По законам Преисподней - Денис Чекалов

– Ты чего? – заорал Джоуи, весь красный от возмущения. – Оскар? Совсем, что ли, или как? Пошли вдвоем, глаза бы разули да посмотрели, что меня оставили за дверью!

– Джоуи! – развел руками лорд Николас. – Почему ты не сказал, что идешь за нами?

– Я шел тайно, я проверял вашу бдительность; и никто, даже ты, Оскар, – с трудом поднимаясь и почесывая бока, сказал Джоуи, – меня не заметил.

Хитрая улыбка спустилась и спряталась в усах мажордома, и мне подумалось, что он прекрасно видел, как юный кузен идет следом за ними, и специально захлопнул дверь перед его носом.

Очевидно, Джоуи тоже пришла в голову эта мысль, и он возмущенно посмотрел на предателя. Однако неприступный вид Оскара не оставлял никакого шанса уличить его в этом вероломном поступке.

Оскар и Марион в один голос утверждали, что когда они ложились спать, все охранные руны были на месте, и никто посторонний не мог войти в особняк.

То же самое сказала кухарка, – толстая осьминожиха, – которая от волнения щелкала клювом, и посреди разговора вдруг сорвалась с места, и куда-то помчалась, загребая всеми восемью щупальцами.

– Наверное, что-то случилось, – сказала леди Артанис.

Джоуи стукнул каблуками, встал на старт, словно боров-легкоатлет, и ринулся вслед за поварихой, крича на ходу:

– За мной!

Баронесса, подобрав юбки, поспешила за ними.

– Ну я же не могу их оставить, – сказал лорд Николас, и важно, но довольно резво засеменил следом.

Кухарка привела всех на кухню, и сняла крышку с котла:

– Да я ж опару поставила, на завтра, как раз, посмотрите, в это время надо ее сбивать.

– Глупая женщина, – сказал Джоуи. – Глупая, глупая женщина. Мы ведем такое важное расследование, а ей бы только про опару; эй, Флоренс, а какое ты поставила тесто? Наверное, пирожки будешь делать?

Муж поварихи, кучер, который следил за каретами и за садом, – доложил, что лег спать последним, а перед этим внимательно осмотрел особняк, аллеи, и все прилегающие постройки; но ничего подозрительного не заметил.

– Таким образом, – важно заявил Джоуи, – по словам свидетелей, периметр нарушен не был. Френки, не забывай фиксировать каждое мое слово; это очень важный момент в расследовании.

Закончив расспросы, мы собрались в кабинете леди Артанис.

Лорд Николас нервно ходил из угла в угол. Сестра бросила на него укоризненный взгляд; тот пробормотал: «Простите», и сел в кресло, стоящее в углу кабинета.

Напряжение достигло такого предела, что ему было необходимо чем-то занять себя; и не найдя ничего лучшего, баронет принялся трещать пальцами. Теперь уже Франсуаз уставилась на дядю, сверля его гневным взглядом.

– Да что такого? – возмутился лорд Николас. – Я нервничаю, все нервничают; вы сидите, как истуканы, а я хожу.

– Думаю, – сказала леди Артанис. – Надо поставить в известность власти.

Кто-то постучал; на пороге стоял Оскар, в неизменном камзоле, – но теперь к наряду его добавилась высокая шляпа с пышным плюмажем, какие в городе Преисподней носили слуги самого высокого ранга.

– Я полагаю, – сказал лорд Николас, – что эту миссию должен взять на себя Оскар; не пойдем же мы с тобой, или Френки, заявлять о том, что в доме у нас пропал ворм, да еще и мертвый.

Очевидно, лорд Николас уже все продумал, и заранее уведомил Оскара, – но не хотел первым предлагать, ибо полагал, что это должна сделать сестра.

– Да, конечно, – сказала леди Артанис. – Идите, Оскар; и пусть пришлют кого-нибудь потолковей, главное, не этого болвана Септимиуса.

Мажордом поклонился, и вышел из кабинета.

– Чтобы не терять времени даром, – произнес лорд Николас, – давай-ка, сестра, просмотрим наши домовые книги. Как-то мы забросили с тобой бухгалтерию; многое здесь надо выяснить и дополнить.

Дело это, конечно, было ужасно спешным; в той же мере, примерно, как пересчет ворсинок на сильфидском ковре. Да и книги, как мне казалось, находились в полном порядке. Просто баронет хотел отвлечь сестру от тревожных мыслей.

Они углубились в изучение бухгалтерских документов. Джоуи неслышно выскользнул из кабинета; Френки сделала мне знак, и я вышел следом за ними.

Юный демон изнывал от безделья; ему явно понравилась роль сыщика, и, ни на кого не глядя, он произнес:

– Может, еще раз осмотрим дом? Глядишь, чего-то найдем?

Я отказался, Френки заколебалась, но все же пошла за братом.

Что до меня, то я направился в библиотеку, из окон которой был хорошо виден подъезд к особняку. Там же было несколько слуг. Вскоре послышался цокот копыт, и мы увидели, как в высокие ворота, покачиваясь, въезжает полицейская карета, запряженная тремя церберами. За ней пристроилось ландо с гербом Дюпонов.

Оттуда проворно выскочил Оскар, а из первого экипажа вышел полковник Септимиус. Видимо, он оказался не готов ко второму визиту в дом своей бывшей пассии; и у него было очень мало времени, чтобы привести себя в порядок.

И тем не менее, полковник очень старался; на нем переливался парадный мундир, начищенный до блеска, в руках он держал высокую шляпу, – и был оттого позорно похож на Оскара-мажордома.

На поясе его висел прежний вакидзаси, – из шепота горничных, я узнал, что это одно из старинных оружий, которое передается по наследству, никогда не тупится и обладает магической силой.

Септимиус замешкался, поджидая кого-то, и с большим трудом, опираясь на короткие ножки, которым тяжело было выдержать столь большое, круглое тело, – из кареты выкатился чародей-дворф.

Очевидно, путешествие из экипажа по лестнице и спуск на мостовую показались ему тяжелым испытанием. Поэтому он остановился, утер лицо широким рукавом, снял шляпу с бубенцами и на всякий случай вытер еще и лысину; после мага, с запяток спрыгнули три гвардейца, они держались позади, и процессия представляла собой весьма забавное зрелище.

Важный, наряженный полковник Септимиус четко печатал шаг, направляясь к входной двери. За ним, отставая, ковылял круглый дворф; он поминутно останавливался, утирал лицо, вздыхал и являл собой печальное свидетельство того, что излишняя любовь к булкам и пирожкам до добра не доводит.

Трое гвардейцев должны были бы держать дистанцию, однако маг то и дело застывал на месте, заставляя их сбивать строй. В конце концов, весь порядок нарушился, и Септимиус оказался у парадной двери в гордом одиночестве.

Он ударил тяжелым бронзовым молотком, и громко крикнул:

– Именем закона и великого…

На слове «магистратора», Септимиус слегка сорвался фальцетом; он надеялся, что никто не заметил этого, но подняв глаза, увидел, что к окнам прилипли слуги. Я поспешно отступил в тень, чтобы полковник не заметил меня.