Рассказы дяди Миши, одессита - Вадим Алексеевич Чирков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну, как дела? — Вопрос задавался как бы между прочим. — Что было?
Грузчик отшучивался:
— Что было? Переносили втроем один соленый огурец.
Или:
— Что могло быть! Кряхтели и кашляли.
Тетя Мария слышала мой вопрос и отвечала — но не мне, а, как говорится, городу и миру:
— Только и делают эти несчастные грузчики, что пьют водку, а после чешут весь день языки. Что они еще могут, эти пьяницы?!
Однако деньги домой или какие-то продукты дядя Миша приносил — и каждый божий день.
Постепенно выяснилось — из переговоров супругов (куда деть уши?), что старики, конечно, что-то там вдвоем-втроем-вчетвером передвигали, переставляли, перекладывали и пересчитывали, они еще давали ценные советы (этого добра у них было вдосталь), говорили продавщицам смачные комплименты, выслушивали их жалобы на мужей и детей… Но главной их "работой" был вынос через черный ход каких-то дефицитных продуктов к машинам, подъезжающим к задней двери магазина. За это они "имели" и зарплату, и еще "зверху", и тем кормились, и содержали свои семьи. И непременным было распитие одной-двух четвертинок водки, после которой развязывались языки старых одесских хохмачей и яростных спорщиков
На голове дяди Миши выцветшая жокейка, которая спасет его лысую голову от июньского солнца, автобус время от времени ныряет в очередную выбоину на дороге, дядя Миша кивает каждой, как бы говоря: "Конечно… Конечно… И вот еще одна… Но разве в жизни бывает иначе?…". Козырек съезжает на лицо уснувшего рыбака… и я неожиданно вспоминаю зимний, тоже воскресный день, когда…
Почти в каждое позднеосеннее или зимнее воскресенье дядя Миша одевается, как наследный принц: он идет (отправляется) на Птичий рынок. Посещение Птичьего рынка для каждого одесского рыбака — все равно, что посещение клуба респектабельным английским джентльменом.
Мистер Топоровский надевает: светлый макинтош пошива, может быть, года 1948-го, но, заботами его жены, выглядевший как новый, на шею набрасывается белое шелковое кашне, голова накрывается зеленого велюра шляпой размера, кажется, на два больше нужного: знай наших!
Сопровождаемый ворчанием тети Марии, — "вырядился… а куда идет? Ему лишь бы праздник, а то, что я с утра до ночи…", — дядя Миша проходил под развешанным на уровне второго этажа бельем и оказывался на улице.
Птичий рынок в Одессе — это: собаки, собранные благодаря морякам со всего мира, и их щенки, что либо копошатся в устланной чем-то мягким корзине, либо выглядывают из-за пазух. В сумрачных глазах продаваемых собак — покорность судьбе. Они уже поняли что-то и не противятся предстоящему. На подошедшего взглядывают с крохотной теплинкой надежды, тревожно обнюхивают протянутую руку… Надежда тут же гаснет, как только начинается торговый разговор, как гаснут редкие снежинки, падающие в этот день на мокрый асфальт.
Кошки — живые цветы дома — рассержены. Клетки — не для них. Они еле сдерживают ярость. Людские взгляды их раздражают, а палец, просунутый в щель клетки, они немедленно цапают острейшим когтем.
Птицы — попугаи (боже, какое разноцветье!), голуби, канарейки, чижи, еще какие-то…
Здесь же продаются кролики, хомячки, морские свинки, белые крысы и белые мышки…
Аквариумные рыбки — тоже мировая коллекция, корм для них: кучки шевелящихся комариных личинок и пустые спичечные коробки рядом, все виды
сухого, дафнии и циклопы…
Рыбацкий ряд! Здесь для рыбака есть все: резиновые шлюпки, насосы к ним, весла, пробки, клейкая резина; спиннинги, месины (лески) всех толщин и всех цветов радуги, крючки любых размеров и покрытий, кончая позолоченными, грузила, свинец, проволочные корзины, пружинные весы ("что если вы захотите свешать?"), ножи, какие-то для чего-то колечки, какие-то для чего-то резинки. Самодельные, ладные четырехлапые кадолы (якорьки) из толстой проволоки. Ветровки, шляпы от солнца, панамы, резиновые тапочки. Может быть, ради чьей-то улыбки, выставлена на продажу старая соломенная шляпа-канотье. Книги по рыболовству, о рыбах Черноморья, о речной и озерной, книжка "Острова Черного моря", рядом с ней лежит "Белеет парус одинокий" Катаева ("парус — это почти та же рыбалка!")
Дядя Миша начинает обход выставленных на продажу богатств. Он полон достоинства, он невозмутим, его не проведешь. Он осматривает крючки, пробует остроту жала, приценивается… Продавец расхваливает товар — "вы таких еще не видали! они сами ловят!" — дядя Миша соглашается, кивает… но идет дальше: обход только начался, впереди еще столько всего!
У мотка зелено-синей переливающейся месины останавливается. Хозяин ее утверждает, что месина — японская, что она — последнее изобретение, что бычок, "даже надень он очки", лески в воде не заметит. Дядя Миша, тоже покивав, все же отходит. И объясняет мне:
— Он меня имеет за младенца! Я что, не вижу, что он ее дома красил! Жулик! Таких нельзя пускать на Птичий рынок!
Мистер Топоровский еще долго после этого качает головой, переживая бессовестную попытку обмануть такого рыбака, как он. Рыбаков, кстати, он делит на "завзятых", ну, скажем, одержимых, и "з выдержкой", к каким, естественно, относит и себя.
Без покупки уйти с Птичьего рынка нельзя, и наш рыбак докупает к своей богатейшей коллекции десяток-два крючков в целлофановом пакетике: во-первых, говорит он, крючки часто теряются во время рыбалки — то бычок их откусывает, а то заводит за камень, а во-вторых, "лучше, чтобы они были, чем если их вдруг не будет".
Пакетик с крючками займет место на стене "каюты" дяди Миши. Старик — по множеству причин и в том числе по долгому размышлению о смысле жизни — давно уже переселился в бывшую когда-то то ли ванной, то ли кладовкой каморку, в которой поместился лежак, а нем матрац. Вместе с дядей Мишей в этот закуток, на его пол и стены — он стал называться каютой, перешло все рыбацкое снаряжение — ВСЁ, вместе с запахом рыбалки и поблескивающей даже на стенах рыбьей чешуей. Тут же были прикручены к полке у изголовья тисочки, а рядом с ними разложены все инстументы, к коим у любого мужчины то же отношение, что у молодой женщины к предметам призеркального хозяйства. Когда я приехал в Одессу, дядя Миша уступил мне каюту, а сам приютился на время рядом со своей женой…
Автобус останавливается в поселке Хаджибей, неподалеку от лимана, рыбаки, подхватив тяжелые мешки, топают, выстроившись в согбенную цепочку,
к тускло блестящей воде. Рассвет теперь
