Последняя акция - Ковалев Анатолий Евгеньевич

— Вера, — позвал ее мужчина лет сорока, только начинающий лысеть, при этом в зачесанных назад иссиня-черных волосах не было видно ни единого седого волоска. «Наверное, красится», — решила в первый же день знакомства Вера. Мужчина носил короткие европейские усики и имел неприятную привычку теребить их во время разговора. Сегодня на Хуане Рамоне были ослепительно белый костюм и рубашка цвета морской волны. — Я, кажется, опоздал?

— Ничего себе «кажется»! — возмутилась Вера. — Я тебя уже сорок минут жду! Ты хочешь, чтобы я навеки осталась в Акапулько?

— Вера, не сердись — я тебя провожу! — Он присел напротив, но не стал ничего заказывать.

«Он проводит! Герой! — Она опустила глаза, обращаясь к Дуньке, которая лежала у нее на коленях, — Вера мгновенно убрала ее под стол, как только появился Хуан Рамон, будто испугалась, что тот начнет приставать к «бедной девочке». — Как бы нам с тобой, Дуняша, не пришлось отбивать этого героя от местной шпаны!»

— Не сердись, — еще раз попросил он. — Я принес тебе бумаги, подтверждающие, что деньги на счет вашей фирмы отправлены, потому и задержался.

— Что же ты сидишь? Доставай, показывай! — Вера чуть не прыгала от счастья. Ее миссия в Акапулько подходила к концу. Из-за этих несчастных бумажек она опасалась, что ей придется продлять визу.

Хуан Рамон не торопясь раскрыл кремового цвета дипломат. Он так ослепил ее своим сегодняшним нарядом, что дипломата в его руках она вообще не заметила. Хуан Рамон долго рылся в целой кипе бумаг.

«Что он там копается? — Вера теряла терпение. — Где не надо, он очень скор!»

— Вот, — протянул он ей наконец две какие-то бумажки, которые Сатрапова немедленно разложила перед собой и принялась изучать. Оторвавшись от них, она впервые за пять дней пребывания в Мексике улыбнулась мексиканцу, да еще такой улыбкой, от которой любой мужик сошел бы с ума, не говоря уж о Хуане Рамоне.

— За это надо выпить, — предложила она.

«За это» они не только выпили. Спустя примерно два часа Хуан Рамон держал в своих широких ладонях, как драгоценный сосуд из Музея антропологии, ее голову в спутанных мокрых волосах, разметавшихся по подушке. Он целовал ее острые, совсем еще девичьи груди и входил в нее медленно и равномерно. Так парусник покачивается на волнах от легкого бриза. Вера тихо постанывала. А под кроватью валялась Дунька с оторванной головой — голова закатилась под тумбочку с телевизором. В телевизоре беззвучно пели три мужика в сомбреро.

Блюм выложил Ивану все и в то же время не совсем все. Он по-прежнему никак и нигде не упоминал Соболева, но подробно изложил обстоятельства похищения Маши Преображенской. При этом Стацюра и вида не подал, что знаком с Анастасией Ивановной. Удивил Ивана рассказ Миши о сумасбродном леснике Калмыкове.

— А его ты зачем сюда приплел? — Стацюра, по обыкновению, крутился в своем кресле, зажав в кулачок подбородок. — Не можешь найти преступника и хочешь свалить все на ведьм и упырей? Так дело не пойдет, Мишенька!

— И все же я хочу завтра-послезавтра съездить к старику поговорить, — соврал Блюм. — Вдруг он и в самом деле что-то видел? — Блюм сам не знал почему, но хотел увидеть реакцию Ивана на эти слова и фразу заготовил заранее. Но реакции не было никакой. Стацюра не изменил ни позы, ни выражения лица, а лишь задумчиво произнес:

— Что ж, съезди, поговори, если тебе больше делать нечего.

Миша пытался перехватить бегающий взгляд Ивана — он хотел понять, что из переданной им информации задело шефа. А что-то задело наверняка, потому что Блюм отчетливо слышал, как тот, крутясь в кресле, постукивал носком ботинка об пол. Верный знак — нервничает. Миша выжидательно молчал — ведь первой же произнесенной фразой Стацюра может выдать причину своего волнения. Напряженную тишину прервал глухой звук от падения на пол какого-то предмета.

— Ах, черт! — выругался Стацюра. — Замучили меня эти запонки. — Он нагнулся и достал из-под стола не лишенную изящества серебряную вещицу, украшенную жемчугом.

Будучи секретарем райкома комсомола, Иван Стацюра одевался просто, следуя имиджу «рубахи-парня». Не выносил галстуков, белых сорочек, лакированных туфель. Из-под костюмчика пошива местной фабрички всегда торчало что-нибудь незатейливое в клеточку или в полосочку. В новом качестве председателя инвестиционного фонда Иван придал своему гардеробу более респектабельный вид. У него появились цветастые галстуки от Живанши, костюмы от Кардена и Версаче, а главное — на работу он теперь надевал исключительно белые сорочки, дополняя их дорогими запонками, которые вновь стали входить в моду у кого-то из «великих кутюрье».

— Недавно так потерял одну, — продолжал досадовать Стацюра.

«Что ж, поговорим о запонках», — сказал себе Михаил, расстроенный таким внезапным и нелепым уходом от темы.

— Дорогая была? — поинтересовался он с сочувственным видом.

— Да не в том дело, дорогая или нет, — махнул рукой Иван. — У меня ведь комплект. Понимаешь? — Он указал на заколку для галстука, такую же серебряную, с жемчугом. — А вот янтарную потерял — хоть и не дорого, а комплект — тю-тю!

— А где потерял? — развивал, как ему казалось, бесполезную тему Блюм.

— А черт его знает, — жаловался Стацюра, вертя в руках непослушную запонку. — Сначала думал, в машине. Обыскал все — ни хрена!

Так, несолоно хлебавши, он покинул кабинет шефа. Тот не спросил его больше ни о чем и назначил новое свидание во вторник, также в обеденный перерыв, если не возникнет ничего срочного. «Что он имел в виду? — задал себе вопрос Миша, закрывая дверь. — Новую похищенную девочку?»

Секретарша Стацюры на сей раз сидела за своим столом, попивая кофе с импортным печеньем, и, по-видимому, не собиралась никуда уходить. «Вот незадача», — подумал Блюм и сам не заметил, как его понесло:

— Приятного аппетита!

— Спасибо, — улыбнулась она.

— Вы не могли бы мне помочь в одном запутанном деле, — загадочно начал он, усаживаясь напротив. «Если сейчас откроется дверь и выйдет Стацюра, пусть думает, что я заигрываю с его секретаршей, — решил Миша. — Он меня на этот счет хорошо знает».

— А в чем, собственно, дело? — Она быстро заморгала пушистыми ресницами.

— А дело, видите ли, в том… — Тут он запнулся, потому что не знал, с какой стороны подойти, не продумал ситуацию. «Ну, быстрей же, быстрей же, идиот!» — подгонял он себя. — Есть у меня дружок, Антон. Очень застенчивый парень. Он должен был в среду по моей просьбе позвонить вашему шефу — узнать у него насчет акций.

— Всех, конечно, не упомнишь. Но если он не застал Ивана Сергеевича на месте, то я бы записала этот звонок.

Она перелистала свой ежедневник.

— Звонил какой-то А. А.

— Так это он и есть! — обрадовался Михаил. — Антон Анашенков! Вот балбес! Даже назваться толком не может. Застенчив. Ничего не поделаешь. Хоть позвонил — и на том спасибо! — Блюм уже было направился к выходу, но поймал на себе подозрительный взгляд секретарши.

— А он ведь не насчет акций звонил. — Она больше не улыбалась.

— А насчет чего? — застыл на месте Михаил.

— Ак-ци-и, — произнесла она по слогам и пояснила: — Одной акции.

Он не вышел, а выскочил из подъезда инвестиционного фонда «Святая Русь» и опрометью кинулся к ближайшему таксофону. «Акция! Акция! — стучало у него в висках. — Голова еловая! Как я это прочитал с «и кратким»? Соболев прав — Ваня тоже тут замешан! И я таки дал ему сегодня информацию к размышлению, — не без удовольствия вспомнил Миша. — Что ж, поиграем в открытую. Предположим, Ваня — главная фигура в игре. Что он предпримет в первую очередь? Уберет с глаз долой Буслаеву. Мне это надо? Не надо, но пешкой можно пожертвовать ради ферзя. Что еще? Калмыков! Ване не понравилось, что я хочу с ним встретиться. Значит, и там без него не обошлось? Не зря же на следующий день я нашел на бампере его машины увядшую купавку. Ай да Ваня! Шастать на «мерседесе» по лесам! Какая пошлость!»