Кавказская война. В очерках, эпизодах, легендах и биографиях - Василий Потто

В десятом часу ночи Ляшенко прислал сказать Власову, что в Тимошевском куте, около впадения в Кубань речки Афипсы, слышны сильный шум и даже плеск воды, вероятно, от плывущей через реку конницы. Густой лес и широко раскинувшийся прибрежный камыш, однако, скрывали переправу.

Еще не начинался рассвет, как масса неприятельской конницы выдвинулась из камыша. Часть ее бросилась к Могильному кургану, зажгла кордонное сено и атаковала казачий пикет; большая, обогнув его, на полных рысях понеслась налево, на Елизаветинское селение.

Только быстрые движения неприятеля не позволили Власову отрезать его от переправы и заставили встретиться с ним лицом к лицу. Пока Скакун отстаивал Могильный пост, главная масса черкесской конницы уже достигла Елизаветинского селения. Ляшенко встретил ее пушечным огнем. На помощь к нему прискакал Табанец с двумя своими сотнями и подоспели резервы окрестных куреней. Но черкесы надеялись сломить эту живую стену и несколько раз бросались в шашки, чтобы прорваться в селение. Казаки, под прикрытием четырех орудий, держались стойко. Трудно сказать, однако, чем кончилось бы дело, если бы Казбичу не доложили, что Власов с другим казачьим отрядом скачет из Александровского поста наперерез ему, к переправе. Это неожиданное известие всполошило горцев; вся масса их, готовившаяся последним ударом сломить преграду, теперь поворотила к Кубани. К сожалению, только небольшая часть русского отряда могла настигнуть их; казаки собрались всего за час до набега, шли форсированным маршем, и лошади их были измучены, орудия застряли в кочках и не могли поспевать за конницей. Все это помешало Власову дружно ударить в пики, но почти у самой переправы небольшая казачья команда все-таки преградила дорогу неприятелю. Казбич смял ее. Казаки дрались отчаянно, но панцири не поддавались ударам пик, и в рукопашной схватке урядник и два казака, сбитые с лошадей, были даже захвачены в плен. За эту минутную удачу горцам пришлось расплатиться дорого. Упорная схватка задержала отступление их и дала возможность подойти казачьей артиллерии. Но и к горцам в тот же момент подоспел их резерв, стоявший у Свиного ерика – небольшой речки, протекавшей между Могильным постом и Кубанью, и они, повернув коней, бросились на Власова в шашки. Сам Казбич дрался как бешеный: ему разрубили левый висок и шею, проткнули бок пикой. Но он все-таки возвратился за Кубань на коне, покрытый кровью и не с пустыми руками – трое казаков остались в плену. Партия понесла большие потери, и даже левый берег Кубани, как доносил Власов, оказался упитанным вражеской кровью. В числе убитых находился сын старого Казбича, и тело его не было выручено.

Партия Казбича разошлась по домам.

Нападения черкесов на Черноморье, принявшие осенью 1823 года, в набеге Казбича, размеры открытой войны, вынудили генерала Власова ответить на них опустошением самих черкесских земель. И едва скопище Казбича рассеялось по домам, как Власов стянул к себе льготные казачьи полки и 22 ноября перешел Кубань. Главной целью похода было показать шапсугам и абадзехам, приходившим с Казбичем, что их разбои не останутся безнаказанными. Но земли шапсугов и абадзехов были отделены от русских границ владениями народа хомышейского, который хотя и считался более мирным, но не упускал случая принимать живое участие в набегах на казацкие селения. Особенно враждебен был русским хомышейский князь Нагай-Крым-Гирей, имевший в своем распоряжении даже одно из орудий, розданных закубанцам еще в 1820 году турецким правительством, и хранивший его в одном из абадзехских аулов, верстах в шестидесяти от Екатеринодара. И вот первый удар Власова и был направлен именно на этот аул, причем прямо имелось в виду захватить орудие. Власов шел с одной кавалерией, ускоряя по временам свой марш и всячески стараясь проходить незаметно мимо попадавшихся на пути хомышейских селений.

В шесть часов утра отряд стоял уже вблизи враждебного аула. Полковник Табанец, с двумя сотнями спешенных казаков и с частью конницы, получил приказание идти вперед и с возможной тишиной обвести вокруг аула цепь, чтобы затем напасть на него совокупными силами. Но едва Табанец выступил, как в лагерь приехал сын одного из хомышейских князей, и для всех стало ясно, что аул теперь уже предварен об опасности. Действительно, вскоре послышались два ружейных выстрела и затем крик, вероятно служивший сигналом для жителей. Табанец бросился на выстрелы – и сверх всякого ожидания, к удивлению даже самих проводников, наткнулся на довольно прочное плетневое укрепление с воротами, задвинутыми изнутри крепкими засовами, и с караульной, в которой горел тогда огонь. Пока шла перестрелка и пешие казаки ломали ворота, стало светать, а аул был еще далеко, почти на версту впереди, окруженный горами и лесом. Конечно, для казаков проскакать с версту было бы делом минуты, но путь к аулу пересекали две речки, Цаора и Ярки, заваленные большими колодами, очевидно служившими ему защитой до постройки укреплений. И вот, как ни торопились казаки, в ауле они уже никого не нашли: жители разбежались и скот был угнан. Только небольшой черкесский караул встретил русский отряд ружейным огнем, но и тот скоро рассеялся. В саклях повсюду были доказательства недавнего присутствия жителей: на очагах горели еще огни и оставалось на месте все горское имущество. Власов, подоспевший вслед за Табанцом с главными силами, бросился между тем в крайний от въезда двор, где, по словам лазутчиков, стояла пушка. Но там нашли только лафет, совершенно готовый к увозу, а самого орудия не было. Власов приказал искать, обещая награду тому, кто первый увидит его, – и орудие было разыскано казаком Кобыляцким под толстым слоем дубового хвороста, наваленного, очевидно недавно, возле стенки какого-то сарая. Это была медная шестифунтовая пушка с изображением на ней луны.

Цель экспедиции была достигнута, и вдаваться в дремучие леса для преследования жителей не было надобности.

Казаки зажгли аул, и, когда огонь покончил свое разрушительное дело, Власов приказал отступать. Есть известие, что на обратном пути черкесы пытались отбить свое орудие, но что эта попытка им стоила очень дорого. Захваченную пушку казаки привезли на Кубань, и она с тех пор хранилась в войсковом арсенале, как трофей редкий в войне с кавказскими горцами.

Воротившись на линию, Власов деятельно занялся изучением местности, лежавшей по речкам Азыпс, Катель-Джук и другим, где, всего в двадцати верстах от Кубани, в укрепленных самой природой аулах и хуторах, жила часть шапсугского народа, совершавшая отважные набеги, очевидно, в расчете на недоступность своих жилищ. Посылаемые с этой целью пластуны не раз пробирались своей неслышной поступью сквозь вражеские цепи и приносили известия о состоянии дорог, о расположении аулов, о числе в них жителей и даже о количестве на хуторах скота, хлеба и сена.