Осень в Пекине - Борис Виан

Первым в медпункт зашел Анжель. Там не было никого, кроме распластанного на операционном столе практиканта и Членоеда, одетого в белый халат хирурга-ветеринара; профессор стерилизовал скальпель в голубом пламени спиртовки, перед тем как окунуть его в азотную кислоту. На электрической плитке в квадратных никелированных стерилизаторах кипятились инструменты, а из стеклянного круглого сосуда с красной жидкостью вырывались клубы пара. Обнаженный практикант вздрагивал, лежа с закрытыми глазами на столе, к которому он был привязан прочными ремнями, глубоко врезавшимися в его дряблую, ослабленную бездельем и дурными привычками плоть. Он лежал молча, а профессор Членоед насвистывал мелодию Black, Brown and Beige, но не целиком, а только часть мелодии, ибо остальное вспомнить не мог. Он обернулся на шаги Анжеля. В ту же минуту появились Афанарел и аббат Иоанчик.

— Здравствуйте, доктор, — сказал Анжель.

— Привет! — отозвался Членоед. — Как дела?

— Все в порядке.

Профессор поздоровался также и с археологом, и с аббатом.

— Вам помочь? — спросил Анжель.

— Нет, — сказал профессор. — Это минутное дело.

— Он уснул?

— Еще чего… — сказал Членоед. — Давать тут еще наркоз по пустякам… — Вид у него был обеспокоенный, и он все время поглядывал на дверь. — Я ему дал стулом по голове — вот вам и все обезболивание, — сказал он. — Когда вы сюда шли, вам полицейский инспектор по дороге не попадался?

— Нет, — ответил Афанарел. — Мы никого не видели, профессор.

— Они должны меня арестовать, — сказал Членоед. — У меня лишний покойник.

— Вы боитесь? — спросил аббат.

— Нет, — сказал Членоед. — Но я терпеть не могу инспекторов полиции. Вот отрежу этому дураку руку, а потом уеду отсюда.

— Рука-то как? — спросил Анжель.

— Смотрите сами.

Анжель и аббат подошли к столу. Афанарел стоял в нескольких шагах у них за спиной. Рука являла собой зрелище ужасающее. Перед операцией профессор вытянул ее вдоль тела. Обильная пена, бьющая из середины зияющей ярко-зеленой раны, расходилась к теперь уже обожженным и рваным ее краям. Жидкие выделения струились у больного между пальцами и пачкали плотную простыню, на которой покоилось его бьющееся в ознобе тело. Иногда вдруг большой пузырь всплывал на поверхность и лопался, отчего на теле практиканта оставалось множество неровных мелких пятнышек.

Иоанчик отвернулся первым. Ему было неприятно все это видеть. Анжель же пристально всматривался в дряблое тело практиканта, рассматривал кожу с серым отливом, вялые мышцы и несколько жалких черных волосков на груди. Он осмотрел бугорчатые коленки, кривые берцовые кости и грязные ноги, потом сжал кулаки и повернулся к Афанарелу. Тот положил ему руку на плечо.

— Он был совсем другой, когда сюда приехал… — пробормотал Анжель. — Неужели все мы здесь такими станем?

— Нет, — сказал Афанарел. — Не расстраивайтесь, милый юноша. Операция — дело неприятное.

Аббат Иоанчик прошел по длинной комнате к окну и выглянул наружу.

— Кажется, идут забирать Барридзоне, — сказал он.

Карло и Моряк шли по направлению к гостинице, в руках у них было что-то вроде носилок.

Профессор Членоед тоже подошел к окну и в свою очередь выглянул наружу.

— Да, — подтвердил он. — Это рабочие. А я думал, полицейские.

— Полагаю, им не нужна посторонняя помощь, — сказал Анжель.

— Нет, конечно, — успокоил его Иоанчик. — Теперь всем необходимо сходить к отшельнику. Кстати, профессор, мы как раз решили зайти за вами.

— Я вас долго не задержу, — сказал Членоед. — Инструменты уже готовы. Однако с вами я пойти не смогу. Сразу после операции я уеду. — Он засучил рукава. — Сейчас я отрежу ему руку. Если вам неприятно, не смотрите. Но сделать это необходимо. Я думаю, он от этого умрет, поскольку он вообще в очень плохом состоянии.

— Ему уже ничем нельзя помочь? — спросил Анжель.

— Ничем, — отозвался профессор.

Анжель отвернулся. Аббат и археолог последовали его примеру. Профессор перелил красную жидкость во что-то вроде кристаллизатора и схватился за скальпель. Вскоре послышался скрежет лезвия о кость запястья, а затем все стихло — дело было сделано. Практикант больше не вздрагивал. Профессор промокнул кровь клочком ваты с эфиром, затем схватил практиканта за руку и сунул ее окровавленным концом в кристаллизатор. Жидкость тут же застыла вокруг культи, образовав нечто вроде корки.

— Что вы делаете? — спросил Иоанчик, наблюдая за ним исподлобья.

— Это воск с реки Байу, — сказал Членоед.

Никелированными щипцами он осторожно положил отрезанную кисть на стеклянную тарелку, затем облил ее азотной кислотой. От нее пошел рыжий дым, и от ржавых паров с Членоедом случился приступ кашля.

— Я закончил, — сказал он. — Теперь его можно отвязать и будить.

Анжель развязывал ремни на ногах, а аббат — ремень, затянутый на шее. Практикант все еще лежал без движения.

— Наверное, умер, — сказал Членоед.

— Как это могло случиться? — спросил археолог.

— Обезболивание… Я, должно быть, слишком сильно его ударил. — Он рассмеялся. — Шутка, — сказал он. — Посмотрите, он приходит в себя.

Веки практиканта вдруг резко пошли вверх, как цельные ставни, и он приподнялся на операционном столе.

— Почему я голый? — спросил он.

— Не знаю… — протянул Членоед, расстегивая халат. — Я и раньше всегда считал, что у вас склонность к эксгибиционизму.

— Вы еще долго будете говорить мне гадости? Что, без этого нельзя? — злобно выкрикнул практикант. Он посмотрел на то, что осталось от его руки: — И это называется чисто сработано?

— Хватит! — сказал Членоед. — Не нравится, сделали бы сами.

— В следующий раз я так и поступлю, — заверил его практикант. — Где моя одежда?

— Я все ваши вещи сжег… — сказал Членоед. — Незачем здесь заразу разводить.

— Значит, я как голым был, так голым и останусь? — спросил практикант. — Нет уж, увольте! Не дождетесь!

— Хватит, — сказал Членоед. — Вы мне вконец надоели.

— Не ссорьтесь, — произнес Афанарел. — Одежду мы вам раздобудем.

— А ты, старикашка, не встревай, — сказал практикант.

— Довольно! — воскликнул Членоед. — Вы замолчите, наконец?

— Что это с вами? — обратился к практиканту аббат. — Камень, ножницы…

— Стиляга, — подхватил практикант. — Идите в жопу со своими глупостями. Мне на всех на вас насрать, слышите?!

— Между прочим, не стиляга, — сказал Иоанчик, — а бумага.

— Не разговаривайте с ним, — сказал Членоед. — Он просто бешеный какой-то, невоспитанный хам.

— Лучше уж быть хамом, чем убийцей… — сказал практикант.

— Тут уж вы не правы, — возразил Членоед. — Сейчас я вам сделаю укол.

Он подошел к операционному столу и снова быстро пристегнул ремни, придерживая рукой пациента, не оказывавшего, впрочем, никакого сопротивления из страха повредить свою новенькую восковую культю.

— Остановите его… — простонал практикант. — Он хочет меня убить. Сволочь старая!

— Мы-то тут при чем?! — сказал Анжель. — Против вас мы ничего не имеем, но пусть уж он вас долечивает.

— Кто? Этот старый убийца? — простонал практикант. — Как он меня изводил с этим стулом! Кто там еще смеется?

— Я, — ответил Членоед. И быстро воткнул ему иглу в щеку.

Практикант взвизгнул, после чего тело его расслабилось и он застыл без движения.

— Ну вот, — сказал Членоед, — теперь мне надо драпать отсюда.

— Он поспит и успокоится? — спросил аббат.

— У него вся вечность впереди! — сказал Членоед. — Это карпатский цианид.

— Активная разновидность? — поинтересовался археолог.

— Да, — ответил профессор.

Анжель с недоумением посмотрел на них.

— Как?.. — пробормотал он. — Он умер?

Афанарел потащил его к двери. Аббат Иоанчик проследовал за ними. Профессор Членоед снял халат, затем наклонился над практикантом и ткнул пальцем ему в глаз. Тело не подавало признаков жизни.

— Все равно он был обречен, — сказал профессор. — Посмотрите.

Анжель подошел к столу. Со стороны обрубка бицепс практиканта треснул и раскрылся. Плоть вокруг трещины покрылась зеленоватыми бугорками, и миллионы пузырьков в вихре заструились из темных глубин зияющей раны.

— Пока, ребята, — сказал Членоед. — Очень жаль, что все так получилось. Я не думал, что дело дойдет до этого. И вообще, если бы, как мы предполагали вначале, Дюдю сразу отсюда уехал, ничего бы не случилось и Барридзоне с практикантом были бы живы. Но нельзя повернуть колесо истории вспять. Оно слишком тяжелое, и вообще… — Он посмотрел на часы. — И потом, когда человек стареет…

— До свиданья, доктор, — попрощался Афанарел.

Профессор Членоед грустно улыбнулся.