Невинные - Джеймс Роллинс

— Это называется молитвой, — изрек кардинал Бернард, сердито сдвинув брови по поводу его легкомыслия. — И я провел много часов на коленях, молясь, дабы Первый Ангел явил себя. Но я не думаю, что сей ангел так поступит. Мне он не явится. Только троим из пророчества.

— Ежели высокопреподобный кардинал Бернард прав, — вставила Батори, — нам надобно тотчас вознести молитвы Люциферу. Ибо наверняка лишь падший ангел явит себя личностям, из каковых составлено ваше убогое трио.

Эрин наконец прервала молчание, по-прежнему глядя в окно с отстраненным видом, означавшим, что она пребывает в глубоких раздумьях.

— Я не думаю, что мы ищем Гавриила, Михаила или Люцифера. По-моему, мы ищем Первого Ангела из Откровения.

Графиня расхохоталась, чуть ли не плеща в ладоши от восторга.

— Ангел, каковой вострубит и положит свету конец. Ах, что за соблазнительная догадка!

— Первый Ангел вострубил, и сделались град и огонь, смешанные с кровью, и пали на землю; и третья часть дерев сгорела, и вся трава зеленая сгорела,[13] — процитировала Эрин по памяти.

Армагеддон.

Таковы ставки.

Попытавшись вообразить град и огонь, смешанные с кровью, Джордан тяжко вздохнул.

— Так где же нам его искать?

Эрин наконец отвернулась от окна к находящимся в вагоне.

— Думаю, ответ находится в предшествующих стихах Откровения, до того как прозвучал трубный глас. Там есть строка, гласящая: «И пришел иной Ангел, и стал перед жертвенником». А еще через несколько строк продолжение: «И вознесся дым фимиама с молитвами святых от руки Ангела пред Бога. И взял Ангел кадильницу, и наполнил ее огнем с жертвенника, и поверг на землю: и произошли голоса и громы, и молнии и землетрясение».[14]

— Что ж, эту часть хотя бы довольно легко интерпретировать, — улыбнулся Джордан.

На сей раз сержант не шутил.

Он наслаждался изумлением, написанным на лицах святых отцов-сангвинистов.

— Не нужно быть знатоком Библии, чтобы разобраться в этом, — продолжал Джордан. — Дым от руки ангела? Фимиам? Громы? Землетрясение?

Остальные взирали на него с озадаченным выражением. Только графиню все это вроде бы забавляло. Он ведь должен играть мышцами, а не умом.

Эрин коснулась тыльной стороны его запястья, позволяя Джордану раскрыть то, о чем она уже догадалась.

Он обхватил ее пальцы и сжал их.

— Это в точности напоминает случившееся в Масаде. Помните выжившего мальчика? Он сказал, что ему показалось, будто дым пахнет благовониями и корицей. Мы даже нашли следы корицы в образцах газа. А еще мальчик упоминал, что дым коснулся его руки, прежде чем все умерли от газа и землетрясения.

— И вознесся дым фимиама с молитвами святых от руки Ангела пред Бога, — с благоговением повторил Рун.

— Все на вершине той горы умерли, — теперь слова Джордана полились быстрее. — Выжить в этой газовой атаке мог только нечеловек — скажем, ангел.

Эрин одарила его улыбкой, согревшей его до кончиков пальцев.

— События сходятся с библейским отрывком. Что важнее, они указывают на человека, которого мы действительно можем надеяться отыскать.

— Отрок, — произнес Рун по-прежнему без убеждения. — Я говорил с ним на вершине горы в тот день. Он казался просто-напросто обыкновенным подростком. Потрясенным, убитым горем после смерти родителей. И он родился во плоти. Как может он быть ангелом?

— Не забывайте, Христос тоже родился во плоти, — возразил кардинал Бернард. — Сей отрок представляется хорошей отправной точкой для наших поисков.

Джордан кивнул.

— Так где же он? Кто-нибудь знает? Насколько я помню, его эвакуировали с вершины горы на вертолете израильских войск. Они доставили его в один из своих госпиталей. Дальше отыскать его будет нетрудно.

— Это будет потруднее, чем вам кажется, — заметил Бернард, внезапно ставший встревоженным.

А это никогда добра не предвещало.

12 часов 05 минут

— Почему? — поинтересовалась Эрин, заранее угадывая, что ответ ей не понравится.

Бернард горестно вздохнул.

— Потому что он больше не на попечении израильтян.

— Тогда где же он? — спросила она.

Вместо ответа кардинал повернулся к брату Леопольду. Все это время немецкий монах молча сидел в дальнем конце вагона.

— Леопольд, ты наиболее искушен в компьютерах. Мой ноутбук у меня в багаже. Пароли есть у отца Амбросе. Мне нужен доступ к моим файлам в Ватикане. Можешь мне помочь?

— Несомненно, могу попытаться, — кивнул монах и поспешно устремился из вагона-трапезной в кухню.

Бернард обернулся к остальным.

— Мы приглядывали за мальчиком, поддерживая контакт с израильтянами, осматривавшими его в военном госпитале. Его зовут Томас Болар. Медицинский персонал пытался выяснить, как он выжил в атмосфере ядовитого газа. А затем…

Леопольд влетел обратно в вагон, неся в руках простой черный ноутбук. Подойдя к ним, установил его на стол и включил загрузку. Поправив очки в металлической оправе, Леопольд принялся печатать со скоростью, доступной только сангвинистам. Его пальцы летали над клавиатурой, входя в Интернет, выстукивая пароли, соединяясь с ватиканским сервером.

Бернард поглядывал ему через плечо, время от времени давая подсказки.

Эрин странно было смотреть, как эти древние люди в облачении священнослужителей управляются с современной техникой. Сангвинистам больше пристало бы не веб-серфингом заниматься, а преклонять колени в храмах и на кладбищах. Но Леопольд явно знает, что делает. Через пару минут он открыл на экране окно с зернистым серым видеороликом.

Эрин и остальные сгрудились вокруг, чтобы лучше видеть.

Только графиня держалась в отдалении. Судя по тревоге на ее лице, подобные технологии ее нервируют. Она не приспосабливалась к ним постепенно, на протяжении многих лет, как другие. Эрин пыталась вообразить, каково это — из шестнадцатого столетия перенестись сразу в двадцать первое. Надо воздать этой женщине должное. Насколько Эрин могла судить, графиня усваивала все буквально с лету, выказав изумительную гибкость и прочность на излом. Нужно иметь это в виду, когда придется вести с ней дела в будущем.

Пока же все ее внимание было приковано к ноутбуку.

— Это запись камеры видеонаблюдения израильского медицинского учреждения, — пояснил Бернард. — Вам надо посмотреть это, а потом я объясню подробнее.

На экране мальчик, одетый в тонкую больничную сорочку с завязочками сзади, сидел на больничной койке, утирая слезы с глаз, потом встал и направился к окну, таща за собой штатив с капельницей. Прислонился лбом к стеклу, глядя в ночь.