Кесарево свечение - Василий Аксенов

Пока он так изливает свою скорбь и ярость, открывается окно на втором этаже гостиницы, и в нем появляется сладко потягивающийся со сна Слава Горелик.

ГОРЕЛИК. Сколько же я спал — десять минут или десять часов? (Замечает внизу одинокого банкира, прислушивается к его ламентациям). Вы ошибаетесь, барон, на вашем склоне горы нет ни одного потомка былинных князей Чурило-Пленковичей. Те гнездятся за границей вашего штата — может быть, в Вермонте, поближе к летописцу. Что касается Куракиных, то они действительно присутствуют в здешних аборигенах, в том числе и в вас, мой барон. Я, конечно, понимаю, что этими связями нечего гордиться, особенно после печального эпизода похищения Наташи (не Какаши), который мог бы вызвать новую Троянскую войну, будь он рассказан на былинный лад, а не в стиле буржуазного реализма. Впрочем, тут есть и другая сторона медали — Куракины отменно сражались в течение четырех веков за русские интересы, теряли конечности, но не теряли пыла. Так и вошел один из них в ствол Кайсынкайсацких, если вы позволите, барон.

ФЭЙМОС. Три вопроса. Откуда вы знаете, что я барон? Откуда у вас эти сведения о наших родословных?

ГОРЕЛИК. Я давно знал о вас многое, но, как вижу, не все. То, что вы, оказывается, поэт, и недюжинный, сударь, для меня ново. Откуда у меня сведения о родословных? Книги, старые хроники, архивные изыскания. Давайте ваш третий вопрос.

ФЭЙМОС. Вы из КГБ?

ГОРЕЛИК. Нет, из ВРИИАНРФа. Всероссийский институт истории Академии наук Российской Федерации, к вашим услугам. Доктор наук Мстислав Горелик, он же Бенни Менделл для удобства путешествия. Я только что из Санкта, с командировкой РАНа. Вот пжалста! (Протягивает Фэймосу довольно гадкого вида бумажку).

ФЭЙМОС. Да я и без бумажки вижу, что вы настоящий русский человек. Какая удача! Сейчас попробую по-русски.

Посредь людей американскиНе можно сделать конфесьон.Повсюду эти ихи глянцы,Российский дух не посвящен.

Если бы вы знали, мой друг, как плоть моя искусана духовными уколами.

ГОРЕЛИК. Вы, кажется, хотите мне в чем-то исповедаться, барон?

Хоть я не пастор православный,Всего лишь жизни скоморох,Спокойно доверяйте СлавеРассказ о ваших комарах.

Ну, давайте!

ФЭЙМОС. Да я весь горю, разве не видите? Весь потом заливаюсь!

ГОРЕЛИК. Вам нужно охладиться. Полезайте в фонтан! Поглубже, по горло, ваше сиятельство! Сейчас вам станет лучше.

ФЭЙМОС (барахтается в снегу фонтана). Мне уже лучше. Никогда не думал, что у нас такая тут целительная купель.

Ну, приготовьтесь, мистер Менделл,Принять признания души,Что изогнулась, словно модуль,Страдая, как сплошной ушиб.

Дело в том, что меня мучают во снах видения молодой женщины с лиловыми глазами.

ГОРЕЛИК. Меня тоже!

ФЭЙМОС. И вдруг сегодня утром, не далее как полчаса назад, я встретился с ней во плоти и даже лобзал ее в шею сзади.

ГОРЕЛИК. В шею сзади? (С нарастающей тревогой). Где она? Как она выглядит? Как ее зовут?

ФЭЙМОС.

Я имени ее не знаю,Хотя я отдал бы свой банкЗа чистый звук, как имя ЗояИль Глория де Шарабан!

Она была полуголой и с обрывком цепи на шее, глаза излучали сильнейшее лиловое свечение. Неотразимая! Увы, пока я на секунду отвлекся, ее увлекли два местных развратника — электрик и водопроводчик. Теперь она пропала, пропала навсегда! Господи, прости старому дураку его прегрешения, а вы, путник из города имперской нашей славы, скажите, что это — любовь или похоть в чистом виде?

ГОРЕЛИК. Любопох в чистом виде, мой барон. (Вытаскивает Фэймоса из снежного фонтана). Портрет, который вы тут нарисовали, очень похож… ммм… на одну мою корреспондентку. Вы помните ее имя — Наташа, Какаша? Если уж исповедоваться, барон, тогда полный вперед! Признавайтесь!

Во время этого диалога в глубине сцены появляется Алекс Мамм (фон Молчалин). Не решаясь приблизиться, он ждет окончания беседы.

ФЭЙМОС. Вы мне не верите? Слово дворянина! Ноу информэйшн эбаут хёр айдентити.[63] Последнее, что осталось, — звук ее голоса. Он прерывался, как будто кто-то затыкал ей рот. Слабел и прерывался, прерывался и слабел. Однако она пела, пела!

ГОРЕЛИК. Вы помните хоть одну строчку из ее песни?

ФЭЙМОС. Попытаюсь вспомнить. (Изумленно). Помню всю строфу! Она пела приблизительно следующее:

Тебя я помню, Словко-Словко,Твой сладкий груз, плечей размах,Твою античную головку,«Мечту троянских Андромах».

Это действительно было похоже на одну из песенок Мадам де Шарабан, которыми меня в детстве потчевала бабушка Мими. (Открывает рот в изумлении). Словко, Словко, это о ком же она пела, кого это она так помнит?

ГОРЕЛИК. Куда эти гады ее потащили?

ФЭЙМОС.

Небось ухапкали красуВ тот тминный бор, что на востоке,Где стайки пестрых карасейНапоминают о Вудстоке.

(Безнадежно показывает направление).

Телефон звонит у Фэймоса под мышкой. Горелик немедленно срывается с места и в следующий миг исчезает. Мамм, все еще не решаясь подойти, звонит по мобильному телефону.

МАММ. Звиняйте, дядя Паша, это Леха спыкает.

ФЭЙМОС. Кто вы такой?

МАММ. Дык ваша ж племяша ж. Управленец вашего ж банка. (Хмыкает). То есть не банка пивы, а банк, где деньги повышают себя.

ФЭЙМОС. Похвально, что вы объясняетесь по-русски, но все-таки я вас не знаю. У меня таких менеджеров быть не может. Мой менеджер должен постоянно быть на связи со мной. Не существует такой менеджер, которому звонишь, а он не отвечает.

МАММ. Дык не вписался же ж в поворотные ворота. Софа прикидки катала, а я ей лэпсы секундометрил. Размечтался, ну, эквипмент, и пошел вразнос, правая туда, левая сюда. Пока летел, слышал ваш звонок, но ответить не вспомогательствовал.

ФЭЙМОС. Ладно, хватит дурака валять с твоим русским. Пользуешься моей слабостью. Последний раз прощаю, понял? Подойди сюда. Ты видел человека, с которым я только что разговаривал? Он говорит, что он из Академии наук, специалист по родословным российского дворянства. Однако не верю. Есть подозрения по его части. Ой, боюсь, не для родословных этот молодец сюда приехал. Не замышляет ли похищения девиц? Ну, скажем, ну, скажем, моей дочки ненаглядной, моего олимпийского золота.

МАММ (пораженный). Да вы чё, дядя Паша, вы чё?

ФЭЙМОС.

Любой мужчина настоящийВсегда мечтает уволочь.И образ весь, и малый прыщикВлекут его, как волчья ночь.

Ну ладно, я тебе, Лёха, поручаю ответственное задание, как говорят юные гайдаровцы в кинофильме «Судьба барабанщика». Ты должен собрать всю информацию об этом человеке. Где родился, чему учился, не сидел ли, не участвовал ли в антиправительственной диссидентской деятельности, не голубой ли, и как у него с иммунной системой, а, самое главное — зачем к нам, в Березань, явился.

МАММ. Йес сэр!

ФЭЙМОС. Справишься?

МАММ. Йес сэр! Надо сразу в Америку позвонить, раз такое дело.

ФЭЙМОС. В какую еще Америку, мы и так в Америке семьдесят восемь лет живем.

МАММ. Разве вы не знаете, что мы называем Америкой в кругах молодежи?

ФЭЙМОС. Ах, это. Рискованное дело, что и говорить, но позвонить надо. Будь осторожен с этой Америкой: она хоть и все знает, но не все. Бери у нее то, что она знает, но не отдавай того, чего мы сами не знаем.

МАММ. Иду на связь. Да, кстати, дядя Павел, вам Софа ничего не говорила? Мы собираемся пожениться.

ФЭЙМОС. Что-о-о? Лыжник-неудачник на олимпийской чемпионке? Такого мезальянса я никогда не допущу!

МАММ. Тогда прошу меня уволить.

Ночное солнце на закатеУходит в гости в никуда.Пусть унесет меня мой катерТуда, где радуги дуга.

ФЭЙМОС. Все тут рехнулись с рифмовками. Какая дуга, при чем здесь катер? Хоть ты бы в поэзию не лез, в тщете тщеславный. Ночное солнце! Я знаю, как оно в спальню к моей дочери пробирается.

МАММ. Значит, в Америку сами будете звонить? А что, если они спросят о ваших делах с Думой, с кем матюкаетесь по утрам?

ФЭЙМОС (рявкает). Нет, это ты будешь звонить! У тебя, я вижу, прямой телефон в Америку. Звони, женись, делай детей, разводись, отсуживай капитал. По всем законам жанра ты должен меня сожрать, но мне наплевать!

Померкли все мои надежды,Мой возраст, гадкий, как угар,Не спрячешь в пышные одежды,Не выльешь в марочный кагор.

МАММ. Ну чё, я пошел, фактически папа, да? (Уходит внутрь банка).