Эта тварь неизвестной природы - Сергей Владимирович Жарковский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ответили почти сразу.
— Светлана Васильевна? — сказал Лазарев. — Это вас Лазарев, участковый уполномоченный беспокоит. Извините, что ночью, но дело такое… Да Лазарев же, Толик! Да! Да. Он самый. Ещё раз простите. Ну я рад. Светлана Васильевна, а Женя уже вернулся? Ага, а не спит? А можно его к трубочке? «Ожидайте», надо же… — пробормотал он.
«Ожидать» пришлось достаточно долго. Он успел найти по карманам мундштук от трубки, зажать его в зубах, успел нарисовать на газетном поле двенадцать человечков с пистолетиками… полностью — неожиданно — исчерпав на пистолетике двенадцатого человечка ресурс стержня в шариковой ручке. Успел найти запасной стержень. Тут ему ответили.
— Да, Женя, здравствуй. Ну что поделать. Выспишься ещё, успеешь. Да, случилось. Слушай меня. Возьми-ка ты немедленно свою хитрую технику, включи её, и соедини меня с Петровичем. Женя, давай-ка без разговоров. Знаешь ведь, что бесполезно. Вот, давай, жду.
В мундштуке хлюпнула слюнка, Лазарев положил его аккуратно рядом с пустой авторучкой, использованным стержнем и новым стержнем, поравнял.
— Да! Здравствуй, Николай Николаич. Это Лазарев. Да, давненько. Ну конечно по службе. А кто тут извиняется? Даже не собирался. Вот что, слушай ты меня. Ты знаешь такого трекера, Чикашина? Лёва Чикашин. Да-да, Студент. Он умер сегодня вечером. Да, вот так… Нет, ты не перебивай. Он умер у себя в общежитии, в столовой. Четыре свидетеля. Прямо в очереди, перед кассой. Его что-то порезало на мелкие кусочки. Ну да вот так, стоял в очереди и вдруг посыпался на пол… Как в мешок, в свою одежду. Д-да, похоже, как «Рубик», но не ровно, а как бы случайными кусками, не сеткой… Целая одежда, говорю же, как в мешок… Голова только на четыре части… Что? Николай, ты не проснулся, похоже. Он был дома, в общаге. В Беженское. Вот именно! Нет, на Южке мужское общежитие! Дом четыре. Какая тут может быть гитика? Ну то есть, это, разумеется, гитика, но издалека. Или отложенка… Так много чего никогда ещё не было!.. Откуда я знаю, я же не ходила, тем более, не учёный. Они там сейчас целой кучей, военспецы, Кирников, Молодый приехал с дачи, ещё новый какой-то, Коростылёв или Коростелёв… Да, вот наконец дошли до сути. Я к тебе по своему, по-ментовски, но не для протокола. Для профилактики. Да… Первое. У вас там нынче в Зоне ничего такого? Ну в «Трубе» твоей этим вечером?.. Тишь-гладь? Николай, вот… Да. Да. А когда ты его видел? И ничего, без конфликтов? Понятно… Да вот в том и дело, что ни при нём, ни рядом, ни вообще в общаге ни единой смаги нет. Весь вечер искали, собака была. Только у дежурной, дуры, для красоты «прялка» стояла на подоконнике… По-моему, нереально. Там сразу все построились, ну, военное же положение, понимаешь… Да. Загадка в общем, неизвестной природы. Да, ты уж имей, скажи там… посетителям своим. Жуть, кто спорит… Нет, вообще без крови. Раны такие, знаешь, как будто высушенные. Вяленые как будто. Но не обожжённые. И срезы костей сухие. А внутри кусков свежее человеческое мясо. Вот так, мать её, Беду-Матушку… Да, второе. Самое неприятное. Скажи-ка мне, товарищ Петрович, у тебя Чикашин страховую свою не держал? За толику малую? Ты там, Николай, хоть лопни от злости, а на вопрос ответь. Да хотя бы чтоб поберечь мой ревматизм, чтобы я к тебе не тащился с нарядом вохры. Ёлки-палки, Коля, у меня инструкция! Мало, что инструкция — закон! Что? Да ёбтеть, Николай, я не про твой с ним договор, я про его официальную страховую справку! Вот именно. Нет, не я, а ты. Да. Так я сразу и сказал: «страховая». Мне там нужно имя распорядителя имуществом и имя наследников, если есть. Умгум… Подожду, конечно. Ага, слушаю! Матвеев Сергей Алексеевич? Твою мать, я так и знал… Что? Да-да, это Набис. Когда видел? Погоди, Николаич, в дверь стучат, я тут доктора жду.
Лазарев положил трубку на стол, кряхтя, встал, подошёл к двери и, откинув крюк, сказал, не глянув даже, кто пришёл, и поворачиваясь к двери спиной:
— Проходите, Игорь, у меня телефон…
— Ну так ты трубочку повесь, дядь Толь. Побазарим.
Лазарев сбился с ноги. Обернулся.
— Старый я дурак, открыл, называется. Казаков, — сказал он неприязненно. — Здравствуй, коль ты не шутить явился.
— Здравствуй, дядя Толя, — сказала Мавр, спиной подпирая дверь. — Тут до тебя вопросец есть по срочному тарифу. В дом-то пригласишь?
— Сам уже вошёл, — сказал Лазарев, — а присесть не приглашаю. Что тебе, Валерий, говори быстро? Чем от тебя несёт, господи? Ты из какой клоаки вообще вылез-то? Рваный, драный… Это кровь, что ли? Ты ранен?
— Ранен, ранен, — сказал Мавр. — Убит, считай. А клоака у нас одна на всех, гражданин дядя Толя. Но то всё не твоя забота. Отдай мне бумажки Лёвы Чикашина, и я спокойно отвалю, не побеспокою больше. Слово даю.
— Ну-ка, где стоишь, там и стой, Мавр. Ствол опусти. А то у меня аж коленки подогнулись от страха. Боюсь давление поднимется.
— Дядя Толя, не будет пустого базара, а пугать тебя у меня пугалка не отросла, это мне известно. Я тебя, как мусора, всегда уважал, сам знаешь, я делал, ты ловил, нет вопросов. Всё по-человечески. А бумажки Лёвы Чикашина мне нужны. Они мои. Придётся по тебе пройти — пройду, дядя Толя. У меня сегодня так день не задался, что нет настроения никакого вообще. Я сегодня из ада вылез, а в ад меня дружок столкнул. Стрельну, дядя Толя, ей-богу. Отдай бумажки. Вон же они, на столе, в натуре.
— Ну так возьми, сынок. Подойди и возьми.
— Пустое… — начал Мавр и оказался рядом с Лазаревым. Лазарев, сколько ни было у него опыта, сумел лишь отдёрнуть голову, настолько, чтобы затыльник приклада ударил не в висок, а в подбородок. Лазарева отбросило спиной на обогреватель.
— В порожнее! — закончил Мавр.
Лазарев не обжёгся, на нём была куртка. Но это был нокаут. Он сполз на пол, на бок, обхватив лицо, елозил ногами. Мавр, страшно кусая губы, прокусывая их, стоял над ним, взвешивая в руках автомат, словно судьбу старого мента. Принял решение. Примерился и засадил ногой Лазареву в брюхо. Лазарева согнуло на полу, он захрипел. Потерявшего при ударе равновесие Мавра повернуло боком к двери, и он заметил, что дверь открывается. Реагируя на это, он потерял равновесие совершенно и, запутавшись в ногах, сел
