Самосбор - Олег Сергеевич Савощик

Из-за двери донесся судорожный всхлип.

– Живой. Лучше б я сдох…

– Почему мне сказали, что ты умер?!

Тишина. Потом возня, тихий звон и голос, доносящийся откуда-то снизу. Я уселся на пол и прислонился ухом к двери.

– Тебя-то после взрыва в элитный госпиталь поместили… А нас, простых смертных, в 587-ю травматологию. Которая одна на тридцать блоков. Лечили… Да какое там лечение! До вечера не загнулся – и ладно. А я-то как раз загибался. Мне позвоночник перебило – ни стоять, ни сидеть не мог. Когда почки отказали, думал – и хорошо, хоть отцу с мамкой обузы не будет. А потом он пришел.

– Он?

– Профессор. Сказал, что собирает совсем безнадежных для экспериментального комплекса лечения. Пообещал поднять на ноги, ну я и согласился. А что оставалось? Подписал соглашение под грифом СС, меня в тот же день транспортировали. Родителям сказали, что умер, а тело в соответствии с законом передано на дробление для пересадки нуждающимся. Такие дела…

– А дальше что?

– А что дальше… Нас сюда привезли, двенадцать человек таких же, как я, безнадег. А теперь я один остался, – тихий смешок. – Правда, на ноги меня он все же поставил. Только теперь они вряд ли мне пригодятся.

Еще один жуткий смешок. И странный звук. Будто железом по двери.

– Что с тобой сделали?

Тишина.

– Что сделали, Витя? Почему тебя держат в камере?

– Лучше тебе не знать, Жек. Ты только… помоги мне, а? Поможешь? Выпустишь меня? Ты ведь можешь, я знаю. У охраны есть ключ. Специальный, открывает все двери. Есть ключ, есть. Ты можешь ее открыть. Открой дверь, а? Открой! – голос зазвучал громче, быстрее, обрывая слова, глотая окончания, пока не перешел в визг. – Открой! Открой! Где ты есть?! Куда делся? Сука-сука-су-у-ука-а-а-а, я же из-за тебя здесь, все из-за тебя, урода, открой-открой-откро-о-о-О-О-О-ОЙЭТУПРОКЛЯТУЮДВЕ-Е-Е-ЕРЬ!

Герма затряслась от ударов, я кубарем откатился от нее, приложившись затылком о противоположную стену, за которой, в такт Витькиному воплю, бесновался Агрессор. Перемена произошла так мгновенно, что не оставалось сомнений – заперт Витек не зря.

И вдруг все закончилось. Шум стих, даже сони умолкли. В наступившей тишине я отчетливо слышал гул крови в ушах. Затем из девятой раздалось жалобно:

– Женя?

Я стоял чуть в стороне (и когда только успел подняться?), не решаясь ни уйти, ни приблизиться. А он будто слышал мое испуганное дыхание, потому что продолжил:

– Видишь, как… Нельзя мне тут оставаться. Это они заразили меня. А я не могу так… Не хочу. Я же не виноват…

Голос стих.

Как ликвидатор, я прекрасно знал, что назад Витьку дороги нет, а вперед – только одна. Но как человек, чей друг детства загибался от неизвестной заразы в закрытой камере, – не хотел этого знать. Я уже не был тем наивным ребенком, который верил, что ликвидаторы – герои, призванные помогать людям. Они всего лишь мусорщики, ассенизаторы, выгребающие дерьмо Самосбора. Профессия нужная и полезная, но далекая от совершенства. А люди, там работающие, от него еще дальше. Жесткие и непробиваемые, как несущие стены Хрущевки. А я давно уже перестал таким быть. Если вообще был когда-то.

Сказал, стараясь, чтобы голос звучал твердо и уверенно, хотя ни того, ни другого совершенно не ощущал:

– Не могу я просто открыть дверь, ты же сам понимаешь. Но постараюсь тебе помочь. Узнать, что здесь творится, доложить кому следует… Буду собирать информацию, а когда моя вахта закончится, пойду прямиком в…

– Ты что, так до сих пор и не понял? – перебил он. И пояснил с жалостью: – Никуда ты уже отсюда не выйдешь. Никто из вас не выйдет. Вы такие же подопытные крысы, как и мы, просто по ту сторону двери. Но это пока, Жень. Пока.

Звякнула цепь, потом стихла, и больше из-за двери девятой камеры я не услышал ни звука.

Следующие три дня прошли словно в тумане. Я никак не мог решить, что предпринять, и, как бы невзначай, расспрашивал соседей, объясняя свой неожиданно проснувшийся интерес к работе НИИ скукой. В нашем блоке жили стажерки Аня и Таня – сотрудницы Центральной, которым в блоке «А» не хватило места, но они сами ничего толком не знали. Им доверяли лишь самые простые операции, не допуская даже к подопытным соням, и что творилось за закрытыми дверями дальних лабораторий, они понятия не имели. Серега и Игорь, как сговорившись, заявили, что и думать об этом не собираются. Оба были женаты, имели по парочке отпрысков, обоим до конца вахты оставалось чуть меньше месяца, так что лишние проблемы им были совсем ни к чему.

Вот кто был не прочь почесать языком, так это Костян. Я наслушался его баек по самое горло, хотя половину из них знал и раньше. Он нес ахинею с таким искренним видом, что оставалось неясным, врет он или же сам верит в эти сказки? В любом случае я очень быстро пожалел, что вообще затронул его.

Удивила Юлька. Однажды за ужином она, старательно отводя взгляд, рассказала, что блок «А» уходит далеко вглубь Хрущевки. И что в нем есть целый отсек с палатами для обычных людей – она помогала несколько раз их уборщице мыть коридоры и видела краем глаза ряды больничных кроватей. Нет, что вы, конечно она не знает, от чего их там лечат. Но в колбах от капельниц вместе с жидкостью клубилось что-то такое… странного фиолетового цвета… Хотя нет, наверное это свет так упал. И вообще, ей, скорее всего, показалось, зря она начала этот разговор.

Пробормотав, что ей пора работать, она выскочила за дверь, оставив меня в полном недоумении.

– А ты ей нравишься, в курсе вообще? – Костя задумчиво смотрел вслед убежавшей девушке. Он подошел так неслышно, что я вздрогнул.

Нравлюсь ей? Большего бреда я от него не слышал, даже когда он на полном серьезе вещал о Желтом Цветке, растущем наверху гигахруща. Махнув рукой, я пересел к вентиляции и закурил, старательно пялясь в журнал «Смена» полуцикловой давности, хотя выучил его уже от корки до корки.

Ни одна из историй ничего так и не прояснила. Правду ли говорил Витек, или его уже привезли зараженным? Что он имел в виду, сказав, что мы не выйдем отсюда? Да и он ли это вообще был? Некоторые твари, переродившиеся в Самосборе, отлично имитировали людей. Возможно, теперь они научились и проникать в человеческую память, выуживая оттуда воспоминания о близких, чтобы принять их форму… Все что угодно возможно, а проверить-то как? Вот бы пробраться в блок «А», на месте узнать, что там творится.

Остаток дня я провел, строя бессмысленные планы проникновения в закрытый отсек. Ни один из них не выдержал ни малейшей