Голос бездны - Ветер Андрей

– Не нужно говорить со мной об этом. Молчи.

Неподалёку от хижины кто-то запел. К первому голосу присоединились ещё два, затем ещё. Сергей обернулся на песню и увидел вставших в круг мужчин. Их руки лежали на плечах друг у друга, ноги неторопливо переступали, двигали людей по часовой стрелке. Сурен подошёл к танцующим и присоединился к хороводу. Темп песни постепенно убыстрялся, и в какой-то момент Сергей обнаружил, что хоровод двигался почти бегом. Мужчины издавали короткие, но очень громкие выкрики. Непривычно было видеть, как люди, облачённые в камуфляжные военные одежды, держались за руки, подобно резвящимся детям, и стремительно кружились, то наклоняясь вперёд всем корпусом, то распрямляясь и вскидывая головы в козьих шапках, армейских фуражках и чёрных пиратских платках. Нечто непостижимое, далёкое, властное выплёскивалось из того буйного танца. Даже пришедшие сегодня откуда-то два незнакомых старика присоединились к пляске, сверкая глазами. В какой-то момент танцоры подхватили с земли автоматы. Некоторые подняли их над головами, кое-кто прижал к груди. И все продолжали плясать.

Сергей следил за горцами, не отрывая взора. Когда же всё вдруг прекратилось, он растерялся. В ушах продолжали звучать песня и дружный топот человеческих ног.

– Пошли, – возвратил его к действительности Сурен, поправляя небольшой рюкзак за спиной и автомат.

Отряд насчитывал не более десяти человек. Все они передвигались мягко, легко, хотя большинство из них было обуто в тяжёлые башмаки, лишь двое носили на ногах потрёпанные кроссовки. Шли молча. Ночью сделали остановку в крохотной деревеньке, число домов которой Сергей Лисицын не смог определить из-за быстро сгустившейся тьмы. В горах темнеет быстро, если не сказать стремительно. Партизаны всегда пользовались этим, чтобы легко отрываться от преследований или выходить из окружения. Совсем рядом журчал ручей, и пришедшие, не расставаясь со своим оружием, дружно направились к воде, чтобы обмыть вспотевшие за время перехода тела. Сергея не переставала удивлять чистоплотность горцев. Они не имели возможности часто стирать бельё и носили вечно грязную одежду, но никогда не упускали случая ополоснуть интимные части тела. Если поблизости была вода, они шли умываться, и если рядом стреляли, это не останавливало их.

– Человек должен быть чист, – повторяли люди Сурена.

Рано утром в дом, где спал Сергей, без лишнего шума вбежал кто-то бородатый и бросил Сурену:

– Федералы!

Горцы быстро поднялись и выглянули в окна, оценивая обстановку и перебрасываясь короткими фразами на своём языке. По стене дома гулко и громко ударила пулемётная очередь. Пискнула рассыпавшаяся штукатурка.

– Не забывай, – Сурен показал рукой на фотоаппарат Сергея.

Однако фотографировать не пришлось. Совсем близко раздались короткие автоматные очереди, послышались шумные шаги, и с обратной стороны дома появились солдаты. Они бежали, низко наклонившись вперёд, закатав рукава гимнастёрок. Двое ближайших были одеты в майки, на их головах красовались чёрные платки, трепещущие от бега. Над Сергеем просвистели пули. Он увидел, как боевики юрко покидали хижину ползком. Последним уходил Сурен. Очередная свинцовая струя распорола стену домика изнутри, одна пуля задела рикошетом плечо Сурена. Он развернулся от удара, пошатнулся, стукнулся о стену и зажмурился, пробормотав что-то невнятное.

В следующее мгновение в окно заглянул человек, держа автомат на уровне глаз. Лисицын узнал за грязью на лице черты Ивана Романова.

– Ваня! – воскликнул Лисицын и вскочил навстречу автомату.

– Твою мать! – ввалился запыхавшийся Романов, дёрнул стволом, увидел Сергея, и в ту же секунду повернулся, чтобы добить раненого Сурена.

– Стой! – крикнул Сергей. – Стой! Не стреляй!

Романов мотнул головой туда-сюда, ничего не понимая, но привыкший быстро реагировать на команды, и вновь вскинул автомат. Однако Сурен исчез из хижины.

– Какого хрена, Лис? – сплюнул Романов. – Зачем ты удержал меня?

– Он ушёл?

– Да! Такой экземпляр! – Романов прыгнул в комнату, ломая ветхую оконную раму, пробежал, пригнувшись, через комнатку, опрокинул два стула, прижался к дверному косяку, выглянул, чертыхнулся, бросился дальше.

Через несколько минут он возвратился, неся автомат в опущенной руке.

– Ушёл? – снова спросил Сергей.

– Кто? – сплюнул Романов.

– Сурен?

– Это которого я не успел шлёпнуть? Ушёл, – усталый кивок в ответ. – А что ты так беспокоишься за него? Кто он тебе? И вообще, Лис, как ты тут очутился? Где ты пропадал столько времени?

– Лечился на горном курорте, – хмыкнул в ответ Сергей.

Дядя Ваня

Романов был человек решительный. Если он совершал один неверный ход, то обязательно спешил сделать после этого сразу пять-шесть других, дабы упредить противника. Возможно, его ошибка и не была замечена врагом, но он не собирался ждать, пока само собой разъяснится, так это или не так. Уже после возвращения Сергея Лисицына с дачи, где он оставил Ксению, Романов испытал заметную нервозность из-за того, что важнейший свидетель остался без надзора. Но он обещал Сергею дождаться его звонка и ничего не предпринимать до тех пор. Обещал по глупости, но обещал…

– Нет, милый мой Лис, больше я не могу куковать, – Романов нажал на кнопки селектора и рявкнул: – Тимохина ко мне срочно!

Каких-нибудь двадцать минут спустя по направлению к его даче уже неслись, поднимая пыль, два невзрачных «жигулёнка», в каждом из которых устроились по четыре человека. Всего восемь группа на случай захвата. Все – молодые ребята (кроме полковника Романова), в обычных рубашках и джинсовых куртках, под которыми были надеты бронежилеты.

– Что там будет? – спросил один из них.

– Думаю, что заглянет некто Когтев Эм Эм.

– А что он забыл на вашей даче?

– Там девушка находится. Нам, кстати говоря, важно её не напугать. Она и без того перепугана… Так вот, Когтев не появится один, а сколько с ним приедет человек, я не представляю. Наша задача: забрать девушку и увезти её в Москву. Я полагаю, что для этого нам достаточно двух человек. Остальные будут ждать появления Когтева и его людей.

– А если он не приедет?

– Теперь приедет… У него выхода нет, – уверенно ответил Романов. – Эта девушка ему больше жизни нужна, потому что её показания зароют его так же, как он зарыл её…

Дорога убегала под колёса. Проносились смазанные скоростью в размытую акварельную массу белые стволы берёз и зелёная гуща крон. Мелькали электрические столбы. Тянулись, плавно прогибаясь, провода.

Сидевший за рулём Влад задумчиво глядел на стремительный бег чёрточек разделительной полосы. На другом конце Москвы вечером его ждала женщина по имени Вера. Она годилась ему в матери, но была любовницей и хотела, чтобы он женился на ней. Её сына мучил рак, и врачи утверждали, что ему не выбраться из койки. У неё большая квартира, просто огромная, досталась от скончавшегося несколько лет назад мужа. Влад приезжал к ней вечерами и занимался с ней любовью, утопая в её гигантских грудях, а в дальней комнате стонал от боли её сын. Недавно она сделала аборт по настоятельному требованию Влада, и теперь он переживал, что заставил её пойти на этот шаг. Не то чтобы сожалел о неродившемся дитяти, но что-то беспокоило, что-то совершенно незнакомое.

«Может, это чувство вины? Откуда оно? В чём я провинился? Разве я кого-нибудь убил? – размышлял Влад, упираясь руками в руль. Не перестать ли мне встречаться с ней на кое-какое время?»

– Ты гони-гони, да не забывайся, – бросил сидевший справа от водителя оперативник, когда автомобиль вильнул с излишней прытью. – Загрустил, что ли? Или о бабах мечтаешь?

– Всё в порядке, – ответил Влад.

– Когда подъедем, – заговорил Романов, – остановимся поодаль, чтобы не привлекать внимания. Подойдём пешком. Ты, Володь, перемахнёшь через ограду (я покажу место) и аккуратненько осмотришься там. Если Ксения одна, позовёшь нас…