Снежный шар - Пак Соён

строжайше запрещено, это самое вопиющее нарушение закона о СМИ.

– Я правда не знала!

Ли Бонхве спокойно смотрит, как я пытаюсь оправдаться. Что, если он решит доложить о моем нарушении… В воображении отчетливо возникает тюрьма, которую я видела в вечер приема.

– Я вовсе не собиралась сюда приходить… – продолжаю я и в страхе машу руками.

– Я верю, – вдруг говорит Ли Бонхве с мягкой улыбкой.

– Что?

– Вот только, чтобы сюда добраться, идти надо пять, а то и шесть часов. Мне очень интересно, как ты собралась объяснить Ча Соль такое долгое отсутствие в кадре.

В его голосе чувствуется неприязнь, когда он говорит о режиссере Ча. Пока я пытаюсь прийти в себя и бешено вращаю глазами, Ли Бонхве снимает плед, который накинул себе на плечи, и отдает его мне с таким видом, будто собирался сделать это с самого начала, но забыл. Я машинально принимаю плед и, случайно коснувшись ладони Бонхве, ощущаю, какая она холодная. Я чувствую, что у меня появляется шанс все объяснить, и голос обретает твердость.

– Послушайте, я вовсе не добиралась сюда пять часов. – Вытянув руку, я указываю на огромное зеркало, прислоненное к вековому стволу. – Вон то зеркало засосало меня и отправило сюда.

Вдалеке, словно рождественская елка, сверкают огнями двести четыре этажа высотного здания SNOW TOWER.

– Зеркало? – Свет в зрачках Ли Бонхве начинает дрожать.

– Сама не понимаю, откуда в Сноуболе столько этих зеркал!

– Так, присядь-ка. – С этими словами он заставляет меня сесть на кресло-качалку у костра. – До перезарядки камер осталось восемь минут.

Он стоит передо мной, преграждая путь к побегу, и не спускает с меня глаз, даже глядя на наручные часы.

– Расскажи быстро и только самое главное обо всем, что касается зеркала, начиная с того момента, как ты впервые прошла через него, и до нашей встречи.

– Но…

– У нас мало времени.

В его требовательном взгляде сквозят беспокойство и тревога, и я решаю кратко рассказать обо всем, что со мной случилось.

– В первый раз это произошло во время рождественского приема. В тот вечер ко мне пристал один наглый тип, и, спасаясь от него, я врезалась в зеркало и прошла сквозь него. А сегодня в гримерной ведущего прогноза погоды снова случайно угодила в такое же, когда попыталась стереть пятно.

– Наглый тип? Значит, кто-то видел, как ты проходишь сквозь зеркало? – Во взгляде Ли Бонхве появляется напряжение.

– Нет, я успела убежать, и он меня не видел.

– А сейчас?

– Это произошло, когда началась перезарядка камер, в этот момент я была в гримерной одна.

Ли Бонхве вздыхает с огромным облегчением.

– А до рождественского приема ты пользовалась такими зеркалами?

– Нет.

По крайней мере, я.

– Пока ты там бродила, ты кого-нибудь встретила, не считая меня?

– Хм…

В той тюрьме я видела с десяток заключенных. Но они-то не обратили на меня ни малейшего внимания. Даже мужчина с татуировкой в форме сердца под глазом хоть и смотрел прямо на меня, но при этом не видел. Там, наверное, стена сделана из того же материала, что и купол Сноубола: изнутри нельзя увидеть то, что снаружи.

Я медленно качаю головой. Пожалуй, такой ответ всех устроит. Глядя на меня, Ли Бонхве вдруг улыбается.

– Чо Йосу.

Я в недоумении оглядываюсь по сторонам. Неужели здесь есть кто-то еще?

Бонхве, видя, как я верчусь в кресле-качалке, нервно озираясь, привлекает мое внимание:

– Что, испугалась?

– Но…

– Не волнуйся, здесь нет ни камер, ни других людей.

Похоже, он подумал, будто я опасаюсь, что кто-то может нас увидеть. Он снова смотрит на свои наручные часы.

– Самое главное, держись подальше от этого тоннеля.

По телевизору я никогда не видела ничего подобного. Никто и никогда не пользовался этим инновационным видом транспорта, позволяющим всего за несколько секунд переместиться с вершины башни SNOW TOWER в самое сердце дремучего леса. Должно быть, потому, что ощущения от поездки, мягко говоря, не самые приятные. А может…

– Эти подъемники… Сделаны только для нужд семьи Ли Бон?

Ли Бонхве впервые отводит взгляд и с виноватым видом медленно кивает.

– А, понятно.

Теперь мне ясно, почему он поначалу так на меня набросился.

На электростанции в нашем поселении устроена крохотная комната отдыха. Наш бригадир запрещал нам в нее входить, утверждая, что эта комната только его. Иногда кто-то забирался туда вздремнуть, и бригадир, застукав бедолагу, штрафовал того на всю дневную зарплату. Мы очень удивились, узнав, что в каморке он писал картины и танцевал. Он не мог заниматься этим дома, где жила большая семья из девяти человек.

Наверное, членам семьи Ли Бон тоже захотелось иметь немного личного пространства – особую привилегию. Видимо, тогда они и придумали суперсовременный подъемник, при помощи которого можно спокойно насладиться полярным сиянием над лесом, пожечь костер в таком месте, куда не сунет нос ни один актер или актриса, и при этом быть избавленным от необходимости куда-то очень долго идти пешком.

Вероятно, и Ли Бонхве решил поупражняться в живописи или разучить пару танцевальных движений. И выбрал для этого такое спокойное местечко, где ни одна полоумная актрисулька не сможет подглядывать за ним, чтобы потом рассказать обо всем своим односельчанам.

– Хочу тебя еще кое о чем попросить. Президент Ли Бонён предпочла бы, чтобы никто не узнал о том, что мы используем эти тоннели. Она говорит… – И тут он цитирует речь президента, которую та произнесла во время своего новогоднего поздравления в прошлом году: «Семья Ли Бон не пытается добиться могущества и не пользуется особыми привилегиями».

Произнеся это, он снова виновато улыбается:

– Правда смешно? Разглагольствовать о равенстве, сидя в своем помпезном кабинете огромного особняка.

Ли Бонхве, который все это время не сводил с меня глаз, теперь не может выдержать мой взгляд. Похоже, ему стыдно из-за двойных стандартов, которые демонстрирует его семейство своим стилем жизни.

– Вряд ли хоть кто-то воспринимает этот особняк как особую привилегию семьи Ли Бон. А вот когда госпожа президент поддержала решение переделать свою комнату отдыха на телестудии в гримерную для ведущего прогноза погоды, все восхитились этим жестом.

– Правда? Кто тебе такое сказал?

Мои мама и бабушка, а еще все наши соседи. Но я не могу ему так ответить.

– …Да все вокруг.

Мои слова заставляют его рассмеяться.

– Я больше не стану использовать ваш тоннель. Я и с самого начала не собиралась этого делать.

– Ты ведь никому не успела о нем рассказать?

– Нет, конечно. И не собираюсь.

– Спасибо. – Он улыбается, глядя на меня глазами, полными доверия.

– Вам не за что меня благодарить. Я думаю, ваша семья все это заслужила. Если бы ваши предки не создали систему жизнеобеспечения Сноубола, мы по-прежнему гибли бы в бесконечной войне за эти земли, прямо как глупые люди военной цивилизации.

Пока я бубню все то, что нам десять лет без конца вдалбливали в школе, Ли Бонхве снова смотрит на часы и вдруг опускается на землю рядом