Рокоссовский - Владислав Кардашов

«Мы долго молча отступали...»

В 4 часа утра командира 9-го механизированного корпуса разбудил дежурный из штаба.

– В чем дело? – спросил Рокоссовский, выходя в прихожую.

– Телефонограмма из штаба 5-й армии, товарищ генерал-майор.

Комкор пробежал глазами по строчкам телефонограммы, сон с него как рукой сняло. И было отчего: в ней содержался приказ немедленно вскрыть особый секретный оперативный пакет. После минутного размышления Рокоссовский приказал:

– Немедленно возвращайтесь в штаб и уточните достоверность депеши в армии, в округе, в наркомате, наконец. Да вызовите начальника штаба, замполита и начальника особого отдела. Я сейчас буду.

Когда через 10 минут комкор вошел в помещение штаба, его подчиненные находились уже там. С Луцком связаться все еще не удалось.

– Немедленно соединитесь с Киевом, с Москвой, – приказал Рокоссовский.

Он прошелся по комнате, посмотрел на собравшихся.

– Я получил приказание вскрыть особый секретный оперативный пакет. Но приказ подписан только заместителем начальника оперативного отдела штарма-5...

– А вскрыть его мы имеем право лишь по распоряжению Председателя Совета Народных Комиссаров или же наркома обороны, – тихо добавил А. Г. Маслов. Этому 39-летнему генерал-майору, выпускнику академии имени Фрунзе, всегда была свойственна осмотрительность.

– Вот именно, – подтвердил комкор. – Ваше мнение, товарищи, как нам следует поступить в этом случае?

Рокоссовский остановился у окна, о чем-то размышляя. В дверях появился дежурный.

– Товарищ командир корпуса, ни Киев, ни Москва не отзываются, связь прервана. И Луцк молчит.

В комнате наступила тишина. Прервал ее комкорпуса:

– Вот что, товарищи. Я беру всю ответственность на себя. Вскрывайте пакет, – обратился он к Маслову.

Пакет вскрыли. Директива Генерального штаба предписывала: немедленно привести корпус в боевую готовность и выступить в направлении Ровно, Луцк, Ковель. После этого для размышлений места не оставалось – нужно было действовать.

– Объявить боевую тревогу, командирам дивизий передайте приказание прибыть ко мне!

Штаб корпуса действовал слаженно и быстро, сказывалась упорная работа Рокоссовского в предшествующие месяцы. Полки дивизий занимали исходные положения, штаб готовил предварительные распоряжения о маршрутах движения и о времени выступления. Следовало спешить: в считанные часы нужно было позаботиться о горючем, боеприпасах. Комкор должен был не забыть об охране воинского имущества, которое войска не могут взять с собой, об обеспечении порядка в Новоград-Волынском, о семьях военнослужащих, посетить митинги личного состава.

Затруднения появлялись одно за другим и главным образом с материальным обеспечением. Дивизии корпуса имели очень мало автомашин, а приписанный по плану мобилизации автотранспорт предприятий и колхозов собрать и использовать не успели. Особенно тяжело было мотопехоте танковых дивизий: полагающихся по штату машин она еще не имела, но лошадьми и повозками тоже не была обеспечена. Для имевшихся в наличии машин к тому же не хватало горючего. Неполным был комплект боеприпасов.

Командир 9-го мехкорпуса действовал энергично: не дожидаясь, пока поступит распоряжение, где и что можно получить, он приказал вскрыть расположенные поблизости центральные склады. Это, разумеется, привело к столкновениям с интендантами, и впоследствии Рокоссовский с усмешкой вспоминал, что в день начала войны он написал больше расписок, чем за много предыдущих лет.

И что бы ни делал в эти часы комкорпуса, он думал об одном: как вступит в бой его корпус. Старый, опытный солдат, видевший войну во всех ее опасных, порой трагических неожиданностях, он беспокоился за своих необстрелянных бойцов и командиров. Ему, как никому другому в корпусе, было ясно, что и боевая подготовка и, главное, состояние танкового парка были недостаточными для того, чтобы спокойно идти навстречу опасности. Кроме того, в первые часы после объявления боевой тревоги его беспокоила мысль: а правильно ли он действует, не произошло ли ошибки?

Но события все более укрепляли в нем сознание того, что он поступает верно. Около десяти часов Маслов, с утра безуспешно пытавшийся соединиться с командованием, наконец, доложил, что удалось соединиться с Луцком. Город вторично бомбят немцы. Из штаба армии успели только сказать, что положение на границе им неизвестно.

– Какие еще сведения?

– Немцы бомбили Киев.

– А округ, округ, когда же будет связь с ним?

– Не можем никак добиться.

Вскоре после этого над Новоград-Волынским пролетело около 20 немецких бомбардировщиков. Они были обстреляны зенитной артиллерией корпуса.

С Киевским военным округом, которому корпус был непосредственно подчинен и у которого, следовало бы искать разъяснений всем недоразумениям, связаться так и не удалось.

Тем не менее в два часа дня по трем маршрутам корпус выступил в общем направлении Новоград-Волынский, Ровно, Луцк. Справа по автостраде двигалась 131-я мотострелковая дивизия, командир которой сумел усадить пехоту на автомашины и танки. В центре следовала 35-я танковая дивизия, левее – 20-я танковая, которую вместо заболевшего М. Е. Катукова в бой вел его заместитель полковник В. М. Черняев.

Тревожило командира корпуса то, что в воздухе с самого утра не было видно нашей авиации. Немецкие же самолеты, в основном бомбардировщики, даже без сопровождения истребителей стали появляться все чаще.

Такая беззастенчивость врага стала понятна танкистам, когда и в этот, и в последующие дни на аэродромах, мимо которых лежал путь корпуса, они увидели остовы сожженных советских самолетов: еще до полудня 22 июня авиация Юго-Западного фронта потеряла 277 самолетов, а ведь день этот – самый длинный в году...

Однако «тогда нам было не до анализа и критики, – писал впоследствии Рокоссовский. – Их размагничивающему влиянию мы не поддавались, а стремились собрать в боевой кулак наши силы и получше их организовать, чтобы честно выполнить свой солдатский долг. Но теперь, вспоминая минувшее с поучительной целью, можно сказать, что в директиве Генерального штаба не был предусмотрен вариант, как действовать корпусу, если события войны застанут его в стадии формирования, без боевой техники и транспорта. А об этом не следовало забывать. Директива имела в виду полнокровное механизированное соединение, обеспеченное всем для выполнения любой боевой задачи».

Корпус двигался навстречу врагу. Враг же этот находился не так уж далеко, гораздо ближе, чем представлялось Рокоссовскому и его командирам. Советским войскам противостоял опытный и сильный противник. Входившая в состав группы армий «Юг» 6-я армия, возглавляемая генерал-фельдмаршалом фон Рейхенау, считалась в вермахте одной из лучших, ее называли «победительницей столиц» – в мае 1940 года ее войска первыми вошли в Брюссель, а в июне того же года они маршировали уже в Париже. Ударную силу группы армий «Юг» составляла 1-я танковая группа генерал-полковника фон Клейста, насчитывавшая пять танковых и четыре моторизованных дивизии. В мае 1940 года именно танковые дивизии Клейста прорвали линию Мажжно у Седана и вышли к побережью Ла-Манша, отрезав английский экспедиционный корпус. Стяжавшие в Западной Европе столь громкую славу, дивизии гитлеровцев мечтали добиться еще больших успехов на востоке. Но они не знали, что рвутся навстречу гибели и позору. Да, первые месяцы войны принесли немецко-фашистским войскам успех. Да, они далеко продвинулись в глубь нашей страны. Пройдет, однако, полтора года, и в заснеженных приволжских степях будут уничтожены и пленены все до единой дивизии 6-й армии. Но это будет через полтора года...

Теперь же, в первый день войны, гитлеровские войска, пользуясь внезапностью нападения, сумели к исходу дня продвинуться в направлении Владимир-Волынский, Луцк, Ровно на 25—30 километров. Однако и 22 июня, и в последующие дни немецко-фашистские войска столкнулись с упорным сопротивлением войск 5-й армии, руководимой М. И. Потаповым. В бои начали вступать и механизированные корпуса, перед которыми командующий Юго-Западным фронтом генерал-полковник М. П. Кирпонос, определив направление главного удара противника, поставил задачи ликвидировать прорыв врага» Для выполнения этого замысла наряду с другими механизированными корпусами привлекался и корпус Рокоссовского, быстро двигавшийся навстречу врагу.

Мотострелковая дивизия, располагавшая автомашинами, к вечеру 22 июня достигла Ровно, совершив 100-километровый переход. Тяжелее пришлось другим частям. День 22 июня выдался очень солнечный, жаркий, и основная масса войск корпуса, по сути дела, пехота, должна была, кроме личного снаряжения, нести на себе ручные и станковые пулеметы, 50 и 82-миллиметровые минометы и боеприпасы к нам. Тем не менее в этот день пехотные полки танковых дивизий прошли 50 километров, но в конце этого марша солдаты валились с ног от усталости, и командир корпуса приказал в следующие дни ограничиться 30—35-километровыми переходами. Одновременно он решил изменить порядок передвижения. Первый эшелон составляли теперь танки с пехотным десантом на броне и частью артиллерии. Этот передовой отряд, перемещаясь от рубежа к рубежу, должен был поджидать следующую сзади основную массу войск и артиллерию.