Воображаемые жизни Джеймса Понеке - Тина Макерети

моих чувств. Я бы не отказался от Билли. Не ради Художника или выставки, даже не ради милой мисс Ангус и щедрого мистера Ангуса. Я был знаком с Билли всего несколько недель, и он уже так много для меня значил. Мне следовало тогда предвидеть, что ждет нас в будущем.

Мы с Художником вернулись домой молча. По возвращении, если возникала такая необходимость, мы разговаривали друг с другом со всей сердечностью, зная, что в считаные часы нам предстоит отправиться в Павильон.

* * *

Теперь все внимание Художника было сосредоточено на его работе, и у него не было времени выполнять свои предыдущие обещания способствовать моему дальнейшему образованию, хотя я самостоятельно пользовался возможностью читать книги из его отцовской библиотеки или получал то образование, которое предлагал мне город в своих зданиях и магазинах. Благодаря хорошим отзывам и доходу от своего новозеландского предприятия, Художник теперь планировал экспедицию в южные районы Африки, по землям, которые, как и моя собственная, все еще были относительно мало изучены. А перед экспедицией должен был состояться выставочный тур по другим городам Англии. Похоже, каждый из нас все больше обрастал собственными заботами. Я настолько часто слышал, как Художник рассказывал о своей работе, что его речи больше меня не впечатляли, и мне хотелось чего-то большего. Однако мне не удавалось обнаружить никакой более глубокой связи с его интересами. Он взял от моей земли то, что хотел, и теперь стремился сделать то же самое в других землях: как только его книга будет продана, между нами все будет кончено. Когда я почувствовал, что интерес Художника ко мне угасает, мой собственный последовал его примеру. Я даже начал сомневаться в своих суждениях о нем, потому что они уже не захватывали моего внимания, и мне было непонятно, как им это когда-то удавалось. Поэтому, когда Художник попросил меня сопровождать его в том небольшом туре, я с извинениями отказался под предлогом, что мне нужно еще много сделать в Лондоне, чтобы закончить обучение. Неужели я настолько перерос того наивного мальчика, который покинул Новую Зеландию несколько месяцев тому назад?

Наш сезон в Египетском павильоне уже перевалил за середину, когда однажды со мной заговорил мужчина в дорогом, но покрытом пятнами от еды костюме.

– Эта выставка оказалась для меня крайне поучительной, – сказал он после несколько бурного знакомства, во время которого пожал мою левую руку своей правой и попытался сделать hongi (это стало моим привычным способом привлекать толпу), попутно стукнувшись со мной лбом и подбородком, прежде чем соединить свой нос с моим. – Да уж, эти далекие южные континенты и острова покрыты для нас мраком тайны, но ваше присутствие говорит об обратном. Я рад обнаружить, что вы, как и любой другой туземец из дальних стран, которого мне доводилось видеть или знать лично, в конце концов оказались всего лишь человеком.

Я не знал, как отнестись к этому комментарию.

– Нет. Понимаете, я хотел сказать… ну да. В вас нет вообще ничего необычного.

Наверное, при этих словах я вздернул нос.

– Не знаю, что сегодня со мной такое. Я пытаюсь сказать вот что: вы не дикарь, не полуживотное, не слаборазвитый и не полудикий человек. От нас хотят, чтобы мы поверили, будто весь остальной мир населен примитивными созданиями, которые мало чем отличаются от существ из зоопарка.

– Возможно, я бы предпочел походить на существ из зоопарка.

– Да, действительно, это не такая уж абсурдная идея. Я слышал, что в Европе так и делают.

– Я не имел в виду сидеть в клетке.

На этих словах мужчина смерил меня взглядом и резко и с облегчением выдохнул.

– Бог мой, нет. Вы совершенно от нас не отличаетесь. Признаюсь, поначалу меня переполняло любопытство, и я шел смотреть на каждого туземца, которого провозили через Лондон: лапландцев, индейцев сиу, готтентотку Венеру, пигмеев и ацтеков, которые, по-моему, все же были из другой части света, хотя у бедных крох, очевидно, хватало своих забот. Большинство из них прошли через вот этот самый зал. И поначалу я сомневался, особенно насчет низкорослых чернокожих из Африки. Вынужден признать, я действительно сомневался. – И он замер в сомнениях на еще одно долгое мгновение.

– Нет. Нет. Я не могу согласиться.

– С чем, сэр?

Мужчина, казалось, был крайне смущен собственными высказываниями.

– Со всем этим. Ты же здесь по доброй воле, не так ли, сынок?

– Да. У меня все хорошо. – Моя история была длинна, а я устал. Я не был уверен, что готов изложить ее этому незнакомцу.

– Гм. Это головоломка, которую у меня не получается собрать. Я чувствую, что мы совершаем очень большую ошибку. И однако же, вы здесь по собственной воле, хотя я не мог бы сказать то же самое про готтентотку или деформированных бедолаг, которых иногда тут выставляют.

– Деформированных?

– Низкорослых, высокорослых, слишком толстых или слишком худых. В струпьях или увечных. Пока мы тут с вами разговариваем, в соседнем зале женят карликов!

Да. Мне очень хотелось познакомиться со знаменитыми «Веселыми карликами из Мидлсекса, вступающими в брак» – это представление открылось всего лишь три дня тому назад.

– Я могу говорить только за себя, – сказал я. – Со мной обращаются хорошо. Я много получаю взамен.

– Ну, я полагаю, вы зарабатываете на жизнь. Я надеюсь, что это так. Но это понукание… Иногда они кажутся унизительными. – Мужчина придвинулся ко мне, чтобы понизить голос. – Мне предлагали разное. Извращенные забавы. Я был оскорблен и предал это огласке, но все же…

Я не мог сообразить, чего он от меня добивался этими излияниями, но его смущение определенно заразило меня самого. Иногда единственный способ что-то выяснить – это спросить напрямик.

– Что вам от меня нужно?

– Ха! Отпущение грехов! – Мужчина отступил назад, смеясь над собственной неловкостью. – Нет, милый мальчик, мне ничего от вас не нужно. Приношу извинения за то, что обременил вас своими заботами. Мой брат говорит, что у меня чересчур чувствительная душа, раз я всегда беспокоюсь о тех, кому в жизни повезло меньше, чем мне. Для него само собой разумеется, что у каждого в обществе есть свое место – только его собственное. Профессия, здоровье, благосостояние, пол и раса. По его словам, ничего из этого нельзя изменить. Мы рождены с этими характеристиками. И должны научиться соответствовать своему состоянию. – Он принялся суетливо теребить перчатки и шляпу, и, чтобы отделить их друг от друга, ему потребовалось немало времени, в течение которого он не переставал говорить. – Мой старший брат считает, что мне следовало бы податься в священники, тогда мои добрые дела и чувство вины принесли бы пользу, но