Упреждающий удар - Николай Иванович Чергинец
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Короче, заливаем мы пять литров бензина, садимся в машину и смотрим друг на друга. И все понимаем. И отъезжаем побыстрее, но не потому, что Очередь сигналит, а по другой причине.
В ближайшем леске мы останавливаемся и… просто взрываемся, как две гранаты. Набрасываемся друг на друга, как два вампира. Надя переползает ко мне на колени и нагибается к моей шее. Она не кусает, она целует. Я делаю рукой такое движение — вниз и вправо, дергаю рычаг кресла, отвожу его подальше от рулевого колеса. Едва успеваю отключить аккумулятор, есть там такой рычажок, чтобы звуковой сигнал не раздавался, когда Надя, закрыв глаза и покачиваясь, словно на морских волнах, опирается на рулевую баранку, как на спинку кресла…
Так мы с ней и ехали, особо не спеша, но и не задерживаясь. Медленно, но неумолимо приближались мы к пределам Российской Федерации.
Белорусско-российскую границу мы пересекли в районе деревни Красная Горка. Точнее, перед этой Красной Горкой, если смотреть на нее с белорусской стороны. Когда мы проехали указатель Красная Горка — 25 км», я сказал:
— Пора подумать о важном.
— Тебе не кажется, что мы уже один раз пересекали границу? — спросила Надя.
— Что ты имеешь в виду?
— В Бресте!
В Бресте мы заплатили таможенную пошлину и получили отметку в технический паспорт о том, что автомобиль куплен законно. Мне пришлось для этого дать взятку, но при этом мы передрожали так, что второй раз испытывать что-либо подобное не хотелось.
— Что, если попробовать нехожеными тропами? — предложил я, заметив съезд с шоссе.
— Зачем? — спросила Надя.
— Просто так! — сказал я, притормаживая и подавая назад.
Конечно, это была глупость: на «мерседесе-600» по лесным дорогам. Но я хотел покрасоваться перед Надей.
Днище «мерседеса» несколько раз чиркнуло по песку, когда мы съезжали, а потом я остановился, достал карту и несколько минут изучал местность.
— Так, — сказал я. — Все правильно.
— Ты что делаешь? — обеспокоенно спросила Надя.
— В этих местах, — ответил я, вглядываясь вдаль, — где-то течет река Днепр. Знаешь реку Днепр?
Надя согласно кивнула.
— Нам, главное, в нее не упереться, — сказал я. — Между Лядами и Красной Горкой будет лесная дорога, по ней мы попадем на нашу территорию.
Удивительное дело, но граница, как мы выяснили, никем не охранялась. Мы нашли нужную лесную дорогу и проехали по ней двадцать километров, причем ползли по сучьям, потрескивавшим! под днищем «мерседеса», как пистолетные выстрелы, — и хоть бы один пограничник.
— М-да, — сказал я. — Все повымирали.
Зато слева и справа от нас возвышались корабельные сосны.
На шоссе мы выехали уже с российской стороны. Если верить километровым отметкам, то до Москвы оставалось триста восемьдесят с хвостиком километров. Я сверился по карте. Точно, территория была российская.
— Поздравляю с прибытием на родину, — мрачно сказал я. — Вернулись домой блудные дети.
Надя поморщилась в ответ:
— Возвращаться следует с повинной головой, а мы вернулись внаглую!
Через несколько километров мы увидели двухэтажное здание из силикатного кирпича, красиво обсаженное березками. Здесь можно было поесть — над входом висела вывеска: «Ресторан «Русская быль». Я свернул на стоянку и затормозил рядом с огромным рефрижератором.
— Смотри ты, изделия одной фирмы, — сказал я, увидев марку на капоте. — Тоже «мерседес»-. Фура!
— А не скажешь, — ответила Надя.
— Как-то я был здесь с отцом, — сказал я. — В те времена здесь все было уставлено МАЗами и КамАЗами дальнобойщиков.
Мы вышли с Надей из машины. К ресторану вела дорожка, выложенная квадратными бетонными плитами. Швы между плитами поросли травой.
— Что вы здесь делали? — спросила Надя.
— Если честно, здесь недалеко река Березина. Мы приезжали удить рыбу, потому я знаю все реки в округе.
— Река Днепр, — сказала Надя, — и река Березина. Сколько тебе тогда было?
— Пятнадцать лет.
Мы поднялись по лестнице на второй этаж. Над стеклянной дверью висела потухшая табличка, составленная из тонких неоновых трубок. Скобы прихватывали к струганой доске надпись Ресторан». Я толкнул дверь, пропуская Надю вперед.
«Ресторан» оказался в дневное время обычной столовой.
— Итак, мы снова дома, — подвел я итог.
— Ничего, — сказала Надежда. — Мы не гордые. В конце концов, я недавно была студенткой.
Я вспомнил, как мне пришлось поступить с Надиными преподавателями и вообще с Надиной Академией Управления. Несколько ценных подарков — ректору, декану, — и Надя получила бессрочным академический отпуск.
— Обычно такой отпуск оформляется по уходу за ребенком, — сказала дамочка, которая оформляла нам требуемые документы. — Так что вы уж не подведите меня, молодые люди.
Я угодливо хихикал. Сердце мое было спокойно, на столе у дамочки стояла бутылка дорогого шампанского и лежала большая коробка конфет.
Мы остановились возле меню.
— Шик закончился, — кивнула Надя, снимая черные очки и засовывая их дужкой за ворот футболки. — Это я понимаю. Мы пересекли границу России, пора привыкать.
Я рассказал ей о супе, который непременно ел каждый дальнобойщик. Этот суп включал в себя кусочек сала, которое в здешних местах называлось «ёлким».
— А что такое «ёлкое сало»?
— На словах не расскажешь, — ответил я. — Это надо попробовать. Мой отец из этих мест, так у них называли в деревне старое сало. Тронутое временем. Уж не знаю, где его теперь найти. Оно непременно плавало в супе дальнобойщиков. Обычно его оставляли на дне тарелки, но отец брал его в рот и, глядя на меня, начинал без хлеба жевать.
Я ожидал, что Надя фыркнет, но она не знала, как это противно — жевать ёлкое сало. Она не произнесла ни звука. Нам пришлось обойтись без сала, зато мы взяли два салата из местной капусты, два украинских борща и два антрекота, похожие на кленовые листья. На третье был кисель с крошками крахмала, плавающими в стакане.
— Помнишь компот из сухофруктов? — спросила Надя.
— Хватит воспоминаний, — попросил я. — Они вызывает жуткую ностальгию по пионерским лагерям.
По старой студенческой привычке мы не снимали тарелки с подносов. Стол выбрали неудачный, он покачивался
