В смертельном круге - Сэм Льювеллин

* * *

Яркие фонари в ветвях деревьев освещали подъездную аллею. Звуки гитары и слова песни проникали даже сквозь поднятые стекла машины:

Вот здесь, в «Ред Хауз», Моя кротка...

Люди спускались по наружной лестнице. Соло гитары и песня закончились. Раздались аплодисменты. Масса смеющихся и обнимающихся людей вывалилась на покрытую гравием площадку. Автомобили начали разъезжаться. А вот и еще два человека спустились но ступенькам — длинноногий мужчина в сверкающих брюках и стройная блондинка. Джеки и Хелен. Она, прощаясь, коснулась рукой его плеча. Он послал ей воздушный поцелуй. Они прошли к своим респектабельным автомобилям. Все это было нежно, но невинно и непорочно, как молоко.

Меня опять прохватило потом. Я сжал зубы и поехал за ней, когда она выехала на главную дорогу Марбеллы. Здесь мелькали сотни фар. И за каждой из них могли скрываться холодные глаза Деке или Джима Громилы.

Хелен свернула к чугунным воротам с парой ярких огней. За ними виднелись виллы, достаточно удаленные от дороги и разделенные зарослями кустарника и зонтичных сосен. В зеркале заднего вида ясно различались две фары.

Фары в зеркале заднего вида свернули влево. Я обнаружил, что мое дыхание участилось. Она свернула с дороги. В свете фар засиял маленький белый дом, скрытый среди деревьев. Ее автомобиль остановился. Я тоже остановил машину и медленно вышел из нее. Ноги плохо слушались. Я стоял спиной к машине в ожидании, что же будет дальше. Но в тяжелом ночном воздухе раздавались лишь пение цикад да треск дальнего мотоцикла.

— Входите, — пригласила она.

И вдруг все вокруг стало приветливым и обыденным. Под ногами был песок, покрытый иголками опавшей сосновой хвои. В пустынном доме внутри жило эхо. На белых стенах висели картины с изображением быков, а полы были вымощены красной плиткой. Я расслабился.

Она открыла дверь большой комнаты и сказала:

— Я сейчас спущусь. Там, на стойке, есть пиво.

Я сидел и смотрел на полчища муравьев, пересекающие терракотовые плиты пола, и почти был готов к тому, что в дверях появится Джим Громила с укороченным автоматом в руках. Но он не появлялся. Вместо него появилась Хелен в черном платьице, которое очень шло к ее коротким светлым волосам. Она стерла с лица косметику, прошла к камину, разлила в бокалы на два пальца виски и сказала:

— Мне кажется, у нас с вами одна цель.

Она смотрела на меня, и ее лицо казалось усталым и отчужденным.

— Я целый день провела в том доме, но ни слова не услышала о вашем друге Генри Макферлейне. Мне очень жаль.

— Ну и что же? — сказал я, чтобы скрыть свое глубокое разочарование.

— Мне очень жаль, — повторила она.

— Вы знаете, кто такой Деке Келльнер?

Она ядовито рассмеялась:

— Если вы знаете содержимое корзины для бумаг, то вы знаете, кто ее хозяин.

— А вы слышали что-нибудь об ограблении Уолстейна?

Она удивленно посмотрела на меня.

— Нет.

И тогда я рассказал ей об автоматах и маленьком человечке, кричащем от страшной боли, когда фаланги его пальцев были сплющены закрытым ящиком стола. Она слегка сжала губы и кивнула.

Когда я закончил говорить, она поднялась и достала из шкафчика большой красный альбом для наклеивания вырезок и бросила его мне на колени. Я открыл его.

На первой странице была помещена глянцевитая брошюра. Это было обычное рекламное издание, там были картинки с яхтами, искусственными гаванями, домиками с крутыми крышами — словом, все, о чем можно было только мечтать. На следующей странице пошли газетные вырезки. Первая озаглавлена: «Двое погибли в амбаре». Остальные статьи по-разному варьировали эту тему. Вырезки были сделаны из разных газет, начиная от таких, как «Бостон глоуб», и кончая «Экзаминер». В заметке говорилось, что Джек Уолтон, отставной гарвардский профессор, и его жена Уна погибли в своем сенном сарае, укладывая сено. Высказывалось предположение, что трава при уборке оказалась слишком влажной и кипы могли самовозгореться. А Джек и его жена как раз во время возгорания укладывали сено и не смогли спастись. Газета «Экзаминер» подробно написала об Уолтонах, которых все любили, и не только потому, что они владели землей в устье реки, где привыкли бывать многие жители в летнее время. А потом их участок вместе с фермой был приобретен какой-то компанией.

Мне не надо было даже читать название этой компании. Я и так знал его. «Си Хорз Лэнд».

— А кто были эти Уолтоны?

— Мои родители. Отец никогда не закладывал на хранение сырую траву. Они просто сожгли их заживо, вот так. Сначала они присмотрели участок. Потом распустили слух, что у Джека и Уны возникли денежные затруднения. А затем сфабриковали документы о продаже и подпись отца. Потом убили их до того, как им удалось обратиться к своим адвокатам. Но никто, кроме меня, в это не верил. Я как-то слышала разговор родителей об этом.

— Я верю этому, — сказал я.

Я вспомнил все, что случилось в «Саут-Крике», и как сгорел «Буревестник» в гавани Пуэрто-Баньос.

— Но как вы все это узнали? — спросил я.

— Я заинтересовалась этой компанией «Си Хорз Лэнд». Она зарегистрирована на острове Мэн. Они не стали со мной разговаривать. Тогда я покрутилась вокруг и подружилась с одним парнем из их офиса.

Сна твердо взглянула на меня своими серо-зелеными глазами и продолжала:

— И он дал мне адрес Джеймса де Гроота, и я поехала, чтобы увидеться с ним. Людям нравится видеть меня.

— Ничего удивительного, — вставил я.

— Я стали дружить с Джеймсом, а он оказался порядочным ослом, как вы сами теперь догадываетесь. Он и есть директор компании «Си Хорз Лэнд», это вам известно? Он в принципе не любит насилия, а тем более не любит слышать об этом. Но Деке все делает по-своему, считая, что его уровень выше. Джеймс планирует дело, но он... не задает вопросов о том, какие методы применяет Деке. И никто никогда не говорил ему, что «Си Хорз Лэнд» существует для отмывания денег, которые Деке имеет с перепродажи драгоценных камней.

— "Си Хорз Лэнд" делает прорву денег. Покупает участки на побережье, как правило, те, которые никогда не пошли бы в продажу, будь живы их владельцы. Провернуть все это, а потом продать... громадная прибыль.

Она пожала плечами.

— А что насчет Поула Уэлша?

— Поул Уэлш — просто дурак, — сказала она. — Он считает, что ему полезно крутиться среди этих людей. Мне кажется, что Деке держит его при себе потому, что ему нравится смотреть на его ужимки. Но вас-то он все равно убьет.

Я спросил:

— А откуда вы знаете про все это?

— Я работала в их офисе на набережной в Саутгемптоне. Он решил, что я уж совсем дурочка и не создам ему проблем. Я получала указания и точно выполняла их. А когда что-нибудь интересное оказывалось в мусорной корзине, я делала копию.

Она похлопала рукой по краю красного альбома.

— Все это — не доказательства. Но толковый адвокат, не приученный вилять задом, легко может превратить их в доказательства.

— И вы передадите это в полицию?

— У него полно своих людей в полиции. Здесь, в Испании, его не ухватить.

— Но они не могут выдать его кому-нибудь?

— Нет, — ответила она, — но, может быть, ему самому потребуется куда-то поехать. Например, в Англию, Германию, куда угодно. У него любые паспорта, он заказывает чартерные рейсы, чтобы трудно было узнать, куда он летит. У него никаких проблем. Он имеет массу верных друзей. Но когда он в следующий раз выедет из этой страны, я разузнаю, куда он направился, сообщу полиции, и они его загребут.

Я спросил:

— И как долго придется этого ждать?

Она улыбнулась, и это была жесткая улыбка.

— Не так уж долго. Он собирается со дня на день в Англию.

— Откуда вы знаете?

— Ваш друг Поул Уэлш помогает ему.

— Поул?

— Они в клубе говорили об этом. В расчете, что я их не пойму. Он очень высокомерен с женщинами, наш Деке. Но у него тяжело больна мать.

— Его мать? — Ужасная старуха.

— Как он поедет и когда?

— Спросите Поула, — ответила она. — Мать Деке живет в городке, который называется Ширнесс. Она не может выехать из страны. Она очень больна. Эти Келльнеры — дружная семья.

— Блекахи. А откуда вы знаете?

— Он сам мне сказал. — Она пожала плечами. — Ее портрет висит в его доме.

Я вспомнил изображение ужасной Пожилой леди в «Nucstro Casa».

— Я видел портрет, — сказал я.

— Он ставит перед ним цветы. Она умирает. Хелен выглядела очень усталой. Я спросил:

— И как долго вы собирали эти... доказательства?

— Три месяца, — ответила она. — Три проклятых месяца.

Она отпила виски, и ее лицо изменилось, потому что она старалась сдерживать слезы. Но это ей не удавалось.

Я встал, сел с ней рядом, обнял ее и сказал:

— Успокойтесь, не дергайтесь хотя бы сейчас.

Ее тело напряглось в моих руках. Она положила голову мне на грудь. Слезы пропитали насквозь мою рубашку. Потом она расслабилась, подняла голову.