Наша жизнь с господином Гурджиевым - Фома де Гартман

Когда они начали открывать и развязывать сумки на лошадях, у моей жены было время забрать несколько вещей, включая мой дождевик (столь важный для меня), из кучи вещей, которые они отложили. Наконец, когда был закончен просмотр вещей, то, казалось, они уже стремятся убраться. «Поторапливайтесь, быстро! Там, внизу, вас ждёт ещё множество наших людей!» Они начали карабкаться назад на гору, но моя жена последовала за ними и попросила их написать на маленьком кусочке бумаги, что они уже забрали всё ценное. Один из них что-то нацарапал, и потом они быстро исчезли в направлении деревни, из которой мы пришли.

Мы переупаковали вещи настолько быстро, насколько это возможно, и отправились в путь; только тогда мы заметили, что наши руки и колени дрожат. Наш путь хорошо просматривался, и мы ожидали снова увидеть фигуры на вершинах холмов. Но ничего не произошло, другие грабители не появились.

Была и большая опасность, которая, к счастью, не произошла: разбойники могли похитить мою жену! Но она была тогда худая, как щепка, а восточные мужчины любят только полных женщин.

Только когда дорога пошла через густые кусты рододендронов, мы смогли свободно вздохнуть. Мы не останавливались ни на секунду, и в три часа добрались до деревни, где нас ожидали г-н Гурджиев и остальные. Мы рассказали всё, что произошло с нами. Он выслушал до конца, с особым выражением на лице, и вообще ничего не сказал. Это очень задело мою жену. Однако он позволил остановиться нам не в доме с остальными, а в отдельной хижине в саду, под грушей. Хижина была треугольной, покрытой соломой, внутри были соломенные матрасы на полу. Там мы чудесно отдыхали несколько дней.

XI

Сочи

Теперь путешествовать стало намного легче; от деревни к деревне шла проторенная дорога. Проезжая через леса, полные цветущих олеандров, мы были глубоко тронуты этой прелестной нежной красотой после голых скал. Я помню один момент, версты за две до места нашей следующей остановки: был полдень, солнце нещадно палило, тяжёлый рюкзак резал мне плечи. Идти было очень больно, потому что мой разбитый ноготь начал нарывать. Более того, и у меня, и у моей жены на ногах были большие волдыри, вероятно, от какой-то ядовитой травы. Но я был в таком состоянии эйфории и жизнерадостности, что мог идти и идти. Даже мой рюкзак напоминал мне: «Не забывай себя!»

Г-н Гурджиев рассказывал нам в Ессентуках о настоящей вере – не догматичной вере, держащейся на страхе перед муками в аду. Он сказал, что настоящая вера – это знание-чувство, «знание сердца». Это знание горит, как яркий свет в жизненных кризисах. За это путешествие мы пережили истину его слов.

Г-н Гурджиев нанял новую линейку. Мы сбросили на неё все наши личные мешки, покончив, таким образом, с сильнейшим дискомфортом от ремней. На следующий день, когда мы приблизились к Бабук-Аулу, большому селу около двадцати вёрст от Сочи, начался страшный ливень. Г-н Гурджиев с нашими вещами на линейке быстро уехал вперёд, оставив нас далеко позади, прячущихся под деревьями от шторма. Когда мы, наконец, добрались до деревни, нас встретил некий человек и отвёл к г-ну Гурджиеву. Тот решил отдохнуть здесь несколько дней и уже нанял комнаты в доме приветливой и симпатичной польки-землевладелицы и дорожного инженера В. Ю. Филипповича. Г-н Гурджиев им искренне понравился.

У нашего хозяина был красивый голос, бас, он очень любил петь польские песни. У них в доме была русская печь. Мадам Островская очень быстро сделала лепёшки из кукурузной муки, сметаны и масла. Мы все их ели с большим удовольствием. Когда Филиппович упомянул, что некоторые преуспевающие продавцы чая построили возле деревни турецкую баню, г-н Гурджиев, не тратя времени, организовал её для нас. Сначала женщины, а потом мужчины насладились ей в полной мере, после чего мы отправились располагаться на ночь. В доме была только одна кровать, и Филиппович с радостью предоставил её г-ну Гурджиеву. Остальные счастливо и спокойно спали на деревянном полу.

Во время нашей остановки из бесед с местными крестьянами г-н Гурджиев узнал, что где-то в окрестных горах есть дольмен, и есть охотники, знающие его местоположение. Изучение дольменов было одной из настоящих целей нашей «научной экспедиции», поэтому на следующий день все мы направились в горы с этими охотниками в роли проводников.

Они вели нас по местности, почти полностью покрытой густыми кустами лесного ореха и олеандрами. Пробивая себе путь через этот подлесок, мы добрались до маленького чистого участка, где и нашли дольмен. Это место выглядело необитаемым уже много лет. Охотники сказали, что одно время крестьяне использовали это сооружение как курятник.

Дольмен был тяжёлой каменной коробкой, площадью семь или восемь футов, и примерно столько же в высоту, выдолбленный из одной скалы. Стены были семь или восемь дюймов в толщину, плотно покрытые одним плоским камнем, который со всех сторон выступал за пределы коробки. На одной из стен была почти идеально круглая дыра, десяти или двенадцати дюймов в диаметре. Моя жена с трудом пролезла в эту дыру и обнаружила, что дольмен совершенно пуст. Я помню, что это отверстие выходило на юго-восток.

Есть теория, что дольмены – это жертвенные алтари, но это очень сомнительно. Г-н Гурджиев сказал, что они могут быть дорожными знаками, указывающие к местам посвящений. Он спросил охотников, не знают ли они других дольменов в этих лесах, но те ответили, что не видели больше ни одного.

Потом г-н Гурджиев сделал несколько измерений, по которым определил направление, и мы пошли через кустарник. Чтобы линия была прямой, он просил нас через интервалы помечать свой путь ветками, на которые мы привязывали носовые платки. Нам нужно было топорами прорубать путь сквозь густой девственный лес. Через некоторое время мы пришли к другому дольмену, полностью скрытому травой и кустами, но неповреждённому. Ещё дальше мы нашли третий, его разбитая каменная крыша лежала неподалёку. Снова внутри ничего не было. Это открытие г-на Гурджиева было результатом расчётов. Оно поразило нас настолько же сильно, насколько и охотников, считавших, что они знают свой край в совершенстве.

Спуск с мест, где были дольмены, был опасно крутым. Наши проводники вывели нас из самой густой части леса, но там не было тропы, по которой идти, и угол склона был около пятидесяти пяти градусов. Мы спросили проводников, как лучше всего спуститься вниз, и они очень серьёзно ответили: