В тайном государстве - Роберт Маккрам
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что вам угодно, сэр?
— Да ничего, — тихо ответил Квитмен, — спасибо, я просто так смотрю.
Он положил книгу на прилавок, взял следующую, полистал. Снова посмотрел на часы. Тридцать пять минут шестого. Он не слышал, как Стрейндж прошел обратно, но медлить, учитывая всю эту толпу покупателей, было нельзя. Квитмен медленно повернулся, лениво посмотрел вокруг и направился к лестнице. Знакомых лиц в толпе не было. Он сбежал по ступенькам. Секция классической музыки. Оперы. Концерты. Где же магнитофонные записи? Тут он заметил вращающуюся стойку с кассетами. У стойки крутились два меломана. Квитмен отодвинул их локтями и приступил к поискам Альбинони. Меломаны, обиженные его натиском, отошли. Вот и нужная коробка. Он вынул ее из отсека и осторожно раскрыл. Переданная им Стрейнджу кассета находилась внутри. Захлопнув пластмассовую коробку, он вынул такую же из кармана пальто и положил в отсек. Для отвода глаз Квитмен отобрал несколько записей Шопена и Мессиана и заплатил в кассу. Получится чудесный подарок Лиз.
В ее пустой квартире голос Стрейнджа, обычно ровный и спокойный, звучал взволнованно. Твердый отчетливый выговор всегда напоминал Квитмену о родном Девоншире, и сейчас Джеймс почувствовал в себе всколыхнувшуюся симпатию к старому ветерану, чье дело он так горячо защищал теперь. Он сел перед магнитофоном в кресло, уменьшил громкость и принялся слушать.
«Джеймс, сегодняшнее сообщение несложно. Я был не прав, совершенно не прав, вам даже трудно себе представить, насколько. Но узнав от меня подробности, вы поймете, что по-другому не объяснишь».
Вдали прозвучала сирена, и до Квитмена не сразу дошло, что это с пленки. Он вообразил, как Стрейндж одиноко сидит в машине, скорчившись над микрофоном, возможно, в темноте. Знакомый голос продолжал:
«Знаете, у меня раскрываются глаза. Это забавное ощущение. До самого конца службы в Уайтхолле я думал, что знаю все обо всех и держу под контролем. Листер не в счет, разумеется! Я изъяснялся на правильном языке, поддерживал нужные знакомства и имел под рукой нужную информацию. Она, говорят, является властью. А теперь вынужден я признаться, что не знал ничего. Смешно, что секретность может дать иллюзию власти. Чем больше я допускаю возможность существования неизвестных мне тайн, тем больше проясняется картина. Я начинаю смотреть на вещи без предрассудков».
Слова Стрейнджа звучали как исповедь.
«Взять хотя бы мое суждение о деле Листера. Оно целиком строилось на предрассудках, вот ведь как вышло. А он оказался прав насчет Эллисона и Купера. Они были виновны. Листер, при всех своих сдвигах, не ошибся, и Давенпорт доказал его правоту вне всяких сомнений. Это, Джеймс, ясное и недвусмысленное предупреждение. Вряд ли вам известно, но Давенпорт — старый друг, которому я могу доверять. Конечно, у меня и в мыслях не было — опять недооценка! — что он каким-то образом замешан в деле. Его поразило, когда я показал ему вашу ксерокопию записей Листера с терминала. С тех пор, как кончилось расследование, он стыдился своего участия в нем. Разобравшись в записях — а с толку его сбить трудно, — Давенпорт пришел в изумление. Он объяснил, что Листер не мог их придумать или подсунуть Эллисону, да и вообще сделать то, о чем шептались. Суть в том, что Листер действительно раскопал факты, грозящие скандалом, а управление, по причинам, которые я изложу дальше, их прикрыло. Самое дикое в том, что Листер доверился бы мне, не будь мы с ним на ножах. Он, бедняга, держал все при себе».
На минуту Квитмен выключил магнитофон. Стрейндж всегда гордился своей способностью не считаться с общепринятым мнением. Интересно, пришло в голову Квитмену, сколько еще откровений принесут эти упорные поиски? Налив себе виски, он снова нажал на клавишу. Голос зазвучал сразу же.
«Расшифровка записей не составила для Давенпорта особого труда. Теперь я стараюсь вникнуть в их смысл. Записи содержат имена, цифры, ключи, но, страшась ложных истолкований, скажу пока одно: Листер был на нашей стороне и узнал то, что управление всячески скрывало. Полагаю, что Эйдан Купер знает куда больше, чем говорит. Неудивительно, что он испуган. Мне нужны исчерпывающие данные о его прошлом. Джеймс, пожалуйста, займитесь этим. В следующий раз я возьму кассету Сибелиуса. Давенпорт сказал мне, что у Купера жена — полька, и что они обычно проводят летний отпуск под Варшавой. Его проверяли, как мне известно, много лет назад, но в то время техники были отчаянно нужны, поэтому много вопросов не задавали. Однако я забегаю вперед».
С пленки донесся шум — Стрейндж откашлялся.
«Сами понимаете, что это все значит. Кто-то извне внедрился в аппарат управления, когда мы только начинали. Удивляться нечему. Весьма разумно — ввести своего агента постепенно, полегоньку, и со временем он наберет силу. Я убежден, что это — Купер. Похоже на то, что он завербовал Эллисона и платил ему, а тот даже не понимал, что делает. Но у Купера должны быть сообщники, не обязательно в управлении. Как иначе Листер отыскал доказательства в Лондоне? Необходимо еще раз проанализировать его записку. Все это подтверждает мою мысль о том, что когда Листер впервые выдвинул свои обвинения, Хейтер раскусил подоплеку, но предпочел притвориться, что ничего не случилось. Потому-то он использовал Приса — человека, который в обмен на повышение будет держать язык за зубами. Вы согласитесь — ему здорово повезло — занять мое место таким молодым. Хейтер не осмеливается сказать правду Дейнджерфилду, ибо это послужит для того прекрасным предлогом немедленно забрать управление под свой полный контроль. Хейтер как типичный „строитель империи“ много лет сопротивляется этому шагу. Сейчас он старается замять скандал. Догадываюсь, что он выдвинул Приса себе в помощь.
Теперь получает свое объяснение убийство Листера. Понимаете, когда хозяева Купера поняли, что Листер в курсе их старых делишек в Лондоне, они предпочли избавиться от него. Для инсценировки „самоубийства“ нужны профессионалы. Тем временем Хейтер, наверно предположивший, что я правильно пойму содержание листеровской записки, начну задавать щекотливые вопросы, вынудил Дейнджерфилда меня уволить». Послышался невеселый смех Стрейнджа. «Если бы он только догадывался, как мало ваш покорный слуга разбирается в происходящем, то не утруждался бы. А так он прибавил себе лишних хлопот. Знай он, что мне нужен лишь Листер, то решил бы держать своих ищеек — две
