Хроники царя Давида - Штефан Хейм

— Да простит мой господин своего слугу, но похоже, было много свидетелей тому, что Урия действительно улегся спать у офицеров дворцовой стражи, а не пошел в свой дом.

— А то, как он объяснил свое воздержание?

— Это звучало довольно высокопарно.

— Ну, а если Урия все-таки побывал у своей жены?

— Когда?

— Прежде, чем предстал пред очи царя Давида, дабы явить свои благородные чувства.

— Мой господин, вероятно, забыл, что госпожа Вирсавия послала к царю Давиду слугу, чтобы тот осведомился насчет Урии, и царь сказал, что она уже согрела воду омыть мужу ноги и так далее, но Урия так и не пришел.

— Это не является доказательством обратного.

Ванея был прав.

— А если предположить, Эфан, что Урия все-таки был дома и узнал от Вирсавии, что она беременна и от кого, что сделал бы он в этом случае?

— Убил бы ее?

— В самом деле?

— Ну, как минимум, побил бы.

— Поставь себя на его место.

Я подумал о Лилит и о потере, что мне угрожала, если царь Соломон сделает ее наперсницей своей будущей египетской супруги.

— Мой господин намекает, что Урия проглотил обиду и страдал?

— Допустим, Эфан, что Вирсавия обратилась к своему супругу с такими примерно словами: «Урия, любимый мой, ты знаешь, что не оставалось мне ничего иного, как покориться царю и лечь с ним. Теперь же старый сластолюбец не хочет исполнять своего обещания, а задумал представить дело так, чтобы ребенок, которого я ношу под сердцем, появился на свет как твой, дабы мы не смогли ничего от него потребовать. Но если ты поведешь себя умно, Урия, любимый мой, и не придешь вечером домой, не ляжешь со мной, то никто не усомнится в том, что ребенок родился от Давида; ты продвинешься на царской службе и будешь сидеть за царским столом среди вельмож, а маленький принц, который зреет сейчас во мне, станет, когда придет время, царем над Израилем».

Я невольно восхитился Ванеей, у которого были уши в самых отдаленных уголках страны и разум которого плел хитроумные сети из многочисленных нитей, и сказал:

— Такой поворот мог бы объяснить высокопарную речь Урии пред царем и то, что он столь явственно выставлял напоказ свою самоотверженность. Но разве Вирсавия не могла предвидеть, что когда угроза нависнет над Давидом, он просто уберет Урию?

— А если она это предвидела?

Мой язык прирос к гортани.

Ванея усмехнулся.

— Остается вопрос: зачем Урия четыре дня и четыре ночи вез с собой письмо царя, не удосужившись его прочитать? Ты бы поступил так, Эфан?

— Я надеюсь, — отвечал я, — что никогда не разочарую царя и его приближенных, не обману их доверия.

— А если Урия все-таки прочитал письмо? — спросил Ванея.

— Тогда бы он его уничтожил.

— Иоав получил бы другое письмо такого же содержания с другим гонцом.

— Скорее всего, он так быстро, как только может скакать конь, умчался бы в одно из сирийских царств или на родину своих отцов. Да куда глаза глядят.

— Бежать от славного будущего, которое обрисовала ему жена его Вирсавия и которое было вполне достижимо, если бы только ему удалось продержаться до рождения ребенка?

— У мертвого нет будущего.

— Сразу видно, что ты никогда не бывал на войне, Эфан; иначе знал бы то, что для Урии было само собой разумеющимся: ни Иоав, ни даже сам царь не послали бы его туда, где рискуют головой, против его воли. В такие вылазки, где в голову может угодить обломок жернова, Отправляли простых солдат, вроде Авимелеха, сына Иероваала, начальник же тысячи всегда мог оставаться там, куда стрелы не долетают.

— Тем не менее Урия погиб, как и Авимелех.

Ванея хлопнул в ладоши — вошел слуга и принес кувшин с ароматной водой и несколько глиняных табличек.

— Читай, — предложил мне Ванея. — Это признания Иоава. Он делает их изо дня в день, облегчая свою душу.

Вопрос: Урия передал тебе письмо царя Давида?

Ответ: Да.

Вопрос: И что же ты сделал?

Ответ: Я последовал содержавшимся в нем указаниям.

Вопрос: А не показалось ли тебе странным, что царь приказывает пожертвовать одним из лучших твоих людей?

Ответ: Царь Давид был избранником ГОспода.

Вопрос: Стало быть ты послал Урию туда, где было жарче всего?

Ответ: Я послал его к воротам № 5 выманить неприятеля и завязать бой.

Вопрос: И это все? Ты признался уже в стольких вещах, так что выкладывай все до конца.

Ответ: Я приказал группе лучников быть наготове.

Вопрос: И Урия умер со стрелой в спине?

Ответ: Да, так оно и было.

Царица-мать Вирсавия с сонным видом сидела в своих подушках; однако глаза ее меж покрывалами внимательно и настороженно поглядывали то на Нафана, то на меня.

Я намеревался исподволь подвести ее к важному для меня вопросу: была ли она всего лишь беззащитной женой солдата, которую принудили утолить страсть, бушевавшую в нутре царя, или же причиной и движущей силой всех тех преступлений, что последовали за первым грехом, и с помощью своего тела и плода в этом теле добилась того, что теперь на троне сидел ее сын — не Амнон, не Авессалом, не Адония, и никто из других старших сыновей от более ранних браков, а ее Соломон, поздний ребенок, сын незнатной женщины.

Я пытался сделать это всеми способами. Я говорил о страданиях, которые принесла ей преждевременная смерть первого супруга; она отвечала, как когда-то Давид: меч пожирает то одного, то другого. Я восславил великую — доброту ГОспода, который дал Урии возможность приехать в Иерусалим, чтобы повидать жену; она ограничилась замечанием, что пути ГОспода неисповедимы.

Только когда я упомянул о ребенке, умершем потому, что Давид поступком своим дал врагам ГОспода повод для богохульства, веки ее задрожали.

— Он был таким крошечным, — прошептала она, — таким беспомощным.

— Царь Давид любил это дитя?

— Он молил ГОспода о мальчике, и постился, и целую ночь лежал на голой земле.

— Царь Давид любил всех своих детей, — добавил Нафан.

— Ребенок умер за него и вместо него, — сказала Вирсавия, — почему бы Давиду не любить его?

— Он молил БОга оставить младенца в живых, — опять вмешался Нафан. — Семь дней и семь ночей провел он в молитвах. Старейшины дома его пришли к нему и хотели поднять с земли, но он не захотел и не стал даже есть с ними.

— Дитя было при смерти, — проговорила Вирсавия. — И Давид все не мог решить: благодарить ли ГОспода за то, что он забирает жизнь ребенка взамен его собственной, или проклинать себя за эту сделку с ГОсподом; и чувство вины его было беспредельным.

— Это была не сделка, — возразил Нафан, — это было предназначение. Ибо Давид был избранником ГОспода.

— И потому должно было быть наказано невинное дитя? — спросила Вирсавия.

— Но ведь БОг даровал вам другого сына, госпожа, — напомнил Нафан. — И этот был предназначен для величия — он стал владыкой Израиля.

— Давид пришел ко мне той ночью, — лицо Вирсавии стало суровым. — Он омылся, умастился, надел свежие одежды и, казалось, наконец был в мире с самим собой. Я спросила: «Как можешь ты сидеть здесь и вытирать с губ своих бараний жир, будто ничего не произошло?» Давид отвечал: «Пока ребенок был жив, я постился и плакал, ибо думал: кто знает, не смилостивится ли ГОсподь надо мной, не оставит ли дитяти жизнь? Теперь оно умерло, зачем же мне соблюдать пост? Разве я могу его вернуть? Он не возвратится ко мне, я же наверняка отправлюсь к нему».

Вирсавия устало покачала головой.

— В чем-то Давид был прав. Я перестала плакать и сказала ему: «ГОсподу угодно было простить твой грех, взяв за Урию жизнь младенца. Но как быть с обещанием, которое дал ты мне пред БОгом, что наш сын воссядет на твоем троне? Видно и оно ушло вместе со смертью ребенка?»

Она неотрывно смотрела на драгоценные кольца на своих пальцах.

— И Давид сказал мне: «Успокой душу и готовь постель». И он вошел ко мне, и спал со мной, и родила я ему второго сына, которого мы нарекли Соломоном во имя мира, заключенного ГОсподом с Давидом, и раскаяния Давида; и возлюбил ГОсподь Соломона.

Я понял, что больше Вирсавия ничего не скажет, и поблагодарил ее; она же нахмурилась и вскоре ушла в свои покои.

Нафан долго качал головой.

— Истинное чудо, — произнес он. — Никогда еще царица-мать не рассказывала о таких вещах, да еще с такими подробностями! Тем не менее историю эту следует основательно просеять.

Через несколько дней в мой дом пришел царский гонец и передал мне, что я должен явиться завтра пред очи мудрейшего из царей, имея при себе все документы, касающиеся прекрасной истории о нежной любви царя Давида и госпожи Вирсавии, а также рождения второго ее сына, нареченного Соломоном в память о мире, заключенном между ГОсподом и Давидом.