Колхозное строительство 3 (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Один как перст заявился Судоплатов. В парадном своём мундире с погонами генерал-лейтенанта. Награды не в колодках, а сами ордена и медали.
— Извините, супругу не привёл. Болеет. Простыла.
Расселись. Пётр, как хозяин стал разливать коньяк.
Бывший чекист рюмочку прикрыл ладонью.
— У меня три инфаркта, было, — помотал головой бывший генерал НКВД, — Чаю выпью, сам понимаешь, что для тех мест, где я недавно побывал чаёк первое дело.
— Владимирский централ, ветер северный… — не удержался от намурлыкивания привязчивой песни Тишков, разливая янтарный напиток по остальным рюмкам.
Лия сходила на кухню принесла Судоплатову чашку с заваркой. (Между прочим, из сервиза Краснотурьинского завода. Пустили пару недель назад, вот первый блин прислали.).
— Что за песня? — пригубил купчик Павел Анатольевич.
— Да так… не обращайте внимания. Навеяло. Вы же во Владимирской тюрьмесидели?
— В ней, в централе, для особо опасных государственных преступников, — как-то горько усмехнулся Судоплатов и сосредоточился на чае.
Рамон Меркадер сидел возле Судоплатова по правую руку. Надо сказать, что в облике этих двух мужчин было что-то общее. Побитые жизнью, поседевшие, оба в идентичных очках в широкой роговой оправе. Судоплатов понятное дело, что слепой на один глаз, но и у Рамона со зрением не всё было хорошо.
Пили, под музыку с немецкого магнитофона. Де Сика с итальянским темпераментом наворачивал закуски и похваливал кулинарные способности супруги Тищкова, особенно ему понравились салаты с майонезом, даже миску к себе придвинул, чтоб удобнее добавляться.
Рамон же почти не ел. Клевал винегрет, вежливо спросил про Кубу, про концерты, у Высоцкого. Тот пообещал творческий отчёт чуть позднее представить.
Навернули, склевали, попробовали. Закусили. Лия с Филипповной пошла, варить пельмени, а Семёнович взялся за кубинку. Рассказал её историю и был на пару минут лишён инструмента. Всем испанцам захотелось хоть раз да ущипнуть легендарные струны.
А потом Высоцкий выдал. И Макарену, и Лампаду, и пару своих переведённых. И уже под внесённые в комнату парящиеся пельмени прорычал: «Эль пуэ́бло уни́до хама́с сэра́ венси́до».
Народ плюнул на горячее и потребовал повторить.
Убойная вещь.
И горячее под коньячок кончилось. Женщины начали убирать со стола посуду, освобождая его под торт с чаем.
— Что за песня-то про Владимирский централ, — пристал снова к Петру Судоплатов, — Заинтриговал.
Пётр глянул на Машу. Та кивнула. Взяла свою детскую гитару, на взрослой-то маленькими пальчиками не обхватить деку.
— А ты её знаешь? — склонился над девочкой Пётр.
— Обижаешь, папа Петя, я её с самим Кругом пела, на его концерте юбилейном.
Весна опять пришла, и лучики тепла
Доверчиво глядят в моё окно
Опять защемит грудь
И в душу влезет грусть
По памяти пойдёт со мной…
Пойдёт, разворошит и вместе согрешит
С той девочкой, что так давно любил
С той девочкой ушла, с той девочкой пришла
Забыть её не хватит сил.
Судоплатов недоумённо посмотрел на Тишкова. Тот положил ему руку на плечо: — Сейчас.
Владимирский централ, ветер северный
Этапом из Твери, зла немерено
Лежит на сердце тяжкий груз
Владимирский централ, ветер северный
Хотя я банковал, жизнь разменяна
Но не «очко» обычно губит
А к одиннадцати — туз!
Потом и второй куплет.
Плакал генерал. Не смущаясь, вытирал рукавом слёзы. Потом полез целовать Вику. Потом Петра.
— Давай ещё раз. Лучшая вещь, что в жизни слышал.
Когда женщины ушли мыть посуда и вообще убирать со стола. Пётр выслушал хотелку Высоцкого. Однако. Не простой вопрос. А хотел Владимир Семёнович гастроли по Испании с тремя дивами и Машей. Это опять через Громыко решать. Да тут как бы после Американских гастролей и не через политбюро. Хотя.
— Витторио. У тебя есть знакомые в Испании, которые могут сделать приглашение вот Володе и девочкам на гастроли, — Рамон перевёл.
Де Сика просиял.
— Я сам пойду ккауди́льо Франко. Считайте вы уже в Испании. Сколько концертов? — Вот что значит четырежды оскароносец.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Перед уходом гостей переговорили и о фильме «Боливия». Торопил классик, срочно требовал сюжет.
Опять пару ночей не спать и прятаться в фурцевском туалете.
Глава 43
Не бойся летать, ибо ещё ни один самолёт не пролетел мимо земли.
Привезли чукчам северный завоз: консервы, газеты, радио, телевизор. Один чукча говорит другому:
— Телевизор включаю, там Брежнев. Радио включаю, там Брежнев. Газету открываю, там тоже Брежнев. Консервы, однако, боюсь открывать!
Военный аэродром — это, блин, военный аэродром. Охрана! Снова охрана. Оцепление. Проверка. Хорошо, обыскивать не стали. А то бы поймали шпиёна. Сам дурак. Нужно было к Брежневу в машину напроситься, нет, решил на своей. Ох, мать. Громко-то как. Они, что там — идиоты, убьют Генсека. У него и так не всё хорошо с мозгом, а тут последние сосуды порвутся. Надо начальника аэродрома снять.
В это время подъехали к машине Брежнева. Рядом и чайка Тарасова притулилась. С Брежневым какой-то дядька рядом важно вышагивает. Гусь. Фуражка больше аэродрома. На заказ шили. Енерал. А вот интересно, что с той формой, что он другому енералу в Краснотурьинске передал. Канула. А вот сейчас ненароком намекнём Генсеку.
Приехали покататься на машинках. Почему на аэродром? Есть ведь у АЗЛК, наверное, полигон какой. Но сверху видней. Тарасовцы доделали вторую Волгу. Движок свой, но с инжектором, какая-то их новая разработка. Главное в ней не двигатель. ДВЕРИ!!! Вон и стоит. Словно ей Хенде хох крикнули.
Итальянцы на своей альфа ромео ещё не придумали. Нужно запатентовать. Наши провозятся и профукают. Придётся через Бика. Хотя, сперва стоит с Тарасовым переговорить.
С министром автомобильной промышленности встречу с вождём детально обговорили. Лучший экспромт получается при скрупулёзной подготовке. Решили найти место, где можно разогнаться от души. И решили, что мерседес тоже нужно выставить. Леонид Ильич любит красивы машины и любит сам сесть за руль и утопить педаль в пол. И это явно положительная черта в человеке. Такого мерина в конюшне у Генсека точно нет. Из эксклюзивов эксклюзив, всего чуть больше тысячи сделали немцы, не пошла машина. Маленькая и дорогая.
Штелле её решил подарить Ильичу и уже заказал Бику ещё парочку. Нам этих ихних грошей хватит. Пусть будет. Может, тоже начать коллекционировать. Потом внук продаст и остров в Тихом океане купит. А не замахнуться ли и самому на остров. Тьфу. Остапа понесло.
— Добрый день, Леонид Ильич, — день и, правда, добрый. Вон солнышко. И не жарко. Первое октября.
— Думаешь, Пётр, что лучше немцев машину придумал. Для этого эту «чайку» пригнал?
— Да, что вы, Леонид Ильич. Я только картинку нарисовал. Вон люди Тарасова четыре месяца не спали, не ели, трудились. А поставили и на самом деле для сравнения. Вот эта чёрная «Турья» ждёт, когда вы, Леонид Ильич, на ней прокатитесь.
— Турья? Странное название для машины.
— Это речка у нас в городе. Переводится, как река, вытекающая из озера, а эта машина вытекает из нашей страны и завоюет весь мир.
— А не хвастун ли ты, Пётр, — Брежнев двинулся к первой переделке. Той, что стояла у ворот АЗЛК на всеобщее поругание. Парочку «замечаний» трудящихся и внедрили.
— Прокатитесь, Леонид Ильич. Только будьте осторожны, очень мощная машина, — подбодрил Генсека министр автомобильный.
Специально сказал? Теперь ведь точно ударит по всем газам. Машину и Брежнева не так жалко, как себя.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Обошлось. А вылез Брежнев довольный.
— Сто восемьдесят! Да всего за несколько секунд! Что же эдакое вы туда вместо мотора сунули? Или от самолёта поставили. И внутри удобно. И красиво. Умеете ведь. Почему у меня ЗИЛ не такой. Переделывайте. ЗИЛ-112С перегонит? — раскраснелся, счастье брызжет из глаз. Фанатик.