Посланник - Дэниел Силва

– Это будет действительно справедливость? Разве можно установить справедливость, заставив умолкнуть револьвер или не взорвав машину?

Он поднял свой козырек и обернулся – зеленые глаза вспыхнули в свете ламп.

– Вы получаете удовольствие от этих маленьких дебатов по поводу морального соответствия контртерроризма? Лучше себя после этого чувствуете? Можете не сомневаться: Ахмед бин-Шафик никогда не теряет времени на борьбу с проблемами морали. Можете не сомневаться: если ему когда-либо удастся завладеть атомным оружием, он станет раздумывать лишь куда его запустить – на Нью-Йорк или Тель-Авив.

– Все же это ради справедливости, Габриэль? Или это просто месть?

Снова он увидел себя и Шамрона. На этот раз не в своей квартире на Наркисс-стрит, а теплым сентябрьским днем 1972 года – в тот день, когда Шамрон впервые пришел за ним. Габриэль тогда задал этот же вопрос.

– Еще не поздно, Сара. Если хотите, можете выйти из игры. Мы найдем кого-нибудь другого на ваше место.

– Больше нет таких, как я. А кроме того, я вовсе не собираюсь уходить.

– Чего же вы хотите?

– Разрешения спать ночью.

– Спите, Сара. Спите как следует.

– А вы?

– Мне надо закончить картину.

Он отвернулся и снова опустил козырек, но Сара еще не закончила с ним разговор.

– Это правда? – спросила она. – Все, что про вас написано в газетах после взрыва на Лионском вокзале?

– По большей части правда.

– Вы перебили палестинцев из «Черного сентября», которые устроили массовое побоище в Мюнхене?

– Не всех.

– Поступите ли вы снова так же, зная то, что вы знаете теперь?

Он ответил не сразу.

– Да, Сара, снова поступлю так же. И скажу вам почему. Это не месть. «Черный сентябрь» – это самая жуткая группа, какую знал мир, и ее необходимо выбить из седла.

– Но смотрите, во что это вам обошлось. Вы же потеряли свою семью.

– Все, кто участвует в подобной борьбе, что-то теряют. Возьмите, к примеру, вашу страну. Вы были невинны – сияющий маяк свободы и пристойности. А теперь на руках ваших кровь и у вас люди томятся в тайных тюрьмах. Мы занимаемся подобными делами не потому, что нам это нравится. Мы этим занимаемся потому, что у нас нет выбора. Вы считаете, что у меня есть выбор? Вы считаете, что у Дины Сарид есть выбор? У нас его нет. Как нет и у вас. – Он с минуту смотрел на нее. – Если, конечно, вы не хотите, чтобы кто-то другой поехал вместо вас.

– Таких, как я, нет, – повторила она. – Когда я буду готова?

Габриэль отвернулся и поднес кисть к картине. «Скоро, – подумал он. – Один-два дня на докраску. Затем покрыть лаком. И она будет готова».

Оставалось лишь обучить Сару разведработе. За это взялись Лавон и Узи Навот. Три дня они водили ее по улицам Лондона и обучали основам ремесла. Они учили ее, как назначать тайную встречу и как определять, не скомпрометировано ли выбранное место. Они учили ее, как замечать слежку и как простейшим образом избавляться от нее. Они учили ее, как устраивать тайник и как передавать материал непосредственно курьеру. Они учили ее, как в экстренных случаях набирать номер Конторы по платному телефону и как подавать сигнал, что она раскрыта и требуется срочный вывоз на родину. Лавон впоследствии характеризовал ее как лучшего прирожденного агента-любителя, какого он когда-либо тренировал. Он мог бы закончить курс в два дня, но Габриэль – хотя бы для собственного спокойствия – настоял на том, чтобы это было трехдневное обучение. В тот день, когда Лавон наконец вернулся в Суррей, он обнаружил Габриэля, застывшего на краю пруда с удочкой в руке и впившегося взглядом в поверхность воды, словно пытаясь силой воли вызвать со дна рыбу.

– Она готова, – сказал Лавон. – Вопрос в том, готовы ли вы?

Габриэль медленно вытянул из воды леску и пошел вслед за Лавоном в дом.

Через некоторое время в тот вечер огни потухли в маленьком тихом агентстве путешествий на Мейсонс-Ярд. Мисс Арчер, прижав к груди пачку старых папок, приостановилась на площадке, заглядывая сквозь блестящую стеклянную дверь в «Изящное искусство Ишервуда». За столиком в приемной сидела Елена, до неприличия хорошенькая итальянка – секретарша Ишервуда. Она подняла глаза от компьютера и послала мисс Арчер изысканный прощальный поцелуй, затем снова опустила глаза и возобновила работу.

Мисс Арчер печально улыбнулась и пошла вниз по лестнице. В глазах ее не было слез. Она уже наплакалась. Двадцать семь лет она приходила в свою контору по утрам пять раз в неделю. Иногда и по воскресеньям, если требовалось заняться административно-хозяйственной работой. Она предвкушала выход на пенсию, даже если это произойдет немного раньше, чем ожидалось. Возможно, она устроит себе долгий отпуск. Или, возможно, купит домик в деревне. Она одно время поглядывала на маленький домик в Чилтернсе. В одном она была уверена: жалеть о своем уходе не будет. Мейсонс-Ярд никогда уже не будет прежним, раз появилась такая ослепительная мисс Бэнкрофт. И дело вовсе не в том, что мисс Арчер не имела ничего против американцев лично. Просто она не была заинтересована жить рядом с такой.

Когда она почти спустилась, зазвенел зуммер и замок на двери, ведущей на улицу, автоматически открылся. «Спасибо, Елена, – подумала она, выходя на прохладный вечерний воздух. – Не можешь приподнять свою хорошенькую маленькую задницу, чтоб попрощаться, а теперь практически выставляешь меня за дверь». Ее так и подмывало нарушить издавна заведенное указание мистера Ишервуда дожидаться, пока дверь снова не захлопнется, но, будучи до конца профессионалом, она простояла еще секунд десять, пока глухой стук затворов не разрешил ей медленно поплестись к выходу со двора.

Она не знала, что за ее уходом следила по мониторам команда из трех невиотов, сидевших в фургоне, припаркованном на противоположной стороне Дьюк-стрит. Команда просидела в своем фургоне еще час – просто чтобы убедиться, что мисс Арчер ничего не забыла. Затем около восьми часов они тихо проскользнули во двор и медленно пошли по выложенному кирпичом старому двору к галерее. Джулиану Ишервуду, наблюдавшему из окна кабинета, как они не спеша подходили, эти трое показались могильщиками, которых ожидала долгая ночная работа.

Глава 19

Лондон

Операция началась на другое утро, когда Джулиан Ишервуд, известный торговец искусством в Лондоне, позвонил по телефону в район Найтсбридж, где обитал Эндрю Мэлон, особый советник Зизи аль-Бакари по искусству. На звонок ответила сонная женщина, сообщившая Ишервуду, что Мэлона нет в стране.

– Сбежал от правосудия? – спросил Ишервуд, желая разрядить неловкую ситуацию.

– Попытайтесь позвонить ему по мобильнику, – сказала женщина и с треском опустила трубку на рычаг.

По счастью, Ишервуд знал номер. Он тотчас его набрал и, следуя указанию, оставил краткое сообщение. Большая часть дня прошла, прежде чем Мэлон потрудился отзвонить.

– Я в Риме, – произнес он. – Кое-что крупное. Очень крупное.

– Ничего удивительного, Эндрю. Вы ведь занимаетесь только крупными вещами.

Мэлон поспешил отмахнуться от попытки Ишервуда польстить ему.

– Боюсь, в моем распоряжении один миг, – сказал он. – Чем могу быть полезен, Джули?

– По-моему, у меня кое-что есть для вас. Собственно, кое-что для вашего клиента.

– Моего клиента не интересуют Старые мастера.

– То, что у меня есть для вашего клиента, не имеет отношения к Старым мастерам. Это постимпрессионист. И не просто какой-то постимпрессионист, если вам ясно, куда я клоню. Это нечто особое, Эндрю. Нечто такое, об обладании которым лишь горстка коллекционеров может мечтать, и ваш клиент – один из них. Я предлагаю вам первому взглянуть на это, Эндрю, – исключительное право первого просмотра. Интересуетесь или мне заняться делом с кем-то другим?

– Расскажите побольше, Джули.

– Извините, дорогой, но такие вещи не обсуждают по телефону. Как насчет того, чтобы встретиться завтра за ленчем? Я приглашаю.

– Завтра я лечу в Токио. Там у одного коллекционера есть Монэ, которого хочет мой клиент.

– В таком случае как насчет послезавтра?

– Это день, когда я прихожу в себя после перелета. Встретимся в четверг, хорошо?

– Вы не пожалеете, Эн.

– Сожалениями мы живем. Ciao,[10] Джули.

Ишервуд повесил телефонную трубку и взглянул на широкоплечего соломенного блондина, сидевшего по другую сторону стола.

– Отлично прошло, – сказал Навот. – Только в следующий раз пусть Зизи покупает ленч.

Габриэль не удивился тому, что Эндрю Мэлон находится в Риме, поскольку почти неделю за ним велось электронное и физическое наблюдение. Он отправился в Вечный город, чтобы приобрести некую скульптуру Дега, на которую Зизи уже некоторое время назад положил глаз, но вернулся оттуда в понедельник вечером ни с чем и проследовал в Токио. Анонимный коллекционер, которого Мэлон надеялся избавить от Монэ, был не кто иной, как знаменитый промышленник Морито Ватанабе. Судя по пораженческому выражению лица Мэлона, когда он выходил из квартиры Ватанабе, Габриэль пришел к выводу, что переговоры ничего хорошего не дали. Вечером Мэлон позвонил Ишервуду и сказал, что пробудет в Токио на день дольше, чем предполагал. «Боюсь, нам придется отложить наш маленький междусобойчик, – сказал он. – Можем мы встретиться на будущей неделе?» Габриэлю не терпелось запустить дело, и он дал указание Ишервуду держаться намеченной линии, поэтому встреча была отложена всего на один день – с четверга на пятницу, – правда, Ишервуд согласился встретиться за поздним ленчем, чтобы Мэлон мог хоть несколько часов поспать в своей постели. Мэлон действительно пробыл в Токио лишний день, но токийская резидентура не зафиксировала никаких дальнейших его контактов с самим Ватанабе или с кем-либо из его агентов. Он вернулся в Лондон в четверг поздно вечером и выглядел, по словам Эли Лавона, как мертвец в костюме с Сэвил-Роу. На другой день, в три тридцать, «мертвец» вполз в дверь ресторана «У Грина» на Дьюк-стрит и направился к столику в тихом уголке, где его уже ждал Ишервуд. Он налил Мэлону белого бургундского.