Научная фантастика. Возрождение - Грег Иган

– Почему она не сотворила их обладающими большей нравственной силой?

– Потому что предпочла, чтобы они были людьми. А кто мы есть, как не особый вид африканской обезьяны? – Тон Лоринды стал печальнее; она смотрела в бокал. – Особый, научившийся изготовлять инструменты, говорить на всяких языках и видеть сны. Но сны могут обернуться кошмарами.

Ни в Гее, ни в Альфе, подумал Кристиан, не таится древний зверь. Их человеческие элементы давно уже укрощены, преображены и растворены. Воскрешение и его, и Лоринды – почти уникальный случай.

Не желая ее огорчать, он стал очень осторожно подбирать слова:

– Твоя идея кажется мне осмысленной, но боюсь, что она оставляет незатронутыми несколько вопросов. Гея постоянно вмешивается в ход своих эмуляций. Об этом говорят амулеты. Когда события слишком отклоняются от задуманного, она изменяет условия. – А в конце концов и вовсе все отключает, подумал он, но вслух этих слов не произнес. – Зачем она проводит эксперименты? Лоринда вздрогнула:

– Чтобы… чтобы изучить наше странное племя? Он кивнул:

– Да, так мне и кажется. Ни ей, ни даже всему галактическому мозгу не под силу подсчитать по отправным условиям, чем закончится развитие какой-либо ситуации, в которой участвуют люди. Поведение человека хаотично. Однако и в хаотических системах присутствуют структурные элементы, сдержки, противовесы. Просмотрев огромный объем вариантов, можно обнаружить несколько глобальных законов и выяснить, какие направления лучше, какие хуже. – Он поболтал остатком портвейна в бокале. – Но с какой целью? Во внешней Вселенной больше не осталось людей. Их нет уже… сколько бишь миллионов лет? Нет, если только Геей в самом деле не движет простое любопытство, я понятия не имею, чего она хочет.

– И я. – Лоринда допила вино. – Знаете, я вдруг стала очень быстро уставать.

– Я тоже. Может, пойдем поспим до вечера? А потом закажем на ужин что-нибудь особенное, и в голове у нас прояснится.

Она на миг коснулась его руки:

– До вечера, мой милый друг.

Ночь была юная и нежная. Над садом светила полная луна. Вино улучшило их настроение, тоска отступила. Гравий на дорожке ритмично похрустывал под ногами – Кристиан и Лоринда танцевали, вместе напевая мелодию вальса. Потом, смеясь, сели у пруда, залитого светом. Рядом лежала гитара – Кристиан успел на миг надеть амулет и отдать ему нужную команду. Теперь он взял инструмент в руки. Никогда не видел он ничего прекраснее, чем лицо Лоринды в лунном сиянии. Он спел ей песню, которую сочинил давным-давно, когда был смертным человеком.

Задавайте ритм, танцоры: Лета возвестим приход! «Жизнь ценней, чем злата горы: Трать легко и без разбору», – Скрипка весело поет.

Срок весенний быстротечен, Год промчится день за днем. Пусть закон бесчеловечен, Краткий миг увековечен В танце буйном и шальном.

Нам ли ждать в смиренье кротком? Наш удел – веселый пляс. Сбрось тяжелые колодки, Поцелуй меня, красотка! Струны и ветра – за нас!1

Потом она вдруг оказалась в его объятиях.

8

Там, где холмы над рекой были выше всего, на крутом склоне, деревья росли негусто. Калава направил шлюпку к берегу. Рабы, сидевшие на веслах, закряхтели от двойной нагрузки. Пот ручьями стекал по их тугим, обтянутым кожей мускулам: в этот день солнце пылало в небе, лишь наполовину затянутом облаками. Вот днище шкрябнуло о песчаную отмель.

Калава велел двум матросам оставаться стеречь лодку и гребцов, а сам с четырьмя другими и Ильянди спрыгнул на мелководье, выбрался на сухое место и стал карабкаться вверх по склону.

Лезть пришлось долго, но зато с гребня открывался такой вид, что у Ильянди пресеклось дыхание, а кто-то из моряков восхищенно выругался. С северной стороны земля уходила из-под ног еще обрывистее, так что они смотрели сверху на кроны деревьев, что росли у подножия гряды. Вдаль тянулась равнина, покрытая где зеленым, где бурым. Ее пересекала река – вода блестела, как обнаженный клинок, – текшая от дальних холмов, едва видимых в дымке, и иззубренной стены гор за ними. В вышине парили два мечекрыла – стерегли добычу. Могучие облака были пронизаны лучами света, и оттого в их белизне шевелились тени. Воздух здесь был почему-то прохладнее, а запах трав взывал к мыслям о благословенном.

– Дивно здесь, дивно, как в Закатном Королевстве, о коем говорят саги, – прошептала наконец Ильянди.

Стройную ее фигуру облегала мужская рубаха, на ногах были сандалии на высокой подошве, – так подобало одеваться вилку, вышедшей в странствие. Ветер трепал ей короткие локоны. Медная кожа взмокла и пахла почти так же, как полуночно-черное тело Калавы, но устала Ильянди не больше, чем любой из ее спутников.

Матрос по имени Урко хмурил брови на деревья и плотный кустарник, росший повсюду. Лишь там, где поднимались путешественники, было чище, – возможно, там когда-то сошел оползень.

– Больно тут много лесов, – буркнул он.

И впрямь, где бы они ни причаливали, идти было тяжко. Об охоте, столь легкой у взморья, пришлось позабыть. По счастью, река кишела рыбой.

– Дровосеки это исправят, – прогромыхал Калава. – А потом – что тут будут за фермы!

На миг он замечтался о будущем, потом вернулся с небес на землю:

– Теперь повернем обратно – мы уже довольно видели. Три дня нас не было, и еще, мыслю, дня два будем спускаться вниз по течению. А то как бы на корабле не забоялись.

– Придут новые корабли и с ними – новые исследователи, – сказала Ильянди.

– Воистину. И первых приведу сюда я.

Справа в зарослях раздался треск, да такой громкий, что перекрыл посвист ветра.

– Это что еще? – прохрипел Тальтара.

– Какой-то крупный зверь, – отозвался Калава. – Будьте начеку.

Моряки выстроились в цепь. Трое держали в руках копья, четвертый снял со спины самострел и изготовился к бою. Калава махнул Ильянди рукой, чтоб укрылась за их спинами, и вытащил меч.

Тварь из кустов выбралась на открытое место.

– А-ах! – взвыл Йарвонин.

Уронив копье, он хотел уже броситься прочь.

– Стоять! – рявкнул Калава. – Урко, кто побежит – стреляй, если я его сам не зарублю! Держите строй, сукины дети!

Существо остановилось. Сердца у моряков бились, как молот о наковальню, но никто не шевельнулся.

А устрашиться было чего. Росту в нем имелось на голову больше, чем в самом высоком мужчине, но голова та не имела лица – только жуткую гладкую маску. По бокам торчали четыре толстые руки, причем кисти двух из них были совершенно изуродованы. Даже горб на спине не скрывал могучей силы. На глазах у странников тварь выпустила третью ногу, чтобы лучше стоять на неровной земле. Нагая она была или же закована в доспехи, но в сей светлый день ее окутывал полумрак.