Ставка на проигрыш - Михаил Черненок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Начальник отдела обратился к сосредоточенно слушавшему Бирюкову:
— У вас, кажется, вопросы есть?
— Да, товарищ подполковник. — Антон посмотрел на судебно-медицинского эксперта. — Виталий, когда наступила смерть Пряжкиной?
— В пятницу, около одиннадцати вечера. Отклонение — не больше часа.
— Значит, убежав из клиники, Пряжкина прожила всего семь часов…
— Самое большое — восемь, — уточнил судмедэксперт.
Бирюков повернулся к Дымокурову:
— Аркадий Иванович, в вещах у потерпевшей деньги обнаружены?
Раскрыв папку. Дымокуров показал измятую, подмоченную десятирублевку:
— Вот это было в кармане джинсов.
— Так, — сказал Антон, — я не исключал, конечно, что Пряжкина сама купила бутылку водки и приехала в Шелковичиху на электричке. Но, поскольку десятка цела, выходит, водкой Пряжкину угостили и в Шелковичиху привезли. Аркадий Иванович, поблизости от трупа автомобильных стоянок не обнаружено?
— Нет. Но на проселочной дороге следы легковых автомобилей имеются. К сожалению, ливень размыл характерные особенности протекторов, однако мы взяли образцы грунта и растительности, чтобы при необходимости провести идентификацию спектрального анализа, — ответил криминалист.
— Кого подозреваете? — спросил у Бирюкова начальник отдела.
— Если версия с Зарванцевым не подтвердится, будем искать того железнодорожника, который под видом Степнадзе увез Люсю Пряжкину на «Волге» от кинотеатра «Аврора». Крутится у меня мысль, что в «спектакле» с кинотеатром жена Реваза Давидовича сыграла не последнюю скрипку.
— На чем основано такое предположение?
— На показном алиби Нины Владимировны. Когда Пряжкина каталась в «Волге», Нина слушала оперу, а после, рискуя собственной репутацией, до трех часов ночи не выпускала из квартиры Овчинникова. Создается впечатление, что ей нужен был свидетель, который бы подтвердил, будто муж пытался открыть дверь.
Начальник отдела какое-то время молчал. Это молчание было понятно Бирюкову. Умышленное убийство — одно из тяжких преступлений. Оно, как правило, причиняет много забот.
— Степнадзе исключаете?.. — спросил наконец начальник отдела.
— Да, товарищ подполковник, — прежним тоном ответил Бирюков. — Из Омска пришло подтверждение, что Реваз Давидович действительно был у своего брата.
— Овчинников как?..
— Тоже исключается. Анатолий Николаевич для меня ясен.
— Кто же из причастных для вас загадка?
— Двое: жена и племянник Степнадзе. Убежден, что Нина и Зарванцев были соучастниками в темных делах, организуемых Ревазом Давидовичем, и вдруг взбунтовались…
— Почему?
Антон нахмурился:
— На этот вопрос могу высказать пока только предположение: Степнадзе и вся его группа давно балансировали на грани преступления. Не хватало какого-то импульса, чтобы замкнуть цепь. С появлением в Новосибирске Холодовой и Сипенятина импульс возник, и преступная «фирма» стала катастрофически рушиться.
— Так кто же «импульс» — Холодова или Сипенятин?
— Кто-то из них.
Начальник отдела побарабанил пальцами по столу.
— Судя по последним фактам, компаньоны Степнадзе упорно наводят розыск на Реваза Давидовича. Вам не кажется это подозрительным? На что они рассчитывают? Что Степнадзе не выдаст их ни под каким предлогом?..
— По-моему, они заплели такую сложную паутину, что сами в ней запутались, — сказал Антон.
С оперативного совещания Бирюков ушел настолько уставшим, словно держал необычайно ответственный и строгий экзамен. Он не пытался гадать, понравились или нет его ответы начальнику отдела, но в глубине души был благодарен подполковнику за доброжелательный, сдержанный тон, хотя со смертью Пряжкиной обстановка накалилась.
В своем кабинете Антон какое-то время рассеянно перебирал на столе бумаги, как будто хотел в них что-то найти. Пришла Маковкина, и тут же задребезжал телефонный звонок.
— Мне Славу Голубева надо, — сказал незнакомый мужской голос.
— Кто его спрашивает?
— Ярко из Адлера.
— Здравствуйте, Тарас Тарасович, — мигом оживился Антон. — Голубева сейчас нет. Что ему передать?
Ярко вроде замялся:
— Покушать хотел пригласить Славу…
Догадавшись, что передовой адлерский прораб осторожничает, Бирюков сказал:
— Мы вместе с Голубевым работаем. Как вы вчера с Евдокией Ниловной съездили в Шелковичиху?
Ярко какое-то время поколебался и вздохнул:
— Выгнал нас железнодорожный блатмейстер. Встретил хорошо, но, как только Дуся стала благодарить, забегал, закричал, дескать, он никакого участия в судьбе нашего сынули не принимал. — Ярко опять вздохнул. — Так передайте Голубеву, когда появится: пусть заглянет к нам в гостиницу, покушаем здесь.
— Передам, Тарас Тарасович. — Антон положил трубку и посмотрел на Маковкину. — Слышали?..
— Странно… Неужели ошибаемся в Степнадзе?
— Ничего странного нет. Реваз Давидович — умный человек. Его на мякине не проведешь, когда «фирма» начинает валиться…
Легок на помине, в кабинет вошел возбужденный Голубев. Размашистым жестом положив на стол перед Бирюковым протокол выемки и толстую пачку оплаченных переводов наложенного платежа, он на одном дыхании выпалил:
— Вот за последние два месяца двадцать три переводика, по двадцать рублей каждый, получил лично гражданин Степнадзе!
— И все поступили на адрес Зарванцева? — рассматривая корешки переводов, спросил Бирюков.
— Все!
— Самому Зарванцеву за это время были переводы?
— Ни единого.
— А на Главпочтамте?
— Тоже нет.
Разговор прервал звонок внутреннего коммутатора. Дежурный громко доложил:
— «Запорожец», принадлежащий гражданину Зарванцеву Альберту Евгеньевичу, обнаружен в районе Ташары!
— Вот как!.. — сказал Антон. — В противоположной от Шелковичихи стороне. Чем хозяин машины занимается?
— В палаточке отдыхает. Будем задерживать?..
— Немедленно. И сразу Зарванцева ко мне, а пробы грунта с «Запорожца» — на спектральный анализ.
— Понятно!
Опуская трубку на аппарат, Антон Бирюков встретился взглядом с Маковкиной:
— Предстоит любопытный разговор с любопытным человеком. — И повернулся к Голубеву: — А ты, Слава, на служебной машине — быстро в Шелковичиху. Доставь нам к вечеру Реваза Давидовича Степнадзе.
Глава 28
Вытянутая кверху узким клином черепичная крыша двухэтажной дачи Реваза Давидовича приметно возвышалась над другими соседними строениями. Весь участок был огорожен добротной металлической оградой, за которой буйно зеленели густые заросли малинника и стелющиеся сибирские яблони с крупными подрумяненными плодами. От калитки к высокому крыльцу дачной веранды тянулась посыпанная мелким речным песком дорожка. Рядом с калиткой белела табличка со стрелкой и лаконичной надписью: «Звонок».
Слава Голубев ткнул пальцем в розовую кнопку. В ответ ни звука. Слава переглянулся с шофером служебной машины, подождал несколько секунд, затем вновь придавил кнопку и теперь уже не отпускал ее чуть не полминуты. На веранде показалась светловолосая женщина, но, увидев милицейскую машину, торопливо скрылась. Лишь на третий раз, когда Голубев позвонил еще настойчивее, из дачи вышел Степнадзе. Застегивая на груди неподатливую «молнию» трикотажной спортивной рубахи, Реваз Давидович с достоинством прошествовал от крыльца по песчаной дорожке, щелкнул в замке ключом, открыл калитку и молчаливо уставился на Голубева прищуренными карими глазами. Слава тоже молча протянул подписанную Бирюковым повестку. На лице Реваза Давидовича появилась усмешка:
— А санкционированное постановление о моем аресте вы, дорогой, не привезли?
— В этом пока нет необходимости, — простодушно ответил Слава.
Степнадзе внезапно захохотал:
— Говорите, «пока»… В дальнейшем такая необходимость может возникнуть?
Голубев пожал плечами. Реваз Давидович вдруг нахмурился:
— Помнится, дорогой, мы с вами на днях встречались. Но тогда на вас была штатская одежда…
Слава окинул взглядом спортивный костюм Реваза Давидовича:
— Вы тоже не постоянно носите форму.
— Ваша поездка в восьмом вагоне адлерского поезда — совпадение или?..
— Я возвращался с юга, — уклончиво ответил Голубев.
— Можно подумать, что поезд Адлер — Новосибирск отправляется с Крайнего Севера. — Степнадзе вновь повеселел. — Надеюсь, дорогой, позволите мне переодеться?..
— Дело ваше.
— Благодарю.
Реваз Давидович повернулся и без малейших признаков волнения направился к даче. Опасаясь, как бы он не выкинул какой-либо трюк, Слава без приглашения пошел следом. На полпути Степнадзе оглянулся, с усмешкой спросил: