Апокалипсис в шляпе, заместо кролика - Игорь Сотников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Знаю я это твоё ничего. И не просто знаю, а преотлично знаю, откуда оно растёт.
А Тёзка уже подцеплен на закинутый Михаилом крючок. И он с повышенной заинтересованностью и ещё не отдышавшись волнением, спрашивает Михаила. – Откуда?
– А от того всё это ничего возникает, потому что все бабы дуры. – Без всякого смягчительного разглагольствования, вот так прямолинейно и отчасти самонадеянно делает такое утверждение Михаил, и не думая отводить в сторону от Тёзки свои глаза, а в упор на него смотря.
И не успевает Тёзка возмутиться: «Это ты тут на кого намекаешь?!», а может и возразить, или даже оспорить: «Прошу не обобщать», как Михаил делает знаковое уточнение в виде вопроса.
– А дуры, знаешь почему? – спрашивает Михаил. А Тёзка скорей на подсознательном уровне, чем в здравом уме и рассудке, имеет на этот счёт некоторые догадки и соображения, а так он оформить в слова эту свою догадку не может.
– И почему? – интересуется Тёзка, отложив про запас выяснение спорных моментов в деле обобщающих выводов Михаилом.
– А потому, – на глазах Тёзки набирает высоты и веса Михаил, озвучивая эту горькую для всех мужиков истину без всяких возражений, – что они никогда нас не слушают и не слушаются. – И чёрт возьми Михаила, как он прав в глазах потрясённого правотой его слов Тёзки. И эти заверения Михаила падают на благодатную почву сомнений и расстройства Тёзки, и он стоит в ошеломлении и согласно кивает головой, как заворожённый: И-то, верно.
А Михаил на этом не останавливается и продолжает вгонять в хаос и беспорядок внутреннюю обстановку в Тёзке. – И они не просто нас не слушают, а целенаправленно это делают. И твоя дорогая…Да, кстати, как её зовут? – Михаил делает вопросительный отступ. А когда Тёзка озвучивает имя своей дорогой, он берётся за продолжение своего пояснения вероломной сущности тех гражданок, кто так дорого нам обходится, и сам понимаешь, почему они ходят рядом с нами и называются в таком дорогом качестве.
– А она заместо того, чтобы вечером убаюкаться в твоих крепких объятиях, к которым в итоге приведёт незамысловатый со стороны, но столь многозначный для вас вечер наедине друг с дружкой, когда жизнь так вас в счастье захватило, о чём ты весь вечер нашептывал на ушко своей Клаве, а она уходила от прямых ответов на твои заманчивые предложения с помощью прыскающего в нос смеха, берёт и на другую чашу весов ставит своё желание сделать себе новую причёску, которое и перевешивает её в свою сторону. И в итоге получается, что она ходит с новой причёской, а ты с такой неустроенностью в голове. – Заявляет Михаил, окончательно вбивая Тёзку в отчаяние и на пару сантиметров в землю.
Ну а дальше Михаилу и не нужно сильно стараться, когда Тёзка уже сам непременно желает его сводить в тот самый погребок и до беспамятства там напиться. – Будет знать, как меня не слушаться. – Мстительно посмотрев в сторону своего дома, Тёзка садится в такси и вскоре они уже находятся в том самом погребке, куда заглядывают всё больше люди с отчаянными мыслями и желанием выплеснуть во вне все эти эмоции. Там они в самые скорые сроки с помощью алкоголя набираются ещё большим желанием быть строже к своим вторым половинам (это понятно, что относится только к Тёзке), а для этого, по мнению Михаила, нет более действенного способа, как заставить поволноваться в истерике и главное, с ревнивым осадком, свою ветренную половину.
– У меня есть на примете пару птичек, – говорит Михаил, одним глазом косясь на Тёзку, а другим в сторону тех самых «птичек», двух беззаботных дам, кто вполне отвечает такому замутнённому взгляду на них со стороны Михаила, – чьё рядом с тобой присутствие точно вызовет беспокойство у твоей дорогой. И пусть воочию убедится, как далеко может завести её строптивость. – Михаил на этом месте придал уверенности своему заявлению тем, что сунул под нос Тёзки кулак.
А Тёзка, хоть и крепко настроен досадить Клаве, всё же он ещё испытывает в себе некоторую неуверенность и слабохарактерность (он хочет миром решить эту проблему с Клавой).
– Мне всё же надо ей позвонить. – Говорит Тёзка. – А то уже поздно. – А Михаил в момент вычислил в Тёзке эту малахольную нерешительность малоопытного супруга, который ещё живёт в иллюзии безмятежности взглядов на свой счастливый брак, которому уж точно не грозят несчастья, а все описываемые случаи из жизни бывалыми и опытными людьми, их точно не касаются. – И наш брак будет идти к своему укреплению и счастью не посредством стечений жизненных обстоятельств, а мы сами будем кузнецами своего счастья. – Вот так самонадеянно ещё смотрел на себя и свой брак Тёзка, эта простота и наивность. Кого Михаилу и не хотелось бы прямо сейчас, со всего маху, лбом об кирпичную стену фактов расстраивать, но он по себе отлично знает, что всякое промедление в сердечных делах только усугубляет болезнь. И нужно сразу ампутировать возникшую проблему.
– Тьфу, слюнтяй. – В лице негативно в сторону Тёзки выразился Михаил, и обнаружив в его руках телефон, с помощью которого он собирался сдать свои позиции, немедленно реагирует. И он со словами: «Давай я сам наберу, а то ты ещё спутаешь, или в самый последний момент с робеешь», протягивает к нему руку.
А Тёзка и в самом деле имеет все возможности спутать номер дорогой и вместо неё позвонить Дементию Аристарховичу, чьё имя находится в телефонной книжке рядом с именем его дорогой. И тогда точно Дементий Аристархович, человек консервативных взглядов на молодёжь, – а так-то он себе всякое чудачество позволяет, – будет поставлен в крайне неловкое до удивления положение, когда к нему так фамильярно обратится Тёзка, назвав его дорогая.
Так что Тёзка, догадываясь о том, сколько у него много номеров записано в телефонной книжке, подспудно чувствуя, что вполне способен свернуть не на ту дорожку и позвонить тому, кому уж точно в таком своём состоянии звонить не следовало, а уж говорить о некоторых затаённых в своём сердце и мечтах вещах, это вообще верх безумия,
