Братство волка - Пьер Пело

Затем Тома вручил Грегуару письмо от Марианны, заверяя шевалье, что будто бы вначале напрочь забыл о его существовании. Улыбаясь, маркиз сказал, что именно ей первой пришла в голову эта идея и именно Марианна предложила Тома позвать шевалье, когда они стояли перед церковью в Менде после окончания пасхальной службы.

Всадник въехал в деревню с приближением ночи. Полы его расстегнутого кожаного плаща спадали вниз с обеих сторон седла, прикрывая шпоры на сапогах. На гнедом коне остались следы пота, и шкура животного поблескивала при каждом его движении. В свете ясного ночного неба четко проступали контуры резных крон недавно распустившихся деревьев, которые стояли вдоль дороги. Но независимо от того, находился ли он в тени или на него падал свет луны, лицо всадника бледным пятном выделялось на фоне темной фигуры, равно как и его глаза, мрачно смотревшие по сторонам.

Когда он проезжал мимо дворов, собаки лаяли каждый раз, как бы оповещая о прибытии чужака. Два черных сторожевых пса бросились к нему, обошли вокруг коня и начали яростно лаять, стоило ему приблизиться к одному из десяти или двенадцати домиков, из которых, собственно, и состояла деревня. Мужчина, открывший дверь домика, подошел к прыгающим вокруг коня псам и успокоил их, держа в руках заточенную палку. Затем он поприветствовал всадника. Из-под двери домика пробивался неровный желтоватый свет. Было слышно, как в стойлах мычат коровы, в загоне тревожно блеют овцы и продолжают лаять собаки. Всадник спросил, где находится дом Пьера и Жанны Рульер, и мужчина указал палкой на окраину деревни. Крестьянин пояснил, что если повернуть и немного проехать дальше, то сразу за земляным валом, возле зарослей орешника и неподалеку от небольшой буковой рощи, он найдет этот дом. Отсюда, сказал мужчина, его почти не видно, но, если следовать по указанному пути, ошибиться невозможно. «Последний домик в Гарефу», – несколько раз подряд повторил крестьянин, отмахиваясь драной шляпой от собак, которые не унимались и продолжали угрожающе рычать.

Всадник поблагодарил крестьянина и поехал вдоль деревни. Его сопровождал лай собак, которые начинали лаять громче, когда незнакомец проезжал мимо их подворья. Украдкой посматривая по сторонам, он видел, как короткие занавески на окнах осторожно отодвигались и на улицу просачивался желтоватый свет.

В это же время странное, похожее на тень существо спускалось с холма, скользя по сухой траве, прилегшей к земле, а потом стало пробираться за домами, словно призрак, который иногда казался большим, иногда коренастым и даже сгорбившимся. Оно производило не больше шума, чем шелестевший в ветвях ветер. Его тяжелое, мощное дыхание заглушалось шумом, доносившимся из домов, и, возможно, собаки лаяли скорее на неясного призрака, чуя его запах, а не на всадника, который спокойно продвигался по деревне. Кто знает, возможно, именно поэтому нервничал его конь, а отчаянный лай собак вовсе не пугал его.

Всадник обогнул холм, затем спустился со склона и уверено направился к дому, стоявшему на окраине деревни. Он не заметил, что следом за ним ползла неясная призрачная тень, извиваясь, как змея, и иногда замедляя ход, чтобы сравнять свою скорость со скоростью человеческого шага. Эта тень двигалась с кошачьей грациозностью, время от времени замирая на какой-то миг, проползая под стенами домов, огибая серые камни и издавая при этом любопытный скрежещущий звук.

Наконец она подошла к дому, и, когда распахнулась дверь, тень была от него всего в нескольких шагах. Из открывшейся двери хлынул свет, послышался детский плач, и в дверном проеме можно было увидеть женщину, сидевшую недалеко от порога. Она тут же вскочила, выбежала из дома и бросилась в объятия мужчины, спустившегося с коня. Мужчина и женщина стояли так довольно долго. В доме плакал ребенок, которого пытались убаюкать. Затем послышался приглушенный смех и счастливый возглас женщины, обнимавшей мужчину. Она быстро поцеловала его и отстранилась, потому что на пороге показался крестьянин, одетый в саржевую рубаху. Он вышел во двор, взял за поводья коня и повел его в хлев, находящийся в смежной с домом пристройке. Затем крестьянин снова подошел к двери, подождал, когда женщина и всадник войдут в дом, и закрыл за ними дверь.

В этом доме, судя по всему, не было собаки. Но псы из соседних дворов продолжали неистово лаять.

Призрак, скрывающийся в кустах неподалеку, от досады заскрежетал зубами.

Сто раз Грегуар представлял себе этот момент и всегда не только предвкушал радость от встречи с Марианной, но и боялся ее. На самом деле все вышло не так, как виделось ему в тревожных снах, – реальная встреча была куда более волнующей и нежной. Казалось, что эти долгие семь месяцев разлуки, словно по мановению волшебной палочки, исчезли, просто испарились. А все, что произошло с ним за это время, – его несчастья, хлопоты и душевные муки, – превратилось в неясное воспоминание, в отрывок кошмарного сна, который теперь воспринимался как нечто нереальное. И этой волшебной палочкой стало одно-единственное письмо, обладающее магической силой.

Марианна сияла от счастья, в ее глазах блестели слезы радости, и казалось, что она не верила в происходящее и боялась, что все это только иллюзия. Но девушка быстро отбросила сомнения, прогнала страх и, нежно улыбнувшись, положила руки на грудь Грегуара. На ней была простая одежда и обувь: неброское, скромное платье и мужские кавалерийские сапоги, свидетельствующие о том, что она находится здесь тайно, без сопровождения, и что в этом месте никто ничего про нее не знает. Все это он мог прочитать в ее глазах: и понимание опасности, которую ей удалось избежать, и жажду приключений, живущую в ее сердце.

В какой-то момент они вдруг вспомнили о том, в какой обстановке находятся. Это не был гостиничный номер, снятый за деньги, – они сидели возле очага очень скромного домика, стены которого были выложены из камня и дополнены деревянными перегородками. Вся роскошь этого жилища состояла в том, что в окнах его поблескивали мутные стекла, а пол был сбит из сосновых досок. Хозяева дома доброжелательно поглядывали на своих гостей и широко улыбались. Мужчина избегал смотреть глаза Грегуару, а женщина качала на руках сонного ребенка, прижимая его к своей большой, полной молока груди.

– Что ж, – произнесла Марианна немного напряженным голосом. – Это шевалье де Фронсак.

Хозяйка склонила голову, а ее муж быстрым движением снял с себя фетровую шляпу, под которой скрывалась лысина. Грегуар, приветствуя их, ответил поклоном.

– А это Жанна, – продолжала знакомить их Марианна, – моя кормилица. А это Пьер, ее супруг.

Жанна и Пьер снова поклонились. Затем наступило неловкое молчание, и все потупили взгляды. Оглянувшись на мужа, Жанна попросила его сходить за вином, и тот поспешил выполнить ее поручение. Они услышали, как открылась дверь и вновь раздался отдаленный лай собак, доносившийся из соседних дворов, отчего ребенок заплакал еще громче. Кормилица сказала, что это ужасно капризное дитя, и, помянув его родителей, добавила, что она не удивляется такому дурному характеру ребенка и что сейчас попытается уложить его спать, предварительно немного убаюкав. Жанна направилась в соседнюю комнату, держа на руках всхлипывающего малыша, и стала напевать колыбельную.

Выйдя во двор, мужчина поставил коня Грегуара рядом с лошадью Марианны и привязал его к балке, прикрепленной к стене. Когда он шел назад, его тень, склонившись вправо, упала на стену дома, потом поднялась до двери, ведущей в подвал, и исчезла, как только мужчина спустился вниз по каменным ступенькам. И когда он скрылся из виду, большой призрачный силуэт, в котором, казалось, сплотились признаки самых разных животных, вышел из высокой травы, сделал несколько нетвердых шагов в сторону освещенного луной двора и с невероятной ловкостью прыгнул на лестницу, что вела в подвал.

Грегуар вновь обнял. Марианну, и она, пожав ему руку с благодарностью улыбнулась кормилице.

– Меня отправила сюда моя мать, и это стало настоящим приключением: поездка к Жанне и Пьеру ни у кого в Сент-Альбане не вызвала подозрений.

– Вы об этом жалеете? – спросил Грегуар.

Девушка пожала плечами и смешно сморщила нос.

– Возможно, я догадывалась, что вы вернетесь, – . произнесла она.

– Через неделю я увезу вас в Париж.

– Зачем же ждать? – прошептала Марианна, и в ее глазах мелькнул озорной огонек.

– Я должен продолжить поиски, дорогая моя. Я дал слово Тома.

Девушка потерлась носом о шею Грегуара.

– А я думала, – тихо сказала она, – что вы вернулись за мной…

Не успела она договорить; как дом наполнился ужасным рычанием и криками боли, и трудно было сказать, принадлежат ли они животному или человеку. Услышав эти вопли, Марианна и Грегуар инстинктивно прильнули друг к другу. Из соседней комнаты выбежала смертельно бледная Жанна, прижимая к груди орущего ребенка.