Невинная помощница для альфы (СИ) - Линд Алиса

Планы стремительно меняются. Поддержка Шоны вдыхает новые силы, с рукой разберусь потом.

— Селен, сейчас не до ранения, — обращаюсь к врачу. — Спустись на третий, займись ранеными. Я сам потом подойду.

Тот с готовностью кивает и разворачивается к лифтам.

Оставляю Тома наедине с братом, сам обнимаю Шону за талию и веду в ее к душевым. Мне надо помыться и обсудить с ней кое-что с глазу на глаз.

— Зачем… Трэй, — шепчет она, заметив, куда мы направляемся. — Как же рука? Надо зашить рану…

От ее трогательной заботы колет и щемит в груди. Ко мне с детства никто не проявлял столько доброты. Останавливаюсь, пристально смотрю в глаза, будто смогу прочитать ее мысли.

— Ты пойдешь со мной на собрание клана, — произношу требовательно, а затем добавляю игриво: — А до того мне надо в душ. Ты же потрешь спинку?

Подмигиваю, и улыбаюсь, облизывая губы. Сейчас от Шоны уже не пахнет желанием, но ее собственный аромат как будто стал сильнее и выразительнее. Дурманит голову. Черт, как бы не наброситься на нее прямо там, когда мы окажемся наедине.

Она кивает, хотя теперь к ее запаху примешивается ромашка. Испугалась? Нет, красавица, когда настанет правильный момент, все будет не так. Не сумбурно, не в душе, не на бегу и уж точно, когда клану перестанет грозить опасность. А пока мне одной рукой до спины точно не достать.

Душевые в штабе одинаковые на всех этажах, кроме пятого, там все место отведено под огромный зал для собраний. Туда мы спустимся после. А сейчас продолговатое помещение, разделенное простенками по полфута, между которыми закреплены матовые стеклянные перегородки с дверями. У нас тут все же не казарма, так что какое-то личное пространство предусмотрено.

Шона удрученно смотрит на стеклянную створку и вытаскивает майку из-под ремня проклятых рваных джинсов, которые меня дико раздражают. Когда все кончится, сам повезу ее в магазин и куплю нормальные.

— Не раздевайся, ты не намокнешь, — вручаю ей халат из пристенного шкафчика в конце душевой и начинаю раздеваться.

В глазах Шоны светится сочувствие, когда я через боль стаскиваю рубашку, но оно тут же сменяется желанием, стоит ей увидеть рельеф моего торса. Снова разносится запах карамели. От него во мне вскипает возбуждение. Черт, эта волчица невыразимо вкусная… Как самый сочный, самый идеальный фрукт. Невыносимо хочется взять ее прямо сейчас. Нет. Я этого не сделаю, но…

Притягиваю ее к себе и, обняв за талию, прижимаю спиной к стеклянной двери. Шона не боится. В глазах только мутная поволока влечения. Кажется, она сейчас на все готова, но я не готов. Наклоняю голову и аккуратно касаюсь своими ее губ. Они мягкие, нежные, упругие. Этот поцелуй начисто сносит крышу, даже рана перестает беспокоить. Во мне сейчас столько тестостерона, что брюки вот-вот лопнут, но я изо всех сил контролирую себя.

Шона страстно отвечает на поцелуй, впивается ноготками в спину, втягивает носом воздух. Запах карамели становится удушливым, а у меня в голове возникают образы, которые она невольно — или нарочно? — посылает. Отчетливо вижу только, как впиваюсь зубами в ее обнаженную шею сзади, но этого хватает, чтобы зарычать от крышесносной жажды обладать этой мелкой черной девчонкой.

Отстраняюсь, тяжело дыша. Не. Сейчас.

Шона по-прежнему пахнет желанием, но выглядит сконфуженной и немного виноватой. Как будто папарацци застали ее обнаженной. Еще через несколько мгновений она вдруг отворачивается и закрывает лицо руками.

— Эй, ты чего? — тормошу ее за плечо и ощущаю царапающий ноздри запах подавленности.

Она всхлипывает и молчит. Вообще поворачивается спиной.

— Шона, что произошло? — повторяю требовательно.

Внутри зреет гнев. Возбуждение улетучивается, оставляя место смутной тревоге.

— Тебе не понравилось? — она косится на меня из-за плеча. — Что я сделала не так?

Боги, вот я идиот! Она, похоже, вообще ничего не понимает! Хех… А откуда ей знать, если папаша берег ее для выгодного замужества?

— Ты чего, в первый раз целовалась? — разворачиваю ее к себе, подавляя нервный смешок от собственной глупости.

— Заметно, да? Совсем плохо? — не поднимая головы гнусавит она и трет нос пальцами.

Обнимаю за плечи, притягиваю к себе.

— Совсем ты еще ребенок! — произношу с облегчением. — Это было прекрасно, глупая. И мне понравилось. Просто не время, понимаешь? — Шона мелко кивает, вроде успокаиваясь. — Пойдем в душ. Собрание уже должно начаться.

Не хорошо радоваться тому, что я сам того не желая заставил Шону понервничать, но это оказалось на руку. Ее подавленность сменилась на отстраненное спокойствие, и запах карамели больше меня не беспокоил, даже несмотря на то, что я мылся полностью обнаженным. Шона честно помогла мне потереть спину, а потом подала халат.

После душа она тенью следует за мной в мою комнату. Там я вынимаю из шкафа темные джинсы и черную футболку, чтобы оставить Селену доступ к ране на плече.

— Давай помогу? — вдруг предлагает омега, глядя на мои попытки натянуть брюки одной рукой.

На мгновение от колкого оскорбления вспыхивает гнев, но я смотрю в ее искренние глаза и понимаю, что она не пытается меня уязвить. И более того, не воспринимает мое состояние, как слабость. Лючии я бы не стал показываться в таком беспомощном виде, потому что потерял бы у нее всякое уважение, а Шона совсем не такая. Нет в ней дурного пафоса, она не мыслит стереотипами. Своя девчонка, которая, если надо, будет подавать патроны. Сколько же времени я ее искал!

Вскоре мы вместе спускаемся на пятый этаж. Шона идет на полшага позади меня, как и подобает помощнице. У лифта нас встречают мои заместители. Они еще не успели привести себя в порядок — в каплях крови товарищей и врагов, в грязной изорванной местами одежде, но с горящими глазами. Хорошая группа поддержки.

Огромный зал, разделенный разве что колоннами, поддерживающими здание, битком набит белыми волками. Здесь собрались почти все, около четырехсот человек. Они расступаются, пропуская меня в противоположную часть, где располагается небольшое возвышение и в потолок вмонтированы микрофоны. От меня требуется пламенная речь, и, черт подери, я сумею им ее дать!

25. Черные волки

Шона

Во мне плещется океан гордости, когда я иду следом за Трэем по импровизированному коридору, который формируют для него волки клана. Ни с чем не сравнимое ощущение — рядом с ним я становлюсь больше, чем просто волчицей, больше, чем омегой. Я незаменимый инструмент и верная помощница, а еще… После того поцелуя в душе́ поселилась уверенность, что наши отношения выросли из деловых. Вряд ли я нужна Трэю, как пара, но как волчица я его определенно интересую, и этим уже буду счастлива.

Альфа выходит на небольшое возвышение в противоположной от лифта части зала, я поднимаюсь за ним, заместители остаются стоять в первом ряду. Наверное, и мне стоило остаться внизу, но меня никто не одернул, и сам Трэй не требует, чтобы я спустилась. Остаюсь. Мне слишком гордо стоять на сцене рядом с ним, чтобы уйти.

— Приветствую, Белые волки! — произносит Трэй, оглядывая огромную толпу. — Я рад вас видеть, но не рад поводу для сбора, потому что мы собираемся здесь таким составом только в моменты опасности.

Его низкий глубокий голос разносится по залу, вылетает из динамиков, добирается до самых дальних уголков. Толпа хранит молчание.

— На нас напали. Убили наших братьев. Обидели сестер. Мы не спустим этого врагу! — чем дальше говорит Трэй, тем жестче и суровее становятся интонации. — Они прячутся, а мы их выкурим! Найдем и замочим каждого поганого волка из клана Грозы!

Я могу читать мысли ближайших к сцене людей — все они как один жаждут мести. С наслаждением представляют сцены жуткой расправы над врагами. В едином порыве. Меня охватывает и пропитывает ощущение общности всех здесь присутствующих. Такого никогда не было в клане отца, хотя на общих собраниях я присутствовала. Может, всему виной наличие дара? У каждого свой, уникальный, и нет единства? Да кого я обманываю! Здесь единство достигается благодаря лидеру. Благодаря Трэю, который своим внутренним огнем зажигает сердца всех остальных.