Самурай Ярослава Мудрого - Александр Ледащёв

Курил я эти дни все меньше и меньше. Даже мне, гиганту мысли, удалось все же просчитать взаимосвязь состояния моих легких с соотношением выкуренного. Чем меньше, тем лучше, так что я курил теперь строго по половинке сигареты, да и то тогда только, когда уже уши начинали пухнуть.

Все эти дни субурито мое висело у меня на спине в своем чехле. Доставал я его лишь по ночам, когда ходил в лес. Пару раз Ратьша посылал за мной присматривать своего доходягу в балахоне, но ничего предосудительного он там не увидел. Человек гуляет по ночному лесу, громко дышит, говорит сам с собой, гладит деревья, а к некоторым даже прижимается лбом – и что? Нельзя? Разочарованный филер брел к Ратьше, доложить, что ничего интересного ему Ферзь в лесу не показал. Да и Ратьша, я думаю, разбирался и в людях, и в предательстве. Он вскоре перестал посылать за мной свою худосочную тень.

…Ночной лес манил меня… Я проводил там часы, не жалея времени, надеясь, что мой новый друг оборотень снова меня навестит или, наконец, соизволит объявиться Сова с верительными грамотами. Не тут-то было. Лес был прекрасен в ночи, но это было и все, что я мог от него получить. Хотя, конечно, это тоже немало. А днем я мирно спал в седле. Это несложно, если умеючи. Занятия с мечом я тоже перенес на ночные часы: меньше глаз, меньше советов. Это глубоко личное, я бы даже сказал – интимное занятие.

Временами я жалел, что мои уные не смогли поехать с нами. А с другой стороны, как учить людей в лесу глухой ночью? Смешно. И не покажешь ничего, и не увидишь. Надеюсь, что не замордует нас суровый князь, и мне все же дадут претворить в жизнь эту хорошую затею – обучение уных бою на мечах, так отличающемуся от того, которому их учили до меня.

Я скучал по своей грозной собаке, по Деду, по дому. Порой я даже скучал по Поспелке. Мне понравилось жить, наконец. И жизнь эта не скупилась на дары. Надеюсь, это не ее последнее «прости», после которого начнется рок-н-ролл. Да и ладно. Чему быть, того не миновать. И так далее, и тому подобнее, такие сентенции можно плести одну за другой, только проку в этом нет никакого.

Скоро начнутся земли Киева. Степи. Наконец-то. Нет, лес прекрасен по-своему, но степь – это все-таки степь.

По ночам мне виделся один и тот же сон – ослепительно-белый песок берега, крик Орма, мой прыжок за борт и пробуждение. Ни разу я не коснулся берега ногой. Не суждено? Или меня убили в этот момент? Или убьют? Не знаю. Но берег манил меня, манили джунгли, даже сотни высыпавших на берег местных жителей не смущали – кто сможет оказать сопротивление вольным морским волкам, которые почуяли запах новой земли? Но все же последним моментом сна постоянно был прыжок над бортом драккара.

Я по-прежнему ночевал у костра тысяцкого, но тот большей частью молчал, о походе и о его мыслях на сей счет он не распространялся. Оно и верно. Если он боится, то нельзя пугать людей, если уверен в хорошем исходе, тоже не стоит заранее людей радовать, мало ли как оно повернется еще. Лучше загривок пусть держат дыбом, не по бабам поехали.

О бабах! Эта тема уже вызывала смех у меня самого: за столько дней так и не смог купить то, что продается на том торгу, где я столько раз побывал! Так уж точно примут за какого-нибудь неполноценного, тем более что денег у меня, как оказалось, как у дурня табаку. В кошельках убитых мной разбойников, помимо румийского золота, нашлось и несколько драгоценных камней, завернутых для сохранности в тонкую ткань. Я не ювелир, я даже не до конца был уверен, что это за камни, но Дед, которому я их показал, уважительно хмыкнул и сказал, что мне еще долго не придется ломать голову над тем, где взять гривну-другую. Сбылась давнишняя мечта, пусть небольшое, но все же финансовое благосостояние и возможность заниматься (если Владимир не перевешает нас на стенах Киева) любимым делом. Пусть кому-то и покажется такая мечта слишком простой, мне было довольно и этого. Строить дворцов я не собирался, а на прожитие с некоторым оттенком роскоши денег теперь хватало. Особенно учитывая, что тратить мне их было некуда – даже додзе мне построили на деньги князя. Так что, возвращаясь к теме сисястых (это было непременным атрибутом!) девок, которых я планировал завести, я или куплю их в Ростове по возвращении, или в Киеве, хотя потом переться с гаремом обратно, в окружении воинов, нелучшая идея. А с другой стороны, мне ли не все равно, кому там приспичит в нашей небольшой дружине при виде моей покупки? Глубоко наплевать. Думаю, для предотвращения драк хватит и моего статуса наставника, а не хватит, подкреплю мечом.

Нередко вечерами воины вступали меж собой в шутейные схватки, «до первой крови» или до выхода из нарисованного круга. Я принимал участие с удовольствием. Пока никому не удалось добыть ни моей крови, ни выгнать меня за пределы круга. Хотя, само собой, в таких схватках участие принимали далеко не все. Ратьша и те двое дружинников, которые ехали рядом с ним и ночевали у его костра, только наблюдали за тем, как сражаются ратники Ярослава. В основном в такие поединки вступали те, кто был помоложе. Хотя мне бы, конечно, было куда более интересно схватиться с кем-то из ветеранов.

Не только поединками коротали время дружинники. Они и боролись, и метали стрелы в подброшенные ветки или в неподвижную цель, порой стрелы метали и друг в друга, разумеется, без боевого наконечника и с хорошего расстояния. Тот, в кого стреляли, должен был уворачиваться или же отбивать стрелы.

Дружинники пробовали силы и в борьбе, и в кулачном бою, и немало зубов и крови было оставлено ими по пути. Кулачный бой их сильно интересовал меня, но сам я в этих забавах участия не принимал, меня тут куда больше прельщала роль зрителя. Глупые байки о том, что русский кулачный бой существовал лишь в виде размашистых ударов на масленицу, утомили меня еще в той, старой, жизни. Настоящий бой включал в себя и короткие, резкие удары с вложенным весом всего тела, и болевые приемы, работу по связкам и нервным узлам. Конечно, он сильно отличался от того рукопашного боя, которому меня учил Тайра, но некоторые бойцы просто-таки вынуждали собой любоваться. И, как я понимал, тут они показывали очень далеко не все свои знания и умения, так как состязались-то со своими и покалечить товарища никому бы и в голову не пришло. Были тут и броски, и болевые захваты, так что мне стало в очередной раз жалко еще одного наследия наших воинственных предков. Еще одного? Да, еще одного. Проклятая революция 1917 года, к примеру, лишила нас последней надежды спасти породу меделянов, представитель которой в настоящее время докучал моему домовому. Мелочь? Не думаю. Когда можно что-то не терять, то лучше не терять.

Тень Ратьши, человек в сером, которого никто не звал по имени, редко интересовался потехой дружинников. Но как-то раз я заметил, что он пристально смотрит за рукопашной схваткой двух самых сильных бойцов дружины. Под конец ее он, как бы невольно, с сожалением покачал головой в капюшоне и снова отвернулся к костру. Все же рукопашник? Или универсал? Я часто старался рассмотреть, что кроется у него под балахоном, но ни разу даже приблизительно не смог догадаться, что. Загадочная была личность. Да что там – разглядеть то, что под балахоном! Лица-то его ни разу не увидел, да думаю, что и никто не видел. Веселый у нас тысяцкий… И этих людей так волновало, кто я? Странно мне все это.

– А скажи, Ферзь, – как-то вечером обратился ко мне Ратьша, когда дружинники в очередной раз устроили поединки на мечах, – у тебя всегда был только деревянный меч?

– Кажется, да. Во всяком случае, тысяцкий, я иного не помню. Мне и этого хватает. Кажется, какой-то у меня зарок был на этот случай, – почти честно отвечал я ему.

– Да уж. Тебе и такого хватает, что правда, то правда. А почему бороться или на кулачки не хочешь?

– Смотреть на это люблю, а сам драться руками не очень, – врать, что я не умею, было бы глупо, так как Ратьша видел, что одного уного я убил тогда голыми руками.

– Тоже верно. Посмотреть всегда интереснее. Да и спокойнее, – усмехнулся Ратьша в густые светлые усы.

Я тоже улыбнулся, во всяком случае попробовал. На этом наш разговор и прекратился.

Как только на лес опустилась глубокая тьма, а лагерь наш, кроме часовых, которые мне не препятствовали, погрузился в сон, я пошел в сторону черной, непроглядной стены деревьев. И тут…

И тут по земле, минуя меня, на лагерь снова пополз уже когда-то виденный мной зеленый туман. Сова! Снова Сова! Она пришла! Или он? Да какая разница. Я кинулся к деревьям почти бегом, боясь, что опоздаю, и одновременно понимая, что нет, опоздать не получится, меня подождут.

Она. Гордая, спокойная, сидела она на поваленном дереве. Я подошел поближе, Сова наклонилась ко мне и снова выпрямилась. Я поклонился:

– Здравствуй, Сова. Наконец-то ты пришла.

– И ты здравствуй, бабник, – Сова хрипловато усмехнулась, – баб-то все хочешь купить?

– Да пес с ними, с бабами. Этого добра всегда хватит. Почему тебя не было так долго? – Я спросил, как мне тогда показалось, что-то не то.