Сто сорок писем Василия Белова - Анатолий Николаевич Грешневиков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Распутин разобрался в конфликте и также занял мою сторону. Я ему показал только что опубликованную в газете беседу с Патриархом Московским и всея Руси Алексием II, где он мудро заметил, что если собрать в храмах все мощи святого князя Александра Невского, то они займут железнодорожный вагон.
Несмотря на то, что Ганичеву было посоветовано оставить меня в покое, он ослушался и Распутина, и Белова. У меня это вызвало удивление. А Распутин в знак поддержки пригласил потом меня к себе на Байкал на фестиваль «Сияние России».
Рассердился всерьез и надолго на Ганичева лишь Анатолий Заболоцкий. А когда Ганичев стал мешать нам с ним установить памятную доску на доме, где жил крупный русский писатель Солоухин, то он заявил мне и Белову, что написал заявление о выходе из Союза писателей. Белов его не стал останавливать. Наоборот, собирался поехать на Пленум и дать бой… Отговорил тогда Заболоцкого, а затем и Белова от решительных шагов Распутин.
Конфликт разрастался уже не вокруг меня, а вокруг бездеятельного руководителя писательской организации. Заболоцкий не успевал делиться новостями, что Союз писателей готов возглавить то Проханов, то Личутин… И если бы Распутин своим громадным нравственным авторитетом не остановил Заболоцкого и Белова, то в писательском союзе могли произойти кадровые замены. Распутин при мне сказал Заболоцкому: «Сегодня над писательской организацией и так нависла угроза. Дом наш хотят отнять либералы, а благодаря тому, что Ганичев в добрых отношениях с Патриархом, нас не тронут!».
С той поры Белов всячески стал игнорировать, не замечать Ганичева. (Забегая вперед скажу, что Ганичев не приехал ни на похороны Белова, ни на открытие его музея в Вологде.)
Письмо тридцать пятое
Дорогой Анатолий Николаевич!
Ты знаешь, судьба на твоей стороне, она и меня подтолкнула, хотя я долго упирался. Приехал, а тут письмо из Аргентины. По-моему, важное, интересное. Почитай. Много общего с нами! Масонская братия действует везде одинаково.
Свез ли ты книги Девочкину?
Скажи ему, что я постараюсь приехать на ваш съезд, и, вероятно, зайду к ним.
Обещаю не выбрасывать писем и не жечь их, хотя ты знаешь, что бумаги душат не только нашего брата, но вас, депутатов, которые имеют право на трех-четырех помощников.
Я ничего бы не сделал, если бы не выбрасывал многие письма! Не буду доказывать.
Письмо из Аргентины окончательно убедило меня в твоей правоте, книжку писем мы сделаем. Только ты пошли мне Федора Абрамова книжечку, ту самую, что издала его вдова Люся Крутикова… Мне надо ее прочесть! Вдруг буду не дюж приехать на съезд, хотя и бодрюсь. От межпозвонковой грыжи спасаюсь пока кремом «Софис» – он мне помогает.
Будь прежним, пока.
Белов. 9 февраля из Вологды.
Дата отправки из Вологды – 10 февраля 2003 г.
Меня порадовали слова Василия Ивановича: «судьба на твоей стороне», «будь прежним». Выходит, я убедил его не уничтожать читательские письма, а собрать их под книжной обложкой. Он поверил в этот проект.
Книжку «Земля Федора Абрамова» я не смог послать. Скопировал лишь часть добротно написанных писем. Обнаружил среди них даже письмо самого Белова. Он писал Абрамову: «Дорогой Федор Александрович! Много ты сумел сказать в «Доме». Спасибо. Я почувствовал и какое-то личное облегчение: Абрамов сделал то, что теперь уже делать не надо. Поскольку дело сделано…». Короткое письмо. Уж слишком короткое. А сказано о многом, кажется, в громадной статье столько не скажешь. И поддержал друга так, как мог только Белов.
По признанию ленинградского писателя Глеба Горышина, Федор Абрамов называл Белова самым любимым своим писателем.
Символичным стал для меня и рассказ Анатолия Заболоцкого, участвовавшего вместе с Беловым в похоронах Абрамова в селе Веркола. Жена писателя Людмила Крутикова была свидетелем искренней и крепкой дружбы двух великих писателей. Узнав, что партийное и литературное руководство не разрешает Белову произнести прощальную речь, она заявила, что забирает гроб и уходит хоронить мужа с Беловым, а начальников просит остаться в клубе. Так неугодный властям Белов получил право выступить и попечалиться…
Дружба с Беловым открыла для меня еще двух малоизвестных, но таких могучих подвижников, трудившихся на ниве сохранения древнерусских летописей и книг, – это сотрудники Ленинской (Румянцевской) библиотеки в столице Иван Левочкин и Николай Павликов. Я подарил им по просьбе Белова свои книги и книги Василия Ивановича, а они открыли для меня запасники и показали уникальнейшие труды русских летописцев и книжников. Руки дрожали, душа трепетала, в глазах застывал восторг, когда я видел миниатюры рукописных книг двенадцатого века.
Ничего в жизни случайного не бывает… Я понял это с детства. Об этом любил говорить и Белов. Так вот книга доктора исторических наук И.В. Левочкина о значении русских рукописных книг с миниатюрами, хранящимися в Ленинской библиотеке, издана по инициативе Анатолия Заболоцкого. И деньги он собирал вместе с моим другом Михаилом Мендосой. И фотоиллюстрации к книге выполнил он сам. Даже есть редкий снимок, где Белов беседует с Левочкиным. Я горд тем, что помогал распространять книги. Жаль, это великолепное, красочное издание не увидел ученый Левочкин. На титульном листе Заболоцкий написал мне: «Анатолий Николаевич! Как ждал этой монографии Иван Васильевич и сколько же преград ему чинили, а он ежедневно полнил свои знания и помогал соседям. Русь уцелеет, если не переведутся труженики, ему равные. Послушайте 12-й молебен «Кресту твоему» – на помин его души!».
Мне повезло: Левочкин расположился ко мне, стал готовить вместе со мной книгу писем читателей Белову.
25 февраля 2003 года я написал Белову письмо:
«Дорогой Василий Иванович!
После Вашего письма я побывал в Румянцевской библиотеке, переговорил с Левочкиным И.В. и Павликовым Н.Н.
Как Вы и просили, я передал им в тот день несколько Ваших книг «Раздумья о дне сегодняшнем», изданных в Рыбинске. Беседа прошла в конструктивном русле. Мы договорились о механизме издания новой Вашей книги, состоящей из писем читателей. Как только в
