Наживка для крокодила - Вячеслав Денисов

Верховцеву не нужно объяснять, что делать. Это специалист оперативной работы и мастер разговоров с «нуля», когда на почти пустом месте раскрывается преступление. Я стоял в трех шагах, поэтому мне все было хорошо слышно. Даже при наличии шума.

Верховцев встал рядом с парнем. С другой стороны подошел Ваня.

– Старушка дорогу не успела перебежать? – Верховцев кивнул на стекло.

Парень смерил опера недобрым взглядом:

– А че?

– Ниче.

– Ну, и все, – парень отвернулся.

Для любого человека могло показаться, что разговор закончился. Но только не для того, кто знал Верховцева.

– Земеля! – сквозь зубы процедил он слесарю. – Отдохни, «децл». Нам с пацаном «потереть» нужно.

Почувствовав родную речь, мастер молча пошел к выходу. Парень недоуменно развернулся лицом к Верховцеву:

– Че за дела?

– Че ты чекаешь, родной? – опер водил головой, как баран перед битвой. – К тебе поговорить пришли, а ты чекаешь. Ты знаешь, что в хате за чеканье бывает? С тобой ЛЮДИ пришли поговорить, а ты чекаешь.

Верховцев, со своей бандитской наружностью, стриженой головой и двумя золотыми фиксами во рту, ездил от отдела на все «стрелки». В нем, разводившем по «понятиям» бывалых братков, еще ни разу никто не заподозрил опера. Потом братва сидела в камерах и никак не могла понять, кто же из них сука. Во всех таких случаях «сукой» оказывался оперуполномоченный уголовного розыска Дмитрий Верховцев, но именно его братва никогда не подозревала.

От неожиданного «наезда» парень не мог сосредоточиться и молчал. Ему не хотелось начинать говорить, потому что все его фразы начинались с «че». Пытаться завязать разговор с другого слова пока не получалось. Понимая проблемы парня, Дима продолжал наседать:

– Уважаемый, у тебя здоровья много? Нет? Может, тебя под крылом кто плотно держит от чужого клева? Или ты в блатном мире по пояс увяз и поляны не сечешь? Тебя кто сподобил людей сбивать на дороге? Ты хоть знаешь, кого ты сбил?

Лицо парня пошло бордовыми пятнами. Еще минуту назад все было спокойно, и вдруг такая «засада». Верховцев держал свой рот полуоткрытым и со стороны походил на законченного «отморозка». Ваня благоразумно отошел в сторону и стал осматривать машину.

– Ты думаешь, если в тину зарюхался, так тебя никто не пробацает? Менты тебя, может, и не сыщут, но от братвы-то куда рюхаться, родной? Мы ж тебя и в Арктике найдем, в жопе у белого медведя.

Иван уже раскопал в «бардачке» новенький блокнот и сейчас внимательно его изучал. Судя по перегибу страниц, там было исписано максимум пять-шесть листов.

– Пацаны, – начал парень.

– Пацан у тебя в штанах, – оборвал Верховцев, оголяя золотой клык.

– Мужики…

– «Мужики» на зоне, – опер сморкнулся в яму.

– Братва, бля буду…

– Будешь, – пообещал Верховцев. – Через полчаса будешь, если не скажешь, на хера ты кемеровского авторитета Андрюху Горского сбил.

Шок.

– Ты если будешь на меня, как карась, бебики свои пялить, я тебя сейчас в прорубь опущу, – пригрозил Верховцев. – Че ты раскумарился, как «соска»? Щас, «Сникерс» куснешь – и в прорубь…

– Братва… – парень вынул руки из карманов и начал отчаянно жестикулировать. – Я отвечаю! – Мне сказали, что он – мусор!!! Я гадом буду!.. Клянусь, мне сказали, что он – мент!!!

– Крыльями не маши, – угрожающе «попросил» Дима, склоняясь к зажигалке. – Кто тебе сказал?

Парень осекся.

Верховцев, не выпуская сигареты из зубов, подвел его к колонне и засадил апперкот под солнечное сплетение. Парень резко выдохнул и стал сползать вниз. Опер снова распрямил ватное тело неудачника и вынул из-за пояса «макарова».

– Привет от кемеровской братвы…

Все это выглядело настолько естественно, что даже у меня пробежал по спине холодок. У «братка», видимо, в организме начались совершенно иные превращения, так как по полу, из-за колонны, стала расползаться пенящаяся лужа…

– Табанцев! Табанцев, мать вашу!.. Убери ствол, я все сказал!!! Табанцев это, мент наш, кабардинский! Гаишник!..

– Вы че, бляди, вообще здесь маму потеряли?! – на лице Верховцева застыла мина изумления. – Заказы мусоров исполняете? Братву валите?!

– Он с нами! Он велел опера районного «завалить», который рыло сует куда не следует!

– А ты сам-то из «чьих» будешь? Харчуешься, спрашиваю, у кого?!

– У Тена… Тена «завалили», сейчас у Юнга…

Все вставало на свои места. Меня очень хотели «замочить», пока я не добрался до списков. Теперь, когда я забрал списки, убирать меня с дороги не будут. Пока я владею документами, я живу.

Верховцев затолкал мокрого бандита в яму и вылил ему на голову из банки краску цвета «серый металлик». Кажется, ею должны были красить помятый мною капот «Тойоты»…

В машине Ваня протянул мне блокнот:

– Посмотри, это интересно.

Пять листов, исписанных кривым, безграмотным почерком. «Чисто пацанская» писанина, где выражение «заработать деньги» заменяет устойчивое словосочетание «вымутить филки», а под «базаром» понимается «выяснение непонятных моментов в партнерстве». Таких блокнотов я перечитал десятки. В них – вся убогость внутреннего мира автора. Даты передач посылок в тюрьмы, годовщины смерти невинно убиенных в кровопролитных схватках подельников, адреса проституток, телефоны кожно-венерологических диспансеров и многое другое, что составляет основу бытия современного «отморозка». Иногда авторы этих «ноутбуков» забываются – а это происходит обычно после пяти-шести удачно проведенных «дел» – и начинают писать открытым текстом то, что раньше шептали друг другу на ухо. Так появляется чувство безнаказанности и вера в то, что «со мной этого никогда не случится». Дескать, этого не может быть, потому что не может быть никогда. В конце концов случается задержание, водворение в ИВС и этап в зону. Молодежь наивна и оптимистична. А потому – бесшабашна и бестолкова в своей самоуверенности. Только идиот может вписать в блокнот свои полные данные, с указанием домашнего телефона и адреса. А вот и график преступлений на эту неделю: «Вт. 29.11.01. Кутузова, 12, кв. 23. Лохи на Севере. Кв. на сигналке. Взять Мишу-Самоделкина с инструментом (Береговая, 11, кв. 70)».

Теперь с утра можно ехать на Кутузова и садиться в засаду. Мишу-Самоделкина, хозяина блокнота, а также всех остальных легко взять сразу. А в субботу их вообще ничего не стоит «расколоть» на все дела.

– Последний лист, Андрей, – подсказал Ваня.

Я перевернул все исписанные страницы и наткнулся взглядом на короткую запись:

«Стрела» с Таб. в 18.00. «Колос».

– Дима, что такое «Колос»? – обратился я к Верховцеву.

– Кабак, – недовольно буркнул тот, очевидно, еще не пережив злобы к владельцу «Тойоты». – В центре.

Я откинулся на сиденье и закрыл глаза. Необходимо сосредоточиться и все расставить на свои места. Первое. Одиннадцать дней назад убивают лидера этнической преступной группировки корейца Тена. Я выхожу на женщину, чье имя – Ольга Михайловна Коренева. Выхожу информативно, ибо до сих пор не видел ее воочию. У меня есть лишь фотография и недостаточно четкие описания. В ее квартире, практически в этот же день, режут Лешку Гольцова. Кто-то хладнокровно наблюдает за всеми событиями из окна квартиры Кореневой, а заодно переворачивает все вверх дном. Что ищет неизвестный? Незаконно проникнув в опечатанное помещение, я нахожу среди хлама записку с угрозами и маленький ключик. Преступник, конечно, «шукал» ключ от ячейки банка, в которой Коренева хранила списки автомобилей, посредством которых она шантажировала свою любовь по расчету Тена. И, рискну предположить, заместителя начальника ГИБДД города Табанцева. Ольга исчезает. За ней, как я понимаю, ведется охота не только с моей стороны. Она нужна буквально всем в этом маленьком городе, в котором даже аэропорта нет. Ольгой Михайловной страстно интересуются корейская братва и Табанцев.

Второе. Совершенно случайно я нахожу Алтынина. Цент с третьей попытки сдает и Кореневу, и Тена, и Табанцева. Славный «пассажир»! Но что это мне дает? Лишь подтверждение того, что корейцы, проворачивая свои автомобильные дела, чуть ли не взасос целуются с Табанцевым. С восточных братьев честный милиционер «мает» долю и никак не может простить мне того, что я лезу не в свои дела. Бестолковую слежку опустим, ибо не хочется, вспоминая ее, принижать авторитет злодея Табанцева. Погорячился он со свой «наружкой», безусловно…

Третье. Поняв, что я подобрался слишком близко к спискам – я расцениваю это сейчас только так, Табанцев идет на отчаянный шаг. «Чекальщик» на «Тойоте», чья голова отныне имеет окрас серый «металлик», в полном смысле этого выражения пытается убрать меня с дороги.

И, наконец, четвертое. Все главные действующие лица пьесы знают, что списки у меня. У всех наступает кризис. Они не знают, что делать дальше?

Впрочем, я прекрасно знал, что мне делать дальше. Однако у меня свои вопросы. Где Ольга Коренева? Где слабое звено в устойчивой молекулярной связи «Табанцев – Юнг»? Где ожидать их следующего удара? И еще два вопроса, которые сопровождают все мои действия последние одиннадцать дней. Кто убил Тена? И кто порезал Гольцова? Только теперь, задав их самому себе снова, я понял, что не сделано ровным счетом ничего. У меня не было даже подозрений относительно возможных фигурантов. Сами по себе списки угнанных автомобилей не являлись отправной точкой поиска. Кто знает, дернул я за эту ниточку, в какую сторону она потянется? Вполне вероятно, что в противоположную. И завела бы она меня так далеко, что потом, возвращаясь, я потерял бы время. А значит, все, потому что я балансировал на тонком лезвии, нутром чувствуя, что с каждым часом от меня уходит истина. Полезная информация становилась запоздалой, а уязвимая точка на теле врага – умело защищенной. И в этот момент я сам получал сокрушительный удар. Так было с Лешкой, так было с Шарагиным, так было и в минуту, когда меня пытался убить «шестерка» по фамилии Домушин. Тот, чей блокнот лежал теперь у меня на коленях.