Развеянные чары - Ло Гуань-чжун

– Вы не поняли меня, наставник, – улыбнулся евнух. – Дело в том, что мы, евнухи, хотя и лишены мужского естества, однако обладаем теми же чувствами и желаниями, что и обычные люди. По ночам, особенно когда холодно, так хочется, чтобы рядом кто-то лежал. Правда, иногда я велю мальчикам-слугам согревать мне спину и ноги. Но разве это удовольствие?! Конечно, я мог бы пригласить какую-нибудь девицу легкого поведения, но это непристойно. Вот я и решил обзавестись женой.

– А разве это возможно? – удивился Чжан Луань.

– История знает немало случаев, когда евнухи брали жен, – сказал Лэй Юньгун. – Так, при Ханьской династии[126] евнух Ши Сянь женился и даже имел детей. При династии Тан евнух Гао Лиши взял себе жену из рода Люй, а евнух Ли Фуго – из рода Юань. Так что вы, наставник, можете не сомневаться. Я нынче смотрел календарь – завтра как раз счастливый день для бракосочетаний. Так что в полдень я пришлю свадебные подарки, а вечером сам приеду за невестой. А уж вы, наставник, возьмите на себя труд поговорить с племянницей и убедить ее, что в моем доме она будет богатой и знатной.

Чжан Луань хоть и не был в восторге от подобного предложения, однако возражать не решился. Простившись с евнухом, он возвратился домой, а на следующее утро сообщил обо всем Мэйэр.

– Какой толк выдавать меня за евнуха? – недоумевала девушка.

– И я так думаю, – сказал Чжан Луань. – Но в руках у Лэй Юньгуна власть, перечить ему опасно. Так что поезжай пока к нему и ничего не бойся, а я что-нибудь придумаю.

В полдень люди Лэя привезли свадебные подарки: расшитую золотом и унизанную жемчугами шапочку, красное шелковое платье с вышитыми на нем драконами, пояс из яшмовых пластинок в форме различных цветов, по две пары браслетов и золотых шпилек для волос и еще много всевозможной одежды.

А вечером в экипаже, запряженном четверкой коней, прибыл сам евнух Лэй. За экипажем следовал расписной паланкин для невесты, а за паланкином, играя на свирелях, флейтах и барабанах, шли музыканты.

Чжан Луань достал ночную сорочку, прочитал заклинание и дал надеть Мэйэр. Девушка надела, и она приросла к ее телу так, что снять ее, не зная нужного заклинания, было невозможно.

И вскоре наряженная, как небесная фея, Мэйэр села в расписной паланкин, и свадебная процессия тронулась в путь. Чжан Луань проводил ее до ворот и возвратился к себе.

Во время брачного обряда присутствовало лишь несколько мальчиков-слуг, которые и проводили жениха и невесту в брачные покои.

Погода стояла еще холодная, и евнух Лэй заранее приказал устелить всю спальню коврами, а на постель положить стеганые матрацы и теплые парчовые одеяла.

Все шло своим чередом, пока не настало время взойти на ложе. Мэйэр сняла шапочку, затем верхнюю кофточку и принялась за ночную сорочку, но та не снималась. Тогда евнух попробовал сам ее снять, ничего не вышло. Как ни старался он добраться до тела девушки – все было тщетно.

На следующее утро служители и приближенные явились с поздравлениями и выразили желание представиться молодой госпоже. Однако евнух их не впустил и строго приказал называть Мэйэр не госпожой, а по-прежнему – новобрачной.

Вскоре явился с поздравлениями Чжан Луань. Евнух пригласил его к себе в кабинет и, угощая, рассказал о ночной неудаче.

– Видно, моему благодетелю предназначено счастье более высокое, – сказал Чжан Луань, – да и племянница моя не заслужила еще чести быть вашей женой.

– И все же попытаюсь сегодня еще разок! – стоял на своем евнух.

Вечером повторилось то же, что и накануне, – и вновь понапрасну промучился евнух, но так ничего и не добился. Не чувствуя в себе сил для третьей попытки, он приказал отвести Мэйэр комнату и отослал ее спать одну.

Между тем Чжан Луань, уверенный, что евнух рано или поздно отпустит девушку, стал размышлять, что делать дальше.

«Сказать правду – значит накликать на себя беду. А может, заказать портрет Мэйэр и уговорить евнуха при случае показать его государю? Если расчет мой окажется верен, она получит какое-нибудь придворное звание – все лучше, чем быть женой евнуха».

В тот же вечер Чжан Луань прибег к способу под названием «приглашение небесного для отображения земного».

Итак, что же это за способ? А заключается он, дорогой читатель, вот в чем. Желающий заполучить точный портрет какого-либо живого или мертвого человека, прежде всего должен прибрать комнату, затем разложить на столе кисти, бумагу и краски, поставить вино и фрукты и занести на таблички свои пожелания, после чего таблички сжечь, произнося при этом заклинания. Потом он должен запереть комнату на замок и уйти.

И душа вызванного, где бы она ни блуждала и как бы далеко ни находилась, обязательно явится. Правда, между душами умерших и душами живых существует некоторая разница. О душах умерших никто не тревожится, и потому они сохраняют полное спокойствие, в то время как душа живого находится как бы в бреду и беспрестанно мечется, не находя себе места. Однако и те и другие сохраняют свой первоначальный облик, что позволяет сделать с них точный портрет. Этот портрет рисует какой-нибудь художник-бессмертный, после чего тотчас же бесследно исчезает…

Когда Чжан Луань, сделав все, что полагается в подобных случаях, вошел в комнату – на столе уже лежал портрет очаровательной девушки, с глазами, подобными двум утренним цветкам. На верхней кромке листа стояла надпись – «Кисть Чжан Сэнъяо».

Чжан Луань прочел надпись и догадался, что это являлась душа знаменитого художника, жившего еще при династии Цзинь[127], того самого, о котором говорили, что он рисует дракона без глаз, чтобы дракон не смог взмыть в небеса… На следующий день обрадованный Чжан Луань наклеил картину на полосу тонкого шелка, повесил ее у себя в спальне и стал ждать прихода евнуха Лэя.

Между тем Мэйэр страдала в доме евнуха Лэя от пренебрежительного к себе отношения со стороны приближенных. И вот как-то ночью, почувствовав себя совсем одинокой, она позвала служанку:

– Скажи, есть ли в доме кто-нибудь, умеющий рассказывать сказки?

– Есть! – обрадовалась служанка. – Он живет при дворе – голос у него ясный и звонкий!

– Позови его! – приказала Мэйэр. – Я хочу развлечься.

С разрешения евнуха позвали рассказчика Цюя Слепого. Тот вошел в зал, дождался, пока Мэйэр займет свое место за занавеской, откашлялся и начал рассказ.

Это был рассказ о любви иньского Чжоу-вана[128] к красавице Дацзи. Однажды Чжоу-ван встретил свою невесту на полпути от ее дома, как вдруг налетел ураган и окутал мраком землю и небо. Сопровождавшие невесту слуги от страха попадали на землю. Когда ураган пролетел, все понемногу пришли в себя и увидели, что одна Дацзи сидит себе как ни в чем не бывало. Решив, что у девушки счастливая судьба, Чжоу-ван сделал ее своей главной женой и очень полюбил. Обольщенный ее красотой, Чжоу-ван потерял разум – ведь он даже не подозревал, что его Дацзи вовсе не Дацзи, а старая лиса-оборотень, отнявшая во время урагана душу у красавицы и сама вселившаяся в ее тело. Стараясь во всем угодить своей любимице, он устраивал во дворце пиры, на которых рекой лилось вино и подавались горы изысканных яств. Пытавшихся удерживать его от излишеств сановников он казнил, а сам продолжал чинить произвол и беззакония. В народе стало зреть недовольство. В конце концов чжоуский У-ван[129] поднял войска, разбил Чжоу-вана при Муе, а Дацзи предал казни…

Мэйэр выслушала рассказ и со вздохом промолвила:

– Верно говорили древние: тому, кто не смог найти в жизни счастья, все равно – умереть ли в молодости или в возрасте ста лет. Тому же, кто хоть раз в жизни испытал полное счастье, смерть больше не страшна.

Рассказ Цюя Слепого произвел на нее огромное впечатление, она дала ему в награду связку монет и отпустила.

В эту ночь Мэйэр спала одна. Ей снилось, будто она попала в императорский дворец, сумела снискать благосклонность государя и возведена в ранг императрицы, а придворные всячески ей угождают. Святая тетушка – ее матушка – тоже пожалована высоким титулом, брату Цзо Чу присвоено чиновничье звание, и все они пользуются почетом и уважением.

Вдруг сон оборвался. Девушка открыла глаза – уже светало. Появились девочки-служанки – они принесли серебряный таз для умывания и поставили на красную подставку возле кровати.

– Сегодня третий круг выбора младших жен государя, и наш господин еще до рассвета отправился в ведомство церемоний, – доложили они ей. – Вы, госпожа, умывайтесь и завтракайте, а потом, сделайте милость, отпустите нас поглядеть на церемонию.

– Мне сегодня что-то неможется, – отвечала Мэйэр, – Я не буду пока умываться. А вы идите.

Служанки убежали, радостные, словно ученики, которых учитель отпустил с занятий раньше времени.

«Значит, сегодня третий круг выбора, и на него соберутся самые знаменитые красавицы, – подумала Мэйэр. – Вот бы поглядеть, как это все происходит».