. Кочевники казахи потеряли сразу все свои житницы с оседлым населением — города Сайрам, Туркестан, Ташкент и другие: джунгары просто вынесли их с родной Сыр-Дарьи. Страшными были и демографические последствия джунгарского удара, казахи, как нация, оказались на грани исчезновения. Не зря именно джунгарское нашествие стало центральным событием казахской истории, получив красноречивое название «Годы великого бедствия». Или, по-казахски, «Актабан шубырынды, Алкакол сулама», эту поэтичную строчку обычно переводят как «Брели, пока не побелели подошвы, упали без сил у озера Алкакол».

Этот резкий джунгарский натиск вызвал не менее сильную волну, которая пошла на север и вскоре всей своей мощью ударила по русским границам. На родных кочевьях, в верховьях Сыр-Дарьи, остался только Старший жуз, или, по-русски, Большая орда. Остались, покорившись ойратам и признав власть джунгар над собой. Средний жуз двинулся от Сыр-Дарьи к северу, к рекам Тургай, Ишим и Тобол, выбив из этих приуральских мест башкир. Младший же жуз двинулся на северо-запад, перешел реку Эмбу и принялся неистово резать местных калмыков, вымещая злобу за недавнее поражение от их соплеменников. Калмыков в итоге оттеснили за Яик и здесь всерьез сцепились с русскими — с яицкими казаками.

К несчастью казахов, Россия выдержала этот удар — и нанесла ответный. Оправившиеся от неожиданности башкиры, калмыки и яицкие казаки обрушились на непрошенных пришельцев. Удар следовал за ударом — постоянные нападения, отгон немногочисленного скота, уцелевшего во время бегства, захват пленных и прочая баранта[92] делали жизнь казахов невыносимой. Вот как один из моих героев, батыр Букенбай, который скоро появится на страницах этой книги, описывал жизнь казахов в те страшные годы: «Почти ото всех всюду бегая, как зайцы от борзых собак, разорилися и свой скот, бегаючи сами бросали, а иногда случалося в самой необходимой нужде жён и детей бросая, только уходили сами… Когда Зюнгарские калмыки нападут, побегут в сторону, а башкирцы нападут, то уходили в другую сторону, а волжские калмыки и яицкие казаки и сибирское войско нападут, тогда они уже бегать и места себе не находили, принуждены были от своего непостоянства, кто куда попасть мог успеть разбрестись».