Солнце сияло - Анатолий Курчаткин

Я в этот момент восхитился Лениным умением ответить не ответив. Его воробьиная сверхострожность протрепетала крыльями — и вот он уже вне опасности. Он так задал свой вопрос Фамусову, что его можно было истолковать и как поддержку муздамам, и как слово в мою защиту, но в любом случае согласие с шефом.

И на этот его крючок ловился даже такой валун, как Фамусов.

— Я вижу, вижу, — сказал он. — Ты что скажешь?

И по тону Фамусова я понял, что судьба моя решена. Как это бывает: ничего еще не произнесено, но аура принятого решения уже светится. Леня же, надо полагать, был способен улавливать эту ауру еще до того, как она засветилась.

— Лично меня, — проговорил он решительным голосом, — не устраивает проход через мост. Слишком затянут. Нужно найти какую-то динамичную перебивку. И еще склейка там, на массовке, когда бал. Переход на крупный план, на Ларису, как она поет. Пластичней надо, смикшировать как-то или, может быть, с засветкой…

— С засветкой? — протянул Фамусов. — Еще засветку туда! Хватит затемнений этих!

— Да, конечно. Точно. Куда еще засветку! — тотчас согласно закивал Леня. — Просто пластичней сделать. Покопаться еще в исходниках, наверняка найдется чем заменить.

— Ладно, — проговорил Фамусов. — Ситуация ясна. — И повернулся ко мне: — Что, Саша… не думай, гениалки не сотворил. Все, что тут тебе говорили, намотай на ус: профессионалы тебе говорили. Но, думаю, этот вариант можно принять за основу. Так? — посмотрел он на Леню.

— Точно. Именно так. За основу, — отчеканил Леня.

— Нет, почему за основу. Если только два места переделывать, разве это «за основу»? — неудовлетворенный, попытался я получить объяснения, но мне было отказано в них.

— Работай, — сказал Фамусов, поднимаясь и направляясь из студии.

— У тебя получится, — ободряюще проговорила Лариса, подавая мне руку. И задерживая ее в моей несколько дольше, чем это требовалось.

Арнольд прошел мимо меня, словно бы я — вот уж точно! — был мебелью. Муздамы, пожимая мне руку, поблагодарили за полученное удовольствие: оказалось, если выйти за рамки профессионального разговора, они должны сказать мне, что моя работа им очень понравилась, очень. Студент ВГИКа продефилировал со своего места к выходу подобно Арнольду. Кого я мог понять — это его.

Леня, когда мы остались вдвоем, ухмыляясь, достал из гнезда кассету с роликом и подал мне.

— Не переживай! С первого раза никто никогда не сдает. Заменяй шило на мыло — и даже не задумывайся, что делаешь.

Я заменял шило на мыло еще две недели, и ролик за эти две недели принимали у меня еще три раза, так что я уже не только не задумывался, а элементарно не понимал, что делаю.

По сути, я его так и не сдал. Просто в один прекрасный день, притащившись на студию заниматься очередной переделкой, вместо исходников и кассеты с роликом я получил от Лени четыреста долларов, которые он достал из ящика своего стола эффектным движением фокусника:

— Все! Бери шинель, иди домой.

Я не понял:

— Что это значит?

Хотя вид зелененьких тотчас поднял мне тонус.

— Все, нет больше времени, — сказал Леня. — Послезавтра фестиваль клипов, Витальич дал команду: что есть, то есть. Хватай деньги — дело сделано.

О, какое чувство облегчения я испытал! Если сказать «словно гора с плеч» — это будет слишком слабое сравнение.

Я взял деньги и пересчитал их.

— А почему четыреста?

— А сколько должно быть? — удивленно вопросил Леня.

— Пятьсот.

— Не знаю, — сказал Леня. — Сколько Витальич дал, столько и я тебе. Столько он дал.

Ленин расчет был точным. Он понимал, что из-за ста долларов я не стану доставать Фамусова. Это для меня сто долларов были деньги, а Фамусов из-за ста долларов даже не стал бы и разговаривать.

Но больший удар ждал меня через два дня, когда ночью я смотрел по телевизору представление фестивальных клипов. Конечно, я не снимал Ларисиного клипа и не участвовал в постановке, но монтаж, сюжет, в конечном итоге, — это было мое, одним из авторов клипа я был по праву. Тем более что клип получил премию по номинации за самый оригинальный монтаж. Пусть и не первую.

Но моего имени не прозвучало. Только имя того студента. И даже с особой помпезностью — вот, первый клип еще молодого, но уже настоящего мастера.

Что мне было делать? Звонить Фамусову? Звонить Фамусову означало то же самое, что набрать номер Эвереста. Горные вершины не интересуют дела, происходящие у их подножия.

Я позвонил Лене Финько. Я позвонил ему тут же, среди ночи, по домашнему телефону. Едва ли он спал. Сидел, как и я, перед телевизором — в этом у меня не было никакого сомнения.

— Почему ты не среди авторов? — Леня нисколько не удивился моему звонку. Казалось, он его даже ждал. — Дорогой мой, — он вдруг стал со мной снисходителен, — нормальное дело, так и должно было быть, чего же ты хочешь. Давай подъезжай утром, поговорим. Кстати, и о дальнейшей работе, если будет желание. Заказать пропуск?

Утром я был у Финько. Леня принес от офисной секретарши две шапки взбитой кофейной пены в высоких чашках, обнаружил за горой кассет в своем сейфе томившуюся там бутылку коньяка и из того же ящика, откуда в прошлый раз деньги, вытащил еще полиэтиленовый пакет с овсяным печеньем.

— Ну что, давай просветимся? — сказал он, поднимая рюмку.

Так за скверным греческим коньяком «Метакса», закусывая залежавшимся овсяным печеньем и запивая роскошным эспрессо, которого мне не удалось отпробовать в свое первое посещение «Видео-центра», я проник в несложную внутренность того механизма, что зацепил меня одним из своих зубцов, протащил по себе, выжав нужный секрет, и выплюнул за ненадобностью.

Оказывается, я был призван в спасатели, потому что мое участие в работе над клипом гарантировало конфиденциальность спасательной акции. Я был человеком со стороны, никакого отношения к клипмейкерской тусовке, сделал дело — и исчез с горизонта. А тот студент ВГИКа был, оказывается, сыном банкира, кредитовавшего производство клипа, и кредитовал он при условии, что снимать клип будет сын. Вот и все. Просто и без всяких затей. А у меня не осталось даже обычной бытовой кассеты, чтобы посмаковать свою работу на домашнем видео.

— Твою мать! — выругался я. Что, надо сказать, было не слишком оригинально.

— Хочешь снять собственный клип? — спросил Леня.

При этом он странно похихикивал.

— Какой клип? — мгновенно насторожившись, спросил я.

— Музыкальный, какой, — сказал Леня. — Рекламу я тебе дать не могу, тут у Витальича все под контролем, но у меня и собственные каналы есть. Не все же ему контролировать, да? Показывай, что ты на коротком поводке, а ходи на длинном. Согласен?

— Согласен, — отозвался я, не слишком понимая, с чем соглашаюсь. Меня жгло ожиданием. Предложение было сделано, но каково было его содержание?

— Три с половиной куска тебя устроят? — произнес Леня.

Три с половиной тыщи зеленых! Во мне так все и подпрыгнуло.

Но тем не менее я проговорил с самым рассудительным видом:

— Смотря за что.

— За все, — сказал Леня. — От нуля до конечного результата. Семь минут, стандарт.

— Чей клип? — только теперь догадался спросить я.

— Нефтедоллары! — Ленина чашка с подсевшею шапкой кофе взлетела вверх. — По сути, тот же вариант, что с Ларисой. Только продюсер не папа, а, как теперь говорится, спонсор. Девушка поет и хочет известности. Поможем девушке?

— Поможем, — впервые с начала нашего разговора осмысленно ответил я.

Не знаю, сколько он заработал на этом клипе. Во всяком случае, много больше меня. Я от него только получал деньги на оплату техники, выплаты рабочим, осветителям, гонорар актерам. На каждом шагу получался перерасход, и мы надсадили глотки, ругаясь, — каждую сотню долларов из него приходилось вырывать, как брать крепость — штурмом и долговременной осадой.

Но какое это все имело значение. Это все было совершенно не важно. Я снимал свой собственный музыкальный клип!

Я сделал четырнадцать вариантов сценария, и в конце концов мы вернулись к самому первому варианту, — но это было не важно. На съемках поющая девушка непременно закатывала мне истерику, крича, что за такие деньги могла бы нанять себе Спилберга, — но и это было не важно. Не важно было, что пришлось быть самому не только сценаристом, но еще и администратором ролика, что в конечном итоге пленки у меня оказалось в два раза меньше, чем требовалось, что где-то оставил шапку и кто-то ее прибрал. Все было неважно, все.

Оператором на клип я, естественно, пригласил Николая. Будь то телесъемка, я бы прооператорствовал без посторонней помощи, но кинокамера это для меня была терра инкогнито. На съемках, однако, я дорвался: заставлял Николая учить меня обращению с камерой каждую свободную минуту, и под конец несколько дублей сделал вместо него.