Нуреев: его жизнь - Диана Солвей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В Уфе Рудольф застал своего друга – Альберт был в увольнительной из армии. И ему не терпелось узнать об успехах Рудольфа на танцевальной сцене. По окончании училища Рудольф сразу попал в Кировский в качестве солиста (ему первому после Фокина и Нижинского удалось миновать кордебалет)*. «Помнишь, ты мечтал прыгать, как Яша Лифшиц? – напомнил ему Альберт о балетном кумире их детства. – Теперь ты лучше него». В это время на площадке под Уфой снимали фильм «Журавлиная песнь». Рудольф наведался туда и за чаем рассказал исполнительнице главной роли Зайтуне Насретдиновой о своем успехе в Ленинграде, поблагодарив за поддержку, которую она ему оказала.
Рудольф пребывал в необычном для себя приподнятом настроении практически все время… Пока не получил из Москвы телеграмму от Министерства культуры. В ней сообщалось, что его перевели в уфимскую балетную труппу «в возмещение долга Башкирской республике за ее помощь во время учебы». Он больше не был артистом Кировского театра! От такой новости Рудольф впал в панику. Стать «помазанником» Дудинской только за тем, чтобы его вдруг изгнали туда, откуда он с таким трудом выбрался! Нуреев посчитал это наказанием за отказ вступить в комсомол, хотя в принципе башкирское правительство имело право требовать от Рудольфа «отработки» за оплату его обучения. И даже было готово вознаградить за это танцовщика: республиканское Министерство культуры предложило Нурееву – одному! – трехкомнатную квартиру в самом центре Уфы. Отнюдь не маленькая приманка!
Но Рудольф и не думал сдаваться без борьбы. Он вылетел в Москву и бросился прямо в Министерство культуры, «полный решимости добиться хоть какого-то объяснения по поводу его внезапной ссылки». Он попытался убедить принявшую его чиновницу отменить «нелепое» решение. Хотя ему было прекрасно известно, что переводы из одной труппы в другую даже в одном городе были чреваты бюрократическими препонами. Чиновница и пальцем не шевельнула, чтобы помочь Рудольфу. Только намекнула юноше: возможно, им еще интересовался Большой театр. Похоже, это действительно был единственный выход! Рудольф помчался в Большой, добился приема у директора, и тот сразу предложил ему присоединиться к труппе.
Рудольф вернулся в Ленинград за вещами. Не в силах смириться с разочарованием, он попросил о помощи Пушкина[75]. Вскоре его вызвал к себе в кабинет Борис Фенстер, новый директор Кировского театра. «Вопрос о вашем увольнении из Кировского никогда не вставал, – спокойно заявил он ошеломленному Рудольфу. – Распаковывайте вещи и оставайтесь с нами. Ваша зарплата ждет вас!»[76] Так Рудольф второй раз отказался от сцены Большого. А неделю спустя, когда оттуда пришел контракт, он «почувствовал себя очень неловко и понял, что ухитрился нажить себе еще несколько влиятельных врагов». Позже Нуреев усмотрел в этом эпизоде тактику запугивания. Но, по свидетельству директора Уфимского балета, башкирское правительство действительно договорилось о его возвращении в Уфу. Но потом решило «не давить» – ведь в качестве звезды Кировского Рудольф еще больше прославил бы республику[77].
Не решаясь покинуть город из боязни, что все снова переменится, Рудольф не поехал в свой августовский отпуск на Черное море. Солистка Кировского Татьяна Легат, вернувшаяся из отпуска раньше времени, с удивлением застала его в пустом классе балетной школы. Рудольф «разогревался без музыки, – рассказывала она. – Он был одержимым. Я спросила: «Не помешаю?» И он предложил мне присоединиться к нему. Несколько дней мы работали у станка вместе, пока не вернулись другие. У него был огромный запас сил и энергии. Он постоянно менял рубашку, потому что очень интенсивно тренировался».
Рудольф дебютировал на сцене Кировского 25 октября 1958 года. Он станцевал па-де-труа из «Лебединого озера» с Нонной Ястребовой и Галиной Ивановой. Но выступление, заставившее заволноваться остальных солистов-мужчин, состоялось месяцем позже. Надев черный парик, Рудольф исполнил 20 ноября (как ему и было обещано) партию пылкого испанца Фрондосо с Дудинской – Лауренсией. Дудинской было сорок шесть, и 21-летний Рудольф в своей первой звездной роли показал себя надежным партнером прима-балерины ассолюта.
«Он выучил роль очень быстро, – вспоминала Дудинская через тридцать пять лет на фестивале “Белые ночи”, в перерыве между просмотром выступлений в Кировском театре. Рудольф стал ее последним Фрондосо. – Я подумала, что он подойдет на эту роль с его темпераментом, молодостью и техникой. Я уже танцевала “Лауренсию” с Чабукиани, который поставил ее для меня, и с Константином Михайловичем [Сергеевым]. Они оба были очень, очень сильными партнерами[78]. И я беспокоилась, удержит ли меня Руди при исполнении некоторых поддержек. Ведь это был его первый выход в главной роли. Но он был крайне внимательным и держал меня очень хорошо. Он оправдал мои ожидания»[79].
Энергетика Рудольфа электризовала атмосферу по обе стороны от рампы. «Это походило на извержение Везувия, – так метафорически описал Саша Минц танец Нуреева. – Многие почитатели прежнего Фрондосо назвали Рудольфа новым Чабукиани. Другие говорили: нет, он лучше!»
Как партнеру ему еще не хватало отточенности и уверенности. При вращениях он отклонялся в стороны, а при приземлении из прыжков порою казалось, будто он вот-вот упадет. Но Рудольф вкладывал в исполнение страсть, энергию и долю риска. Это зажигало публику. Даже балетный критик Вера Чистякова была вынуждена признать: «Такие дебюты бывают нечасто».
«На сцену вышел танцовщик с превосходными природными данными – огромным прыжком, редкой пластичностью и темпераментом. Нуреев уверенно воссоздал на сцене сложный, пронзительный образ и так захватил нас быстротой построения танцевальных движений, полетными элементами и точной, порой ошеломительной динамикой поз, что нам невольно подумалось о большом будущем этого молодого артиста. Именно поэтому хочется видеть в его дебюте лишь первый шаг к вершине и первый “набросок” гордого, свободолюбивого характера Фрондосо. Хочется верить, что Нуреев расширит свои возможности серьезным, упорным трудом, только тогда возлагаемые на него надежды не окажутся тщетными».
Дудинская тоже оправдала ожидания Нуреева. Поскольку «Лауренсия» ставилась под нее, Рудольф, по словам Татьяны Легат, «узнал все из первоисточника». Помимо этого, Дудинская помогла ему понять, что «нужно танцевать умом и сердцем, а не одними ногами». Не будучи красавицей, она была живой и темпераментной исполнительницей; она буквально обволакивала зал своим обаянием. Рудольф восхищался ее безукоризненной техникой, музыкальностью и умением властвовать над зрителем. Через два года после их первой «Лауренсии» Рудольф «с бескрайним изумлением» наблюдал, как 49-летняя Дудинская танцевала кокетливую Китри в «Дон Кихоте». А это очень капризная партия,
