Родина (август 2008) - журнал Русская жизнь

В этом состоянии ей и встретился Александр Макаров - мужчина, преобразивший ее жизнь самым волшебным образом.

III.

Новый мир засиял и распахнулся перед ней в ноябре 2006 года, когда подошел шиномонтажник Саша и, взяв шланг из ее рук, сказал: «Давай помогу».

Саша - человек мужественной судьбы: в анамнезе - четыре судимости, из них три условных. Он взрослый, 1971 года рождения, сильный, с большим житейским опытом (который часто прокатывает за мудрость), он живет один в трехкомнатной квартире, он хорошо зарабатывает. Пьет, разумеется, но работает, профессионал, руки на месте. Наконец, Саша - мужчина с содержанием и с амбициями, он сказал ей: «Мне нужна жена с высшим образованием» и предложил готовиться в текстильный вуз («У нее была тяга к легкой промышленности»). Ну а самое главное - он сказал ей: «Двое детей? Ну и что. Поднимем». По-пацански так сказал.

Весомо, убедительно.

Лена перевезла детей, стали жить-поживать, добра наживать. Так длилось до ноября 2007 года.

С роковым мужчиной Александром Макаровым мы встречаемся около ресторана. Несмотря на мои уговоры, он наотрез отказывается зайти в заведение, и я понимаю, что дело не только в спортивном костюме, в котором он возвращается с работы: вероятно, заведение кажется ему дорогим или просто надменным; ищем скамейку. Саша показывает фотографию Лены - он носит ее в барсетке, на фото у Лены счастливое, почти детское лицо - и сообщает, что в самое ближайшее время намерен жениться на ней.

IV.

Из показаний Дениса И.: «Два раза она приезжала ко мне оставить детей, и под глазами у нее были синяки, видимо, Саша ее бил. Несколько раз были случаи, когда Елена приезжала ночью с детьми, объясняя, что Саша находится в состоянии алкогольного опьянения.

В сентябре 2007 года Елена пришла домой с детьми и сказала, что ошиблась, просила простить ее и принять обратно. Я согласился, и мы снова стали проживать вместе. Она сильно изменилась, стала очень нервной, озлобленной, в поведении детей я сильных изменений не заметил. Саша часто начал звонить на сотовый телефон Елене, после его звонков она собиралась и уезжала к нему, детей она не забирала, кажется, она его боялась. Бил ли он детей, я не знаю«.

Из показаний Т. Д. Зинягиной: «Отношения между Еленой и Александром, можно сказать, были хорошие, но однажды был случай, когда Елена приехала в дер. Куюки с синяками на лице. К детям Александр относился, можно сказать, жестоко, были случаи, когда он избивал детей, из-за этого бабушка Елены сказала ему, чтобы он больше в деревне не появлялся».

Из показаний Александра Макарова: «В октябре 2007 года у меня с моей родной сестрой и матерью произошел конфликт, и решили меня выписать из квартиры. Сестра написала заявление в милицию. Я сказал Елене: так как у меня два условных срока, меня могут арестовать, и Елене с детьми негде будет жить. О своих мыслях я сказал ей и предложил вернуться с детьми к Денису, так как он постоянно просил ее об этом. Елена подумала и вернулась. В декабре 2007-го она переехала обратно к Денису, но приезжала ко мне помыть детей. В этот период она продолжала работать, только перешла на автомойку на ул. Мусина, эту работу нашел я».

Следователь Айдар Хадиуллин объяснял: мать и сестра писали заявление об избиении - Макаров склонен к рукоприкладству. Но даже и в этих обстоятельствах предложение вернуться обратно в ад, намерение отдать женщину ее бывшему мужу говорит о чем угодно, но не о любви. Были стационарные отношения, стали амбулаторными: семья как-то просто перешла в режим свиданий, да и для них требовался странный, унизительный предлог - «помыть детей».

- Саша, - спрашиваю, - что же все-таки произошло осенью 2007-го? Вы разошлись?

Александр отвечает изысканно:

- Вы, конечно же, знаете о моем небелом и непушистом прошлом…

- Знаю.

- Я говорил ей: дай срок, дотянем до лета, когда снимут судимость последнюю! Чтобы меня не посадили снова, чтобы с матерью не обострять, давай поживем отдельно, подожди, все будет, так я ей говорил. Она согласилась.

(Судимость, о которой говорил Александр, с него сняли, но в январе он получил новую, четвертую. «Начистил рыло тут одному», - объяснил он, не вдаваясь в подробности).

Нет, неубедительно! Но Саша твердо стоит на своем: он любит ее, она любит его. Они скоро поженятся. Она вообще никого не убивала. Ее подставили, твердо говорит Саша и смотрит мне в глаза.

Он был единственным, кто не отказался от нее. Вся родня отвернулась (только тетка Татьяна по первости привезла какие-то вещи в изолятор), он один добился свидания. А кто про него говорит? Эти люди!? Эти люди, так называемая родня, которые бросили ее, предали, теперь клевещут на него, что он якобы бил детей! Да он, да никогда, да кто они вообще такие, - Сашин голос кривится от благородного негодования.

V.

Татьяна Зинягина уверена: без участия - или, по крайней мере, влияния Макарова здесь не обошлось.

- Знаете, как судья его допрашивал? «Вы были судимы? Какая статья? Двести шестая. А ранее вы были судимы? Сто двенадцатая. А ранее? Какая статья?» Вот так все четыре статьи перечислил. А потом к адвокату поворачивается: «Вы чувствуете? Все статьи с угнетением личности. И вот это, говорит, важно, а не то, что у нее не было спортивного костюма». Адвокат защиту построила на том, что у Ленки в интернате не было спортивного костюма, что ж, у нас тоже не было! Однако все мы выросли людьми!

В материалах допроса Елены указана ее мотивация: «В последнее время ей стало трудно воспитывать детей, у нее даже возникла мысль о том, чтобы отдать их в детский дом, останавливала мысль о том, что им там без нее будет плохо. Войдя в ванную, ей стало жалко детей, в голове у нее помутилось, возникла мысль, что им не надо мучиться. Она взяла старшего сына Романа рукой за горло…»

- Она - клятвопреступница! - взрывается Татьяна Дмитриевна. - Когда мы узнали, что Сашка бьет детей, было ясно уже, что опасность. И у нее было такое: смотрит на детей и вздыхает: ах, как жалко детей. Ах, как жалко! Мы ей сказали: ты это, не смей! Но мы-то думали, что она их бросит, как ее мать бросила в свое время. Но бросит, не убьет! Она нам всем, бабушке тоже, клятву дала: нет, я клянусь, с детьми ничего не случится, при нас вот при всех клятву дала! Не случится! Не случилось!

Татьяна Дмитриевна плачет.

Она вышла на побывку из онкологической клиники и мечется между сыном, тоже попавшим на операцию, и 80-летней матерью в Куюках, которая после гибели мальчиков совсем слегла, «обезножела», и надо поднимать ее, в деревне как жить без ног? Мальчиков похоронили там же, в деревне, забирала из морга и хоронила она, Денис не участвовал, а Сашу не позвали. Вся деревня пришла на похороны, и из соседней деревни тоже пришли, плакали все. И сейчас кто-то всегда кладет на могилки свежие цветы.

VI.

Елена приехала с детьми 13 марта, у Саши был выходной. Денису она сказала, что едет в Куюки, он посадил их на маршрутку, Елена была веселая, спокойная. Мы, наверное, уже не узнаем, о чем они говорили 13 марта, что произошло. А может быть, и не произошло в тот день ничего особенного, и созрел ли ее адский план или это было мгновенное безумие, - психиатрическая экспертиза (Зинягина провела месяц в республиканской психиатрической больнице) свидетельствует, что Елена здорова, признаков заболевания не обнаружено. Макаров сообщает на допросе, что конфликтных ситуаций не было, вечером он купил пол-литра водки «Степная» и два литра пива «Белый медведь», Лена выпила около литра. «Мы уложили детей на кровать, а сами легли спать на пол» (интересная деталь - одна кровать в трехкомнатной квартире); в 6 утра он проснулся, разбудил ее, чтобы она приготовила завтрак и тормозок на работу. Меня дергает другая фраза в его показаниях: «Уходя, я спросил, когда она поедет домой, она ответила, что как дети проснутся, они уедут». Торопил? Выгонял? Намекал? Или просто так спросил, для порядка? Так или иначе, но она не спешила уходить. Дети давно проснулись, она сходила в магазин, купила две полуторалитровых бутылки того же «Белого медведя» и пачку «Винстона». Дети хотели купаться, она включила колонку, набрала ванну.

Из материалов обвинительного заключения: «В этот момент она находилась в состоянии алкогольного опьянения, но свои действия контролировала. Периодически она входила и выходила из ванной. Внезапно у нее помутилось в глазах, и ей показалось, что это делает не она. Затем она схватила одной рукой за шею старшего сына Романа, другой держала его за ноги, чтобы он не мог сопротивляться, и погрузила его головой в воду и отпустила, когда он перестал подавать признаки жизни».

Это было на глазах у младшего, Дани, и, судя по небольшой кровавой ране на лбу, он уже сопротивлялся. Поэтому с Даней пришлось повозиться чуть дольше. Наверное, он плакал, вырывался, просил пощады на своем трехлетнем языке; впрочем, здесь уже воображение отказывает, и человеческие слова заканчиваются.