Sindroma unicuma. Книга 2. - Блэки Хол

Ванная комната, совмещенная с туалетом, дублировала спальню цветом и идеальной чистотой поверхностей. Рядом с душевой на необычных декоративных крючках висели полотенца. Я выбрала красное, похожее на моё, оставшееся в общежитии. Оставив одежду на узком столике, залезла в душевую кабину и пожалела, что не сделала выбор в пользу ванны. Душевая походила на самолет с множеством непонятных кнопок и рычажков на панели.

Вдохнув поглубже, решительно повернула краник со значком «волна». В спину подуло прохладным воздухом, и я поспешила вернуть краник в прежнее положение. Подумав, выбрала другой краник со значком «капля», теперь уж точно не промахнусь. Сверху обрушился поток ледяной воды. От неожиданности я взвизгнула и забилась в дальний край душевой, дрожа от холода и потрясения. В горле засаднило от звуковой перегрузки.

— Что случилось? — послышался обеспокоенный возглас, и рифленые стенки кабины показали искаженный силуэт Мэла, влетевшего в ванную. — Эва, ты ударилась? Ответь! — застучал он по пластику.

— Н-нет, — ответила я, клацая зубами. Пробравшись боком вдоль стеночки, просунула нос через щелку в дверце.

— У тебя синие губы! — испугался Мэл. — Ведь знал же, что не стоило оставлять тебя одну. Вылезай!

— Д-дай полот-тенце, — протянула руку.

Конечно же, Мэл стянул с крючка самую большую махровую простыню. Закутавшись в нее с головой, я вывалилась из душевой кабинки.

— Ты вся дрожишь, — обнял он меня. — Что случилось?

— В-вода х-холодная, — пояснила я, заикаясь.

Мэл согревал до тех пор, пока меня не перестало колотить. Я могла простоять вечность, пригревшись в кольце его рук, и ноги не отвалились бы от усталости.

— Наверное, Севолод заждался. Сидит и ругается.

— Ни разу не слышал, чтобы он бранился, — хмыкнул Мелёшин.

Подняв голову, я встретилась с его глазами. Сейчас поцелует, — мелькнула мысль. А если не сделает этого, то сделаю я. Сглотнула, и горло отозвалось болью. Вот и проявились первые признаки обострения болезни.

Мэл уже потянулся, уже наклонил голову, когда я спросила:

— У вас в душе возможно вымыться?

— То есть? — отвлекся он.

— Меня то ветрилой с ног сдувает, то леденущей водой окатывает.

На лице Мэла расцвела ухмылка и тут же погасла под гневным взглядом. Отодвинув дверцу душевой, он потрогал бьющие сверху струи и покачал головой. Сунул руку и, дотянувшись до панели, повернул краник, не побоявшись, что сверху хлещет ледяная вода, и что рубашка намокла.

— Эвка, ну, ты даешь, — сказал с укоризной и завернул мокрый рукав. — Давай объясню.

Мэл показывал, для чего предназначены разные кнопки и рычажки, а я смотрела на смуглую руку с черными короткими волосками, напрягшимися мышцами и линией выступивших вен, и вспомнила совместное пробуждение. Чтобы скрыть смущение, сказала сварливо:

— Ладно, понятно. Иди, — и начала подталкивать лектора к выходу.

— Ну, уж нет. Подожду здесь, — выдал Мэл.

— Где «здесь»? — изумилась я.

Вместо объяснения он опустил бежевую крышку бежевого унитаза и уселся на нее.

— Неудобно, наверное, — растерялась я. — Ноги затекут.

— Вполне, — заверил Мэл. — Поспеши, а то слышу дядины шаги на лестнице.

Я метнулась в душевую кабину. Второй заход получился удачным: организм понежился под массирующими струями теплой воды вкупе с фруктовым ароматом мыльной пены. При правильном подходе душевая оказалась совершенством инженерной мысли, если учесть, что в голове не отложилось назначение половины кнопок и рычажков. У меня получилось высушить себя и кабинку. Чтобы завернуться, я просунула руку за полотенцем и не обнаружила его на полу — там, где бросила.

— Мэл! Дай, пожалуйста, полотенце!

— Зачем надрываешь горло? Голос совсем сядет, — ответил он неожиданно близко, за дверцей. — Высохла? Буду подавать вещи, а ты одевайся.

Я открыла рот, чтобы поблагодарить, но тут меня осенило, что поначалу в ход пойдет нижнее белье.

— Я сама! — потребовала, но запоздало. В узкой щели показался первый предмет.

— Не сомневался, что носишь с мишками и зайчиками.

Представив ухмылку Мэла, я сказала сердито:

— Вообще-то это горошек.

— Странная форма для горошка.

— Хорошо. Если тебя беспокоит, то это сложные фигуры, и я люблю геометрию, а не лопоухих и мохнатых, — ответила сварливо.

— Похвально, — за дверцей послышался смешок, и рука протянула следующий элемент одежды. — Приятно сознавать, что моя де… что у тебя не кисель в голове.

Я выхватила, ядовито просипев:

— Помнится, кто-то говорил, что у меня всего одна извилина.

— Да, так и сказал: одна, зато прямая и… упругая.

Шутничок выискался. Высунув руку за дверцу, я нетерпеливо пощелкала пальцами:

— Дальше!

Облачившись в привычную одежду, вздохнула с облегчением и показалась на глаза Мэлу. Оглядев меня, он протянул руку:

— Пошли.

За время отсутствия кровать в спальне кто-то застелил, укрыв атласным бежевым покрывалом. У выхода замерли в ожидании сапожки. Мне показалось кощунством утаптывание ковра уличной обувью, но Мэл разгуливал по комнате в ботинках, и я, последовав его примеру, обулась.

— Проголодалась?

Я прислушалась к себе, и в животе слабо буркнуло.

— Не особо. Аппетита нет.

— Будем нагуливать, — сказал Мэл. Повернул ручку двери, и мы отправились на завтрак с заждавшимся Севолодом.

6.1

В коридоре — бледно-розовые стены, темные двери. В промежутках — картины и гравюры, колонные выступы с необычными профилями и декоративные элементы, притягивающие взгляд. Взять тот же угловой столик на радиусной подпорке, изъеденной сырными дырками.

Своеобразные конструкции впечатляли. Похоже, хозяевам нравилось экспериментировать с сочетаемостью несочетаемых форм.

— Твой дядя оригинальный дизайнер, — заметила я, любуясь винтовой лестницей с консольными ступенями в виде черно-белых клавиш и перилами из металлического кружева.

— Это тетушка самовыражается, — пояснил Мэл неохотно.

— У нее нестандартное видение. Воплощает в жизнь специфические идеи.

— Ничего необычного. Открываешь каталог модных интерьеров, тыкаешь пальцем, исходя из настроения, и через день начинается ремонт, — пожал он плечами.

На повороте мы столкнулись с детьми лет семи — десяти: мальчиком и девочкой, внешне очень похожими друг на друга. Девочка — в строгом платье с ажурным белоснежным воротничком, а мальчик щеголял в жилетке и с бабочкой.

— Привет, Мэл, — поздоровался мальчик с Мелёшиным, а мне важно кивнул. Девочка присела в легком книксене.