Когда говорят мертвецы. 12 удивительных историй судмедэксперта - Клас Бушманн

«Полное поперечное рассечение передней и боковой части шеи между правым сосцевидным отростком и основанием левого уха с заостренными краями раны. Полное поперечное рассечение передних и боковых мышц шеи, обеих сонных артерий чуть выше разветвления, всех венозных сосудов передней части шеи, щитовидной железы, трахеи и пищевода. Двойное поперечное мощное рассечение скелета гортани, двойные поперечные насечки на передней поверхности четвертого шейного позвонка с двумя отломками лезвия ножа».

Эту молодую женщину почти что обезглавили. И не одним движением, а в несколько приемов. Острые края раны и разрыв мышц и кровеносных сосудов, идущие под разными углами, явно свидетельствуют об этом. Обезумев, преступник, должно быть, пытался отрезать жертве голову. О том, что Юлия была жива в этот момент, можно судить не только по пятнам крови, похожим на брызги, которые видно на фотографиях с места преступления. У мертвого человека кровь из раны не идет, потому что для этого требуется сердцебиение и кровообращение. Чрезмерно раздутые («как воздушный шар») легкие девушки также полны крови — она обнаруживается не только в дыхательных путях, но и в самой легочной ткани. Должно быть, умирая, Юлия вдыхала ее непосредственно из смертельной раны на шее.

Кто это сделал?

Как вообще можно сделать такое с другим человеком? И зачем?

Через неделю я стою у кровати преступника. На первый взгляд, совершенно нормальный молодой человек, среднего роста, с короткими рыжими волосами — кажется, цвет и длина волос совпадают по цвету и длине с тем единственным волосом, который мы обнаружили во время вскрытия под ногтем ампутированной дистальной фаланги Юлии. Лукас Р., так зовут парня, без сознания, он находится на искусственной вентиляции легких, в его теле — металлические пластины и винты, лицо опухшее. Я удивлен, что он смог выжить после падения с третьего этажа в маленький заасфальтированный дворик, наводненный велосипедами и мусорными баками. Врачи ввели его в искусственную кому после экстренной операции, в ходе которой были устранены многочисленные переломы костей, но, прежде всего, остановлено внутреннее кровотечение. Вероятно, выздоровеет он не скоро, и поговорить с ним будет возможно только через несколько месяцев.

Достаточно времени, чтобы специалисты по расследованию убийств пролили свет на этот чудовищный и странный поступок. Моя задача в отделении интенсивной терапии носит чисто описательный характер: я не могу оценить психическое состояние этого молодого человека (это сделает позже психиатр), а только фиксирую и проверяю, все ли его травмы вызваны падением из окна или какие-то из них он получил во время нападения на Юлию. Возможно, это она напала на него или ранила его в агонии.

И действительно, я обнаруживаю на его руках несколько небольших, покрытых струпьями, ран: «Поверхностные порезы, которые, судя по степени заживления, могут быть легко связаны с рассматриваемым преступлением, например, при активном нанесении ударов рука могла соскользнуть на лезвие ножа», — диктую я. Преступник, очевидно, наносил удары с такой силой — словно он был не в себе, — что несколько раз сам порезался. С другой стороны, у Лукаса Р. отсутствуют типичные защитные травмы, т. е. Юлия Ц. не нападала на него с оружием.

Но что это значит? Это ссора двух влюбленных? Или спор между соседями по общежитию? Почему этот спор так обострился? Полиция немедленно приступает к расследованию и начинает изучать окружение Лукаса. Так, довольно быстро выясняется, что 25-летний мужчина уже много лет страдает шизофренией, которую он до сих пор довольно успешно скрывал и серьезность которой не осознал до конца. По-видимому, он почти не наблюдался у врачей и не принимал лекарств, по крайней мере, регулярно. Вместо этого с детства он много курил травку, что, конечно, является не самой лучшей идеей при шизофрении. Несколько лет назад он обращался за психологической помощью по поводу жестокого обращения и пережитого насилия в детстве, но терапия, вероятно, мало ему помогла. Во время гражданской службы молодой человек обратился к психиатру. Лукас постоянно думал, что за ним следят. Мания преследования настолько усилилась, что парня пришлось временно госпитализировать. Тем не менее ему удавалось как-то жить самостоятельно и почти без сложностей. В последнее время он изучал математику, снимал квартиру в новом общежитии, у него даже появилась девушка. Когда ему становилось не по себе в шумном Берлине, он уезжал к дяде в Саксонию-Ангальт. Лукаса, должно быть, сильно раздражал непривычный для него распорядок дня в общежитии со всеми его условиями и правилами — тем более что новые жильцы все еще вели масштабные ремонтные работы. Другие студенты рассказывали, что они часто спорили со странным соседом: из-за денег, из-за распределения комнат, а также из-за мытья посуды или выноса мусора. Лукас стал все чаще избегать ночевок в квартире.

В день преступления он тоже приходит домой только под утро. Все еще спят — кроме Юлии, основного арендатора. Между ними быстро завязывается жаркая дискуссия в гостиной. Спустя короткое время соседи по комнате просыпаются от громких криков. Когда один из троих хочет посмотреть, что случилось, Лукас подходит к нему с большим кухонным ножом. Юлия лежит на полу в гостиной, хрипит и истекает кровью. «Не подходи, не подходи!» — в безумии кричит преступник. Сосед по комнате баррикадируется в своей комнате, опасаясь за свою жизнь. Перед этим он бросает в Лукаса кухонную полку.

Можно ли было предугадать, что однажды Лукас совершенно слетит с катушек и убьет человека? Мог ли тогда кто-нибудь — врач, социальная служба, клиника, опекун — осознавать опасность, которую этот молодой человек будет представлять для окружающих?

Ответить на этот вопрос сложно.

Во время обучения профессии судебного врача я в течение шести месяцев был прикреплен к судебному психиатру, внештатному врачу, который осматривает людей с психическими заболеваниями от имени суда. Судебная психиатрия занимается, среди прочего, такими темами, как виновность или степень опасности преступников. Речь идет о том, можно ли вообще судить этих людей, а также как, где и как долго государство должно их содержать. Такие специалисты посещают преступников, которые уже совершили уголовные преступления. Они задают вопросы, стараются получить максимально точное представление о душевном состоянии и условиях жизни осужденных. В основном для осужденных эта процедура является добровольной, они могут вообще не отвечать ни на один вопрос. Однако многие охотно говорят о том, что творится у них в голове.

За те шесть месяцев я вдоволь наслушался историй о пугающих галлюцинациях. Больные шизофренией рассказывали нам, что ночью видят у своих кроватей фигуры, одетые в черное, которые угрожают им пытками, если