Пост Леонардо - Игорь Фесуненко

Как и большинство других племен Шингу, камаюра пришли сюда откуда-то с востока. Старики рассказывают, что когда-то «очень давно» их предки жили у «бурного озера». Может быть, они так называли Атлантическим океан? Отступая на запад, камаюра прошли тысячи километров через сельву, реки и горы. И обосновались где-то в районе Диауарума. Оттуда их начали теснить индейцы топори, пришедшие с реки Батови. Тогда камаюра направились на юг: их пригласили поселиться рядом с собой ваура, обитавшие на берегу большого озера Ипаву. Впоследствии ваура ушли с этого озера, и оно стало собственностью камаюра.

Подобно тому как женщины ваура прославились своим гончарным искусством, мужчины камаюра являются непревзойденными мастерами по изготовлению луков и стрел. В этом отношении с ними могут соперничать только чикао. Вот что писал о них Айрес да Кунья — бывший сотрудник Службы защиты индейцев: «Камаюра приветливы, радостны и ласковы. Мужчины выделяются отличным телосложением. Они не пользуются никакой одеждой, но украшают себя безделушками и очень любят расписывать свои тела черной и красной красками. Женщины камаюра отличаются весьма утонченными формами и красотой лица».

В том, что Айрес да Кунья не преувеличивал, мы могли убедиться, когда, салютуя хриплой сиреной, Галон лихо вкатил на поляну, вокруг которой высились пять малок. Жара была нестерпимой. Градусов под пятьдесят в тени. Казалось странным, что пять хижин, напоминавших гигантские стога сена, не самовоспламеняются под этим солнцем, которое стремилось излить весь свой жар в последние несколько дней, остающихся до качала дождей.

Пока Галон описывает по поляне нечто вроде круга почета, за «джипом» с восторженными воплями бегут мальчишки. Из малок выглядывают женщины. Узнав Марину, они улыбаются и радостно машут руками.

Захватив чемоданчики, медсестры начинают обход хижин, а мы с Галоном направляемся к «мужскому клубу», который здесь, как и во всех остальных деревнях Шингу, размещается в центре поляны. Усевшись на толстом бревне, несколько камаюра неторопливо растирают себя красной краской «уруку». Операция эта сопровождается музыкальным аккомпанементом: двое молодых парней играют на маленьких свистульках — «авижаре», сделанных из пяти связанных между собой тонких стеблей «такуари». Я достаю магнитофон. Музыканты вопросительно смотрят на меня. В ход идут «карамело», и удовлетворенные гонораром парни, которых, как мне сообщил Галон, зовут Макари и Карикари, с удвоенной энергией продолжают концерт. Потом Макари поет какой-то гимн, посвященный солнцу, луне и озеру Ипаву, где камаюра ловят вкусную рыбу. Затем оба певца по моей просьбе вновь берутся за «авижаре» и исполняют похоронный гимн племени, исполняемый во время обряда погребения.

Тут же, в нескольких метрах от «мужского клуба», находится и кладбище камаюра. Как и в остальных селениях Шингу, оно представляет собой небольшой прямоугольный участок поляны — метров восемь длиной и метра четыре шириной, огороженный низеньким частоколом из колышков, вбитых в землю. Когда индеец умирает, его тело, завернутое в принадлежавший ему гамак, опускают в узкую яму, метра в полтора шириной. Туда же укладываются украшения, которыми пользовался покойник, его лук и стрелы. Чтобы обеспечить покойнику максимальный комфорт, на его могиле оставляют миски с водой и пищей. Некоторые племена, впрочем, поступают иначе: имущество умершего по-братски делят между его соплеменниками. А иногда оно торжественно сжигается на костре.

Орландо рассказывал, что смерть индейца вызывает всеобщую тоску и печаль. Родственники и друзья погибшего коротко остригают волосы и раскрашивают свои тела. Несколько дней продолжается безутешный плач, где роль запевал принадлежит старухам. Вдова же оплакивает супруга несколько месяцев. Лишь спустя год она может снова выйти замуж.

...Музыканты начали проявлять признаки усталости, и мы с Галоном попросили продемонстрировать нам стрельбу из лука. «Даже до далекой деревни караиба, — показывая на меня, говорит Галон, — дошли слухи о том, что камаюра являются самыми лучшими стрелками Шингу, что их луки — самые меткие и что их стрелы не знают промаха...» Я усиленно киваю головой. Краснокожие красавцы гордо улыбаются, кто-то из мальчишек бежит за луком и стрелами, а мы с Галоном нанизываем на сухой куст газетный лист.

И вот лук принесен. Карикари протягивает его нам. Первым пробует свои силы Галон. Он с трудом оттягивает тетиву, щурится, пытаясь прицелиться. Стрела нервно выскакивает и вонзается в землю, не пролетев и половины расстояния до цели. Камаюра радостно смеются.

Теперь настает моя очередь. Я робко накладываю оперение стрелы на бечеву, тяну тетиву и чувствую, что она оказалась упругой, как туго натянутая проволока. Руки дрожат, острие стрелы вихляется. О том, чтобы попасть в газету, не может быть и речи. Тем более что от напряжения руку свело, и кисть, вцепившаяся в оперение стрелы, не хочет разжиматься. Я опускаю лук, перевожу дыхание и собираюсь с силами. Потом снова прицеливаюсь, вернее делаю вид, что прицеливаюсь: с ученым видом знатока прищуриваю левый глаз и — будь что будет! — разжимаю онемевшую кисть правой руки.

Стрела робко юркнула куда-то в сторону, чуть не задев мальчишку, с нескрываемым наслаждением наблюдавшего за моими мучениями.

Радостный взрыв хохота сотрясает крышу «мужского клуба». «Караиба не умеет стрелять, — заключает Карикари. — Теперь будет стрелять камаюра».

Царственным жестом он протягивает руку, берет у меня лук и, почти не целясь, пускает стрелу в цель. Увы, избыток оптимизма губит его: стрела проходит в полуметре над газетой и вонзается в землю метрах в десяти за кустом.

«Э-э, брат, — ухмыляется Галон. — Камаюра, оказывается, тоже... не того?»

Пожилой индеец, молчаливо наблюдавший за нами, с негодованием глядит на Карикари. Доброе имя племени и славные традиции предков поставлены на карту этим молодым хвастуном. Старик встает, подходит к смутившемуся парню, берет у него лук и что-то говорит мальчишке. Тот подает ему сразу три стрелы. Старик еще раз меряет холодным взглядом Карикари и поворачивается в сторону белеющей метрах в сорока от нас на кусте газеты.

Одна за другой свистнули три стрелы. Каждая из них прошила «Жорнал до Бразил» точно посредине.

Не удостаивая нас взглядом, старик, сопровождаемый радостными воплями соплеменников, отдает лук мальчишке и возвращается на свое место. Я наблюдаю за Карикари. Он явно обозлен. Мальчишка приносит стрелы, и Карикари, гордо подняв голову, пускает все три стрелы одну за другой. И все три теперь попадают в цель.