Тетя для мажора - НеНастья

в ближайший отель. Но я же не маньячелло какой-то! Обещал показать ей красоту, значит, покажу! — Уговорил Посейдон повелителя ветров Эола тучами закрыть утреннее небо и не дать солнцу осветить небосвод.

— Продолжай… — Карина неоднозначно выдохнула, плавясь, словно масло, в моих объятиях.

— Ждала Аврора на скале первых утренних лучей, но неведомо ей было, что солнцу никак не взойти. Так и задремала в ожидании, — не выдерживая, я медленно сжал ее шею, поворачивая к себе, и уже хотел впиться в девичьи губы, будто раненый коршун, как на мгновение взглянул на нее. Глаза Карины были закрыты, а с дрожащих губ слетел тихий рваный вздох. Естественно, она ждала этого поцелуя не меньше, чем я, и, скорее всего, перебывала в каком-то трансе от моих ласк. Но у меня вдруг внутреннее эго-то щёлкнуло, и, как самовлюблённый пиздюк, которого задело неразделённой любовью, о которой я сейчас тут распинался, я вернул Янчевскую в исходное положение и, глубоко вздохнув, продолжал на серьёзных щах свое повествование, тем самым возвращая себе остатки контроля и возвращая Карину в реальность.

— Подкрался Посейдон к Авроре и уже было околдовал её, но тут она очнулась и выскользнула из рук Посейдона волшебная диадема. От удара о скалу осколок алмаза короны упал в расщелину. Потеряла диадема колдовскую силу. Так и ушел ни с чем Посейдон.

— И все? — моя принцесса тоже очнулась и растерянно уставилась на меня, хлопая ресницами.

— Рассеялись тучи. Взошло солнце. Встретила Аврора рассвет и украсила утро чудесной зарёй, — я прочистил горло, вскидывая взгляд далеко в синее море. — Упал луч и в расщелину, где лежал осколок диадемы. Вспыхнул он ярким светом и превратился в прекрасный замок. И стоит этот замок на самом краю скалы — как символ неразделённой любви. Неразделённой, мать вашу! — последнее, ясен пень, не сказал в голос, а добавил про себя.

— На самом деле, реальная история звучит так… — Карина подалась ко мне, обвивая шею руками. — Замок принадлежал русскому генералу, участнику русско-турецкий войны, имя его, к сожалению, не сохранилось. — Она с тревогой пристально смотрела мне в глаза, пытаясь уловить нотки перемен моего настроения. — Изначально здесь была его дача, которую он назвал Генералиф, что означает «сад высокопоставленного», и никакой неразделённой любви здесь нет, ты слышишь?! — последнее она выдала с особо дрожащими и волнительными интонациями, обхватив мое лицо двумя руками, пронзительно всматриваясь мне в глаза, а такое чувство, что в самую душу. Я правильно понял? Это то, что я думаю? Неразделённой любви нет?! А какая тогда есть? За грудаком что-то горячее разлилось, огненное, и такое, сука, прекрасное, что хотелось смеяться без остановки. Прилив бесконтрольного, хаотичного восторга, словно отборный сорт марихуаны, втянул полными легкими. Очуметь! Сердце барабанило, словно дурное, сходя с ума от новых и слишком мощных для него чувств.

— А какая есть? — свой странный вопрос выдал севшим от возбуждения и переизбытка эмоций голосом. — Какая?

Опьянённым взглядом Янчевская смотрела на мои губы, слегка касаясь их, словно стесняясь, подушечками своих пальцев, а я, бля, как в беспамятстве, не двигаясь, наблюдал за каждым ее жестом, боясь пропустить что-то важное, самое, сука, важное. Мне на секунду пришла долбанутая мысль, что если не шевелиться и не дышать, я смогу продлить это чудное мгновенье до бесконечности, до безумия!

— Егор, я хочу, чтобы ты знал, — шептала мне Янчевская прямо в губы. — Как бы там ни было, и, несмотря на то, как сложатся обстоятельства в дальнейшем, мне с тобой было хорошо, так, как никогда и ни с кем! — с этими словами Карина подалась вперёд еще больше и накрыла мои губы своими, пока мой плавившийся мозг переваривал сказанное.

Соприкоснулись губами, едва дыша. Поток тепла, раскалённой магмой стремительно несся по венам внутри меня, внутри грудной клетки, глубоко внутри самого сердца. Рвано дыша, прижимал Карину к себе, словно она самое дорогое, что у меня есть, словно она все, что у меня есть, черт побери! Огонь в солнечном сплетение был такой мощный, что казалось, он своим жаром прожигал насквозь и Янчевскую, когда наши тела соприкасались. Свидетельством тому было ее сбывшееся дыхание и тихие стоны. Я запустил пятерню в ее волосы на затылке и медленно потянул, заглядывая в глаза. Она смотрела на меня, еле подняв веки, и улыбалась, так блаженно, так упоительно, как малахольная! Тот еще кайф!

— …Тебя! — от нахлынувших чувств мой язык прилип к небу, поэтому я выдал только вторую часть своего признания, но моя, судя по всему, все поняла и прильнула ко мне страстным поцелуем. Секунда, и земля под нами начала беспорядочно вращаться.

Глава 32

— Все теперь будет по-другому! Все теперь у нас будет!

Егор(с).

— Егор… Егор, погоди… — Карина шептала, царапая меня ногтями по затылку. — Нам все равно не стоит забывать, что мы не одни! — как всегда, призывала меня к здравому смыслу, который напрочь терялся, когда она рядом.

С трудом отстранившись, прихватил губами ее подбородок. Янчевская невольно вздрогнула, я же продолжал кусать. Блядь, всю жизнь думал, что алкоголь пьянит, что я от него летаю, но ни одно горячительное пойло, пусть даже самое элитное, не сравнится с теми приливами кайфа и удовольствия, что вызывала у меня Карина. Все ерунда. Полная хрень. Как остыть? Остыть, и на берегу решить те самые важные вопросы, которые не дают мне покоя. Что будет дальше? Что между нами будет, ведь отпускать я ее больше не намерен!

— Вон дерево желаний! — взяв Карину за руку, потащил к огромному макету дерева, густо усеянного разноцветными ленточками. — Раньше оно было настоящим, теперь его заменили на искусственное. Можно загадать желание, привязав ленту к дереву, и оно обязательно сбудется, — признаться, сам едва верил в эту херь для наивных туристов, но моя Янчевская, естественно, повелась и тут же загорелась новым восторгом.

— Правда?! О как здорово! У меня есть одно желание, и я очень хочу, чтобы оно осуществилось, — тарахтела, завязывая чопорный бант на чудом обнаруженном свободном сантиметре дерева.

— Я надеюсь, твоё желание хоть косвенно связано со мной? — от этого вопроса она то ли растерялась, то ли застеснялась, отводя глаза, непонятно. Меня же какого-то хрена начало крыть психой, и червячок сомнения, что ничего у нее ко мне нет, я нужен только для хорошего секса и в качестве того блядского обезбола, начал пожирать мое воспаленное нутро собственника. Словно в агонии, вспомнились слова Ромы про “никогда не будет”, и “никогда не полюбит”. Я чувствовал, что меня знатно крыло, и я начал злиться