Вор - Роннат
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Старуха косо посмотрела в ответ, пожевала дёснами губы и сказала:
– Надежда. Жить.
Больше она не произнесла ни слова. Её маленькая, чуть сгорбленная фигурка в чёрных одеждах резко контрастировала с выжженной солнцем дорогой. Словно из реальности вырезали человекоподобную дыру, и та потянула Лику за собой.
Лика цеплялась за этот силуэт взглядом. Сквозь ткань балахона она ощущала живое прикосновение другого человека. Быть может, поэтому она смогла уйти с площади, а потом, когда старуха отпустила её и резко качнула головой, велев идти своей дорогой, Лика послушалась, не осознав, что происходит.
И только когда она оказалась в безопасности, ноги вдруг подкосились. Лика сползла по стенке и просидела без движения до ночи.
Отрицатели не запрещали набирать воду, потому что с момента, когда человек выпивал последнюю каплю, должно было пройти два дня, прежде чем человека вновь могли пустить в храм. Рано или поздно запасы закончатся, и вновь придёт жажда.
«Наказание можно отсрочить. Но рано или поздно оно придёт».
Глава 14
Илассет утонул в снежном тумане. Сквозь холодный воздух и густую дымку окна дворца светились красноватым сиянием. Белые крошки оседали на дорогах, таяли и снова замерзали тонким слоем льда, который любили ломать дети. Настоящих холодов никто и не помнил, но влажный ветер словно прилипал к коже и вымораживал нутро при каждом вдохе.
Принц Сирор кашлял целую неделю. Его истошное верещание сообщило половине дворца о том, что второму наследнику трона Илассета снова попытались дать лекарство.
– Сирор, мальчики себя так не ведут! Открывайте рот! – уставшая донельзя няня хоть и пыталась говорить ласково и учтиво, но было видно, что она едва сдерживалась, чтобы не накричать на принца.
Рейна покачивалась в кресле и смотрела, как снежный туман закручивался в злые спирали. Сирор вырвался из рук няни и подполз к матери, взялся за её юбку и стал тянуть. Мальчик кричал, задыхаясь от истеричного рёва.
– Будь хорошим мальчиком, – не глянув на сына, молвила рейна тихим голосом. Она крутила на пальце кольцо с жемчужиной. – Посмотри на брата. Все тяготы надо переносить стойко.
Севир сжал зубы. Анатом уже закончил перевязывать принцу спину и взялся за иссечённые руки. Множество мелких, но болезненных порезов почти не кровоточили, зато воспалились так, что пришлось забинтовать даже кончики пальцев. Обеззараживающий настой щипал и жёг кожу. Севир придумал сотни сравнений для разных типов боли. Сейчас ему казалось, что нервы вытягивают из-под ногтей пинцетом. Завтра боль грозила заползти поглубже и начать переваривать мышцы, а потом выйти наружу в виде гноя.
Няня, поймав момент, засунула ложку с лекарством в рот Сирора и выдохнула. Мальчик инстинктивно сглотнул и разразился громким обиженным воплем, который заглох в приступе кашля. Сопли и слёзы ползли по подбородку принца и капали на юбку рейны.
Увидев, что мать не обращает на него внимания, Сирор, всхлипнув, подошёл к брату.
Севир задумчиво смотрел на младшего: лицо было распухшим, с искривлёнными в обиженной гримасе пухлыми губами, а глаза – красными. Волосы брата спутались, а над поясом выглянуло нижнее бельё.
«И это мой брат. И это второй наследник Илассета».
Севир вскинул бровь и погладил мальчика по голове. Малыш удивлённо всхлипнул от неожиданной ласки и уткнулся головой в грудь брата. Он что-то выл, а может, говорил – слова искажались из-за плача и кашля.
Пальцы скользили по волосам. Чистый бинт слегка потемнел от скопившегося на них сала. Боль взвизгивала в каждом порезе, а Севир лишь нажимал сильнее, будто вычёсывал собаку.
…а что, если обнять его так сильно, что сломаются рёбра? Заглушить надоедливый, бесящий вой. Что будет, если сжимать и сжимать, до скрипа в зубах или пока не сведёт руки? Мать не смотрит, няня собирает игрушки. Поверят ли они, что я просто обнял брата, а у того сломались кости сами по себе, потому что он больной, немощный щенок. Тупой, слабоумный нытик. Рори, ты ведь Рори, ты дитя неба.
Всё просто. Приобнять. Прижать. Постепенно сдавливать хрупкое тельце. Он недовольно пискнет, не поняв, что это не просто сильные объятия…
«Тише, уже поздно вырываться. А, не получается пикнуть? Для этого нужен воздух, малыш, а ты весь его выорал. Твои лёгкие не должны были раскрыться при рождении. Ничего. Сейчас я их закрою».
– Севир! Что ты делаешь?
Окрик матери резанул уши. Севир вздрогнул и очнулся.
Сирор так и стоял перед ним, смущённый и растерянный. Рука Севира по-прежнему лежала на голове брата, и мальчик не знал, как реагировать.
– Ничего, мама, – осипшим голосом сказал Севир. Он убрал руку, встал, поклонился и вышел.
Он чуть ли не бегом преодолел бесконечно длинные коридоры. Захлопнув двери покоев, Севир задвинул засов и бросился к окну.
Холодный воздух хлестнул по лицу, но облегчения не принёс. Севир тяжело дышал. Непонятный жар кипел внутри, лицо пылало, а сердце колотилось от возбуждения.
«Я убил брата», – подумал Севир. Произнести эти слова вслух он не смог.
Нет, он ничего не сделал, он только представил, у себя в голове представил, только и всего!
Это были злые мысли. Так нельзя думать.
С другой стороны, а кто мог узнать? Никто же не узнает, о чем Севир думал. Никто был не в силах залезть к нему в голову и подсмотреть. Даже Двуликая взвешивала только людские слова, сказанные вслух, и не наказывала за мысли.
Севир задрожал. То ли от холода, то ли от потрясения.
Увиденное было настолько реальным, что захватило целиком. Севир не видел ни комнаты, ничего вокруг. Он был там как во сне.
Только во сне редко удавалось управлять ситуацией. Во сне существовали другие законы, и они не подчинялись воле.
Севир обернулся, лишний раз убедившись, что дверь заперта, и представил всё ещё раз.
Потом ещё. И ещё. И по-другому.
Он закрыл окно и лёг на постель. Ему не нужно было закрывать глаза, чтобы представить сцену убийства. Всё происходило как будто наяву, но при этом не было реальностью.
Севир раз за разом окунался в фантазии, одурманенный бесчисленным количеством сценариев, которые можно было отматывать назад и вперёд, менять декорации и участников.
Он знал, что в этот момент лицо сохраняло полную неподвижность. Севир ничем себя не выдавал. Разве что дыханием, но кто бы заметил? Он попытался понять, что именно его так будоражит, и спустя часы вычленил самые приятные чувства.
