Собрание сочинений в 2-х томах. Т.I : Стиховорения и поэмы - Арсений Несмелов

ВИНТОВКА № 572967 («Две пули след оставили на ложе…»)[152]

Две пули след оставили на ложе,Но крепок твой березовый приклад.…Лишь выстрел твой звучал как будто строже,Лишь ты была милее для солдат!

В руках бойца, не думая о смене,Гремела ты и накаляла стволУ Осовца, у Львова, у Тюмени,И вот теперь ты стережешь Тобол.

Мой старый друг, ты помнишь бой у Горок,Ялуторовск, Шмаково и Ирбит?Везде, везде наш враг, наш злобный ворогБыл мощно смят, отброшен и разбит!

А там, в лесу? Царапнув по прикладу,Шрапнелька в грудь ужалила меня…Как тяжело пришлось тогда отряду!Другой солдат владел тобой два дня…

Он был убит. Какой-то новый воинНашел тебя и заряжал в бою,Но был ли он хранить тебя достоин,И понял ли разительность твою?

Иль, может быть, визгливая гранатаРазбила твой стальной горячий ствол……И вот нашел тебя в руках солдата,Так случай нам увидеться привел!

Прощай опять. Блуждая в грозном круге,Я встречи жду у новых берегов,И знаю я, тебе, моей подруге,Не быть в плену, не быть в руках врагов!

НОВОБРАНЕЦ («Широк мундир английского солдата…»)[153]

Широк мундир английского солдата,Коробят грудь нескладные ремни…Старик-отец, крестьянин бородатый,Сказал, крестясь: «Господь тебя храни!»

Мальчишка хлиб, а пули жалят больно(Сам воевал и знает в этом толк).— Прощайся, мать, наплакалась… Довольно.И шапку снял, нахмурился и смолк.

Ушли. Один. Когда-то ночь настанет,Когда-то смолкнут звуки голосов,И сладкий сон усталого заманитВ родную глушь, в родимый гул лесов.

Неделя-две тоски, борьбы и ломки,А там, глядишь, коль все идет на лад,И грудь вперед, и шаг, и голос громкий,И этот смелый и спокойный взгляд.

Любовь и труд! В подростке — спрятан воин,В тебе ж — его ваятель, командир!Уж мальчуган оружия достоин,И как к нему идет теперь мундир!

Оторванный от жизни полусонной,Он стал нервней, душа его — как воск…Характер ли создать определенный,Иль навести один ненужный лоск, —

Ты можешь все. Твори стране солдата,Единой верою скрепляя все сердца, —И будь для них, чем был уже когда-то:Начальником, вмещающим отца.

РОДИНЕ («Россия! Из грозного бреда…»)[154]

Россия! Из грозного бредаДвухлетней борьбы роковойТебя золотая победаВозводит на трон золотой…

Под знаком великой удачиПроходят последние дни,И снова былые задачиСвои засветили огни.

Степей снеговые пространства,Лесов голубая черта…Намечен девиз ВсеславянстваНа звонком металле щита…

Россия! Десятки наречийВосславят твое бытие.Герои подъяли на плечиВеликое горе твое.

Но сила врагов — на закате,Но мчатся, Святая Земля,Твои лучезарные ратиК высоким твердыням Кремля!

ОДИН ИЗ МНОГИХ («Помнишь: вихрь событий…»)[155]

Помнишь: вихрь событийИ блестящий крах…Много было прытиУ тебя в ногах.Но по воле рокаС помощью ЧитыДо ВладивостокаДокатился ты.Позади теплушка,Позади — вокзал.В штатском — прямо душкаГрозный генерал.Томной «бедной Лизой»Постучался к «ним»:«Мне важна лишь виза,Остальное — дым!..»А затем свобода,Радостная дрожь…«Странно, с пароходаГород так хорош!Что же хмурит, братцы,Светлых мыслей нить?» —«Цена… 320…Раньше бы купить!..»

БЕЖЕНКИ («В теплушке у жаркой печки…»)[156]

В теплушке у жаркой печкиОфицерши варят обед.Жарко и гадко. СвечиСкупой колыхают свет.Едут всё дальше-дальше:Гонит мужей большевик.У генеральшиНервы и нервный тик.Сердится важная дама:«Плебейки! Проклятый чад!..»Врагини молчат упрямо:У каждой по пять галчат.Но в сердце любой — иголки,Назревает переворот:«Стащить ее с верхней полкиИ мокрой тряпкой — в рот!»

ЛЮБОВНИЦА («Ах, я устала от этой скромной…»)[157]

Ах, я устала от этой скромной,Тихой и бедной жизни вдвоем!Тихо иду я Плющихой темной,Белый песец на плече моем.Что мне лукавить! Ведь знает сердце:Грешным желаньям потерян счет.Кто-нибудь стукнет в заветной дверце,Станет желанным и увлечет.Дома же книги и он над ними…Жалкие книги о счастье всех!Словно подвижник в жестокой схиме, —Даже обидеть такого грех.Я целовала твой каждый пальчик,Слезы и муку в душе тая…Я ухожу навсегда, мой мальчик,Ты ведь поймешь и простишь меня.

СПУТНИК («Ржаная краюха сытна…»)[158]

Ржаная краюха сытна,И чавкают крупные зубы.Желтеет кайма полоша…«Товарищ, ухлопать козу бы!»Козу ли? Охотничий ножЯ все-таки двигаю ближе.Мурлычет, смеется, подлец!И губы шершавые лижет.И дальше, друзья и враги,По шпалам шагаем упруго,Пугаясь тигровой тайгиИ также — не меньше — друг друга.

ПРИКОСНОВЕНИЯ («Мои сады окружены пустыней…»)[159]

Мои сады окружены пустыней,Ее рука над ними, надо мной,И полночью, когда земля остынет,Я чувствую ее песчаный зной,Я чувствую дыхание пустыни.

И ведаю, приблизится конец.Свернут листы и почернеют клены,И дом замрет, как высохший мертвец.Погибнет сад цветущий и зеленый,Когда ему и мне придет конец.

Но я сажаю новые цветы,Но я ращу любимейшие злаки,И на огне, на белые листы,Карандашом бросаю эти знаки…К чему мне дом, сады, мои цветы?

Но смертный слаб. И надо мне любить,Чтобы забыть идущие минуты,Когда пески придут меня убить,Когда придет неведомый и лютый…И счастлив я, умеющий любить.

Но полночью, когда прохладен мрак,Я чувствую пустыню и в тревогеНа этот лист кладу за знаком знак.Бессилен я, бессилен рок убогий:Мои сады, мой дом — объемлет мрак.

ПОЮЩИЙ СНЕГ(«Падает белый снежок…»)[160]

Падает белый снежокЗдесь — в тишине заокошечной.…Я о тебе, мой дружок,Я о тебе, моей крошечной.

Вот всепокорность моя —Ласковость песенки простенькой.Снег застилает поляГолубоватою простынькой.

Конь мой бежит над рекой,Рвут валуны из оглобль его.В сердце снежинок покой,Сердце снежинок незлобливо.

Трудные будут пути,Но до конца их изведаю.Радостно к милой прийтиГордым и с гордой победою.

Где-то у белых ОнегТы — опечаленной Ладою.Может быть, это не снег,Может быть, я это падаю?

БЕЗБОЛЬ («Зачерпнуло солнце медным диском…»)[161]

Зачерпнуло солнце медным дискомЗадымившей ленты Иртыша.Ветер машет опахалом близким,Сенокосом берега дыша.

Под кормой расплавленная бронзаВспенилась, янтарно закипев.Мужичок, переодетый бонза,Затянул заплаканный напев.

И, посыпав розовою пудройОблаков плавучие холмы,Умер вечер — чужестранец мудрый, —Не снимая голубой чалмы.

И, считая маленькие звезды,Думаю, внимая комару:— Сумрачный и тосковавший прежде,Все-таки я хорошо умру.

СОБАКОГЛАВЫЙ («Старинная керамика — амфора…»)[162]