Не лги мне - Дебби Херберт

не знает, что за женщина скрывается за улыбками и загадочной внешностью, которую она так любит демонстрировать. В душе она сущий дьявол.

– Вы когда-нибудь обсуждали с адвокатом подачу иска о вымогательстве?

– Разумеется. Именно поэтому я и сохранил тексты. Но в конечном итоге удовлетворять ее требования обойдется дешевле, чем ввязываться в судебные тяжбы. Кроме того, не хочу, чтобы моя семья и дальше страдала от ее выходок.

– Уму непостижимо! Такие гадости… Может, кто-то другой воспользовался бабушкиным телефоном без ее ведома?

– Я знаю ее голос.

Ну разумеется, он знал голос своей собственной бывшей жены. Я откинулась на спинку стула, не в силах вымолвить ни слова. Наконец мне удалось вновь взять себя в руки:

– Неудивительно, что вы уехали из города посреди ночи… Не представляю, как вы жили с ней все те годы.

– Со временем становишься безразличным, обрастаешь своеобразным панцирем. Я даже не осознавал, насколько был несчастен, пока не уехал и не начал жизнь заново.

– Мне жаль. И не хочется причинять вам еще больше боли. Но вы очень помогли бы мне, если б рассказали о Джексоне. Произошло аналогичное убийство и… – Я вздохнула: – Мне просто хочется обезопасить себя и свою семью.

Нет необходимости делиться моими подозрениями о том, что оба убийства связаны с Кормье. Кто знает, может, и Энсли скрывает некую тайную сторону, почище, чем у бабушки Тресси. В конце концов, он ссорился с сыном, мог убить Стрикленда из мести, а мне присылать угрозы, чтобы не задавала слишком много вопросов о прошлом и о частном усыновлении – он-то наверняка знал, что происходит.

Энсли печально посмотрел в окно:

– Джексон был милым ребенком. По крайней мере, так сперва казалось. Мы с Тресси души в нем не чаяли. К школьному возрасту он начал плохо себя вести, а со временем становилось только хуже. У нас не было домашних питомцев, потому что Джексон жестоко относился к животным. Он дрался с другими детьми, с ним никто не хотел дружить. Годам к тринадцати он совсем отбился от рук – перестал слушаться, постоянно перечил; оценки так скатились, что я боялся, как бы его на второй год не оставили. Мы установили комендантский час, однако он приходил и уходил, когда ему вздумается. Мы умоляли его исправиться и даже пытались подкупить – все без толку. В конце концов у меня лопнуло терпение, и я записал Джексона в военное училище. Когда я велел ему собирать вещи, мы разругались.

Энсли замолчал и проглотил ком в горле.

– Что произошло? – тихо спросила я.

– Он заявил, что хочет бросить школу и устроиться на работу. Я ответил, что хорошую работу без аттестата о среднем образовании не найти. Он же утверждал, что никакое образование ему не надо и он уже умеет зарабатывать. Я сказал, что у него нет ни принципов, ни амбиций, а он только рассмеялся. «Думаешь, я целыми днями хочу вкалывать? Это для неудачников вроде тебя».

Энсли на мгновение прикрыл глаза.

– Ситуация вышла из-под контроля. В дело вступили кулаки, – наконец признался он. – Я схватил его за руку, чтобы затащить в машину и отвезти в школу. Джексон ударил меня в живот. – Его лицо исказилось от мучительных воспоминаний. – Тогда я сорвался. Мы сцепились и начали буквально кататься по полу, Тресси кричала, умоляла прекратить. Я угрожал Джексону заявить в полицию о побоях, а он угрожал донести на жестокое обращение с детьми.

– Какой ужас! Вы же взрослый человек! Вам следовало держать себя в руках.

– Думаешь, я сам не знаю? Да я каждый день вспоминаю ту драку!

Боль в его голосе меня пристыдила. Прошлого не изменишь, и кто я такая, чтобы судить?

Энсли с трудом взял себя в руки:

– Джексон обещал сбежать, если его отправят в военное училище, и я понимал, что это не пустые угрозы. Больше мне ничего не оставалось. Он не любил и не уважал меня. Я пытался уделять ему больше времени, относиться с пониманием, разговаривать с ним, посылал его к психологам и прибегал к строгости – ни черта не помогало. Тресси только мешала, вставая на сторону мальчика и оправдывая его поведение. В конце концов я сдался.

– Сколько было Джексону?

– Шестнадцать. Через неделю он погиб.

Неужели сыновний бунт спровоцировал Арди на убийство? Чтобы наконец покончить с мучениями и скандалами?

Энсли нахмурился и покачал головой:

– Знаю, о чем ты думаешь. Что я желал своему сыну смерти.

Я промолчала.

– Ничего подобного. – Он глубоко вздохнул, прежде чем продолжить: – Я любил Джексона, как бы ужасно он ко мне ни относился. Я списывал плохое поведение на наркотики, хотя, по правде говоря, проблемы начались еще в детстве.

– Сколько ему было, когда его усыновили?

– Меньше месяца. Милый карапуз с черным чубчиком и темно-голубыми глазами.

– Усыновление прошло в частном порядке?

Непролитые слезы Энсли стремительно высохли.

– Кто тебе сказал? – резко спросил он.

– Я слышала однажды, а потом увидела у бабушки Тресси свидетельство о рождении с именем биологической матери.

– Тресси бесплодна. Усыновление оставалось нашей единственной возможностью.

– Почему вы пошли частным путем?

– Потому что она твердо решила стать матерью и не хотела ждать годами.

– Сколько вы заплатили?

– Пятьдесят тысяч. – Энсли резко поднялся, собрал папку и лэптоп. – Допрос закончен?

– Кто все организовал?

– Не помню, много лет прошло… А теперь прости, но мне нужно работать.

Он лгал. Почему? Я осталась на месте.

– Вы тщательно ведете отчетность. Уверена, вы помните, кто занимался усыновлением, или сохранили документы.

– Я же сказал, что не помню. – Арди направился к двери, повернувшись ко мне спиной.

– К чему такая спешка? Чего вы испугались?

– Ничего. Многие усыновляют детей в частном порядке.

– Вы слышали, что мать Джексона недавно умерла от передозировки наркотиков?

Арди резко замер и медленно повернулся ко мне:

– Жуткие новости из Энигмы когда-нибудь закончатся? Я мечтаю навсегда забыть этот город и всех его жителей.

– От себя не убежишь.

Господь свидетель, я сама пыталась забыть. Забыть о Диконе и его зловещем исчезновении.

– Лучше не копаться в прошлом, – прохрипел Энсли. – Тебе может не понравиться то, что ты обнаружишь.

Я поднялась на ноги:

– Это угроза?

– Предостережение. Не суй свой чертов нос не в свое дело! Особенно в происшествие почти тридцатилетней давности. Ничего хорошего из этого не выйдет.

– Значит, не ворошить прошлое?

– Именно. – Энсли коротко кивнул и покинул кабинет.

Мне тоже пришлось уйти. Ничего нового об усыновлении выведать не удалось, но, тем не менее, поездку нельзя было назвать провальной. У меня открылись глаза на бабушку Тресси. Отныне, при взгляде