Динка - Валентина Осеева

Но у Динки свои дела... О них разговор особый.

А вот у матери, у Лининой милушки, не только свои дела – к ней, словно ручейки, сбегаются отголоски всех дел: и Кати, и Лины, и дедушки Никича, и Мышки, и Динки, и Алины. Они собираются в ее душе все вместе, но внимания к себе требует каждый порознь. Но ведь она – мать и хозяйка дома. А кроме того, она тот безотказный человек, в сердце которого всегда есть горячая готовность помочь своим товарищам. Недаром вечерами она о чем-то шепчется с Катей и, опаздывая после службы на свой обычный пароход, спокойно объясняет детям:

«Я сегодня задержалась с работой...» – И, встречая вопросительный взгляд сестры, незаметно кивает ей головой... Марина нужна не только дома.

Глава 32

Дружба дает и требует

Динка действительно производила впечатление «взявшейся за ум». Она вставала вместе с сестрами, завтракала за общим столом и охотно шла на урок к Никичу.

– Подменили тебя, что ли? – ласково спрашивал Никич.

– Нет... я все такая же, – скромно отвечала Динка.

– Наша-то ветрогонка, гляди, какая усидчивая, – подмигивала Кате Лина.

«Тут что-то не так», – подозрительно думала тетка, но мысли ее не задерживались на поведении девочки.

– Динка ведет себя хорошо, – сообщала матери Алина. Мать ходила к Никичу посмотреть, что делает там каждая из ее девочек. Удивленный взгляд ее останавливался на Динкином сундучке.

– Зачем тебе он, Диночка? – спрашивала она. Динка, разговаривая с матерью, старательно избегала открытой лжи, она всегда держалась около правды.

– Я кому-нибудь подарю его, мамочка, – отвечала она.

– Может быть, она готовит его к Лининой свадьбе? – говорила сестре Марина.

– О свадьбе еще речи не было, – пожимала плечами Катя.

– Ну, она слышит все эти разговоры про Малайку.

Мышка после урока «выдавала» Динке книгу.

– На, почитай. Тут только в середине грустное немножко, но теперь ты уж не будешь так сердиться, – говорила она и, усаживаясь где-нибудь неподалеку, ежеминутно спрашивала: – Интересно?

– Угу! – отвечала Динка и быстро-быстро листала страницы.

– Зачем ты? Что ты делаешь? Здесь же каждое слово нужно!.. – кричала Мышка, вскакивая и хватаясь за книгу.

– Ничего не нужно. Это просто описание природы, тут целых две страницы идет дождь, – говорила Динка.

– Ну, так пусть идет! Пусть идет! Какое тебе дело, это сам писатель знает!

– А мне неинтересно про дождь. Я уже и так знаю, что раз он идет, то все герои мокрые.

– Но дождь бывает разный – вот он и описывает, какой был дождь!

– Отстань от меня! Я же не все пропускаю, а только вот эту размазню! – тыкая в страницы пальцем, сердится Динка.

– Грязь пропускаешь, да? А у мальчика рваные ботинки и все пальцы вылезают – тоже пропускаешь?

– Нет. Про мальчика я все читаю. Я только вот эти густые черные строчки не очень-то смотрю.

– Эх ты! А я тебе так завидовала, что ты еще не читала этой книги! – с горечью упрекает Мышка.

– Ну, на тебе! На! Читай про свой дождик, а я посмотрю, сколько времени.

Время близится к полудню, и Динке уже не сидится на месте: она виснет на заборе, заглядывает в самый дальний угол сада... Как только в этом углу на столбе появится маленький елочный флажок, Динка исчезнет, флажок означает, что Ленька уже пошел на утес и ждет ее на обрыве...

По утрам Ленька очень занят. Он торчит на пристани и старается что-нибудь заработать, предлагая свои услуги торговкам и дачникам, или уезжает в город вместе с Митричем продавать рыбу. Вечером Ленька ходит на рыбалку с белобрысым пареньком Федькой, но у Федьки нет лишней удочки, и Ленька ловит рыбу корзиной. Эту рыбу никто у него не покупает, потому что она очень мелкая, и, походив по базару, Ленька бросает ее в котелок и потом варит себе похлебку.

– Скоро вернется хозяин, – мрачно говорит он Динке, – а я еще и сухарей не запас...

– Мне так хочется сухариков, Лина... Насуши мне сухариков! – просит дома Динка.

– Сладких, что ли? – спрашивает Лина.

– Нет, просто из хлеба. У меня зубы чешутся.

– Ишь ты! – удивляется Лина и приносит Динке два-три сухаря.

– Да ты побольше насуши, это мне на один прикус! – разочарованно говорит Динка.

– Хватит! Нечего портить аппетит, а то будешь, как Мышка. Того не ем, этого не хочу!

Динка относит сухари на утес, но их так мало, что вместе с Ленькиными не набирается и маленького мешочка.

– Не надо. Не бери ничего из дому, не нужен мне чужой хлеб! – сердится мальчик.

Он уже знает, что у Динки есть дом, есть мать и сестры. Динка сказала ему об этом на следующий день после того, как они в первый раз ходили на утес.

– Лень! – сказала она, сидя на обрыве и тяжело вздыхая. – Ты не рассердишься на меня, если я тебе что-то скажу?

– А что ты скажешь? – усаживаясь рядом с ней, заинтересовался Ленька.

– Я скажу... что я врушка! – неожиданно выпалила Динка и, сильно испугавшись своего признания, начала быстро оправдываться: – Я не хотела тебе врать, ты сам подумал, что я сирота. Но я только для шарманщика тогда пела, ему никто не давал денег. И не созналась бы тебе, Лень, но я хочу, чтобы ты пошел к моей маме. Она возьмет тебя насовсем. У меня такая добрая мама!

Но Ленька вскочил, и глаза его потемнели от злобы:

– Хватит мне благодетелей! И ты тоже не лазай сюда, коли так! «Насовсем возьмет...» Какая барыня нашлась! Проваливай отсюда подобру-поздорову! Я всю жизнь ел чужой кусок и теперь, может, на смерть иду, чтобы от своего «благодетеля» избавиться! Уходи отсюда! Я тебя, как сироту, жалел, утес тебе показал, а ты что сделала?

Динка заплакала:

– Я ничего не сделала, я для тебя хотела лучше...

– Ишь язва! Лучше она хотела! Выведала у меня все – куда я теперь денусь? Небось все уже матери растрепала обо мне? Говори, кому сказала про утес? Ну, говори! А то как двину сейчас, так и останешься на месте!

Слезы у Динки высохли, глаза злыми, колючими иголками впились в лицо товарища:

– Я никому не сказала и не скажу! И не приду сюда больше, и знаться с тобой не хочу! Я тебя тоже, как сироту, жалела... – Динка вспомнила красные рубцы на Ленькиной спине, и губы ее задрожали: – Я из-за тебя плакала, а ты меня какой-то язвой ругаешь и бить хочешь!.. Ладно! Я сама тебя побью, если захочу...

– Ты – меня? – прищурился Ленька. – Ну, бей! Ну, захоти! Кричи свое: «Сарынь на кичку!» – и бей! – издевался он, выпячивая грудь и загораживая Динке дорогу.

– Если захочу, так и побью. Но я не захочу, потому что и так... у тебя... вся спина... – Динка безнадежно махнула рукой и снова заплакала.

– А что тебе моя спина? Это ведь другие били... а теперь ты руку приложи, – горько усмехнулся Ленька.

– Я пойду... – сказала Динка.

Но мальчик снова загородил ей дорогу:

– Переплачь, тогда и пойдешь. На-ко вот... гребень тебе купил, – неожиданно добавил он и, вытащив из кармана завернутый в бумажку железный гребешок, протянул девочке.

Но Динка оттолкнула его руку:

– Не надо мне ничего!

– Да бери уж!

– Не надо!

– Эх ты! – с укором сказал Ленька, держа в руке гребешок. – Я последние пять копеек заплатил... какую корзинищу одной торговке нес. Думал, обрадуешься ты, расчешешь свою гриву...

Динка бросила косой взгляд на гребешок.

– Не надо мне от тебя ничего, – повторила она.

– Ну, не надо так не надо, – сказал Ленька и сел на траву, обхватив руками колени. – Тогда и книжку свою бери, мне тоже не надо, – добавил он, поднимая обернутую в бумагу книжку. – Дала, теперь бери назад.

– Это не я дала, это Мышка, – не оборачиваясь, ответила Динка и медленно пошла по обрыву, но Ленька догнал ее.

– Бери гребень, тогда возьму книгу, – примирительно сказал он. – Тебе ведь купил, зленная какая!

– Я не зленная, а если ты меня прогонял и язвой ругался, то мне и гребня не надо.

– Прогонял... А зачем врала про себя? Я к тебе с хорошим, а ты ко мне с плохим. Я думал, ты хоть и маленькая девчонка, а дружбу понимаешь.

– Я ничего тебе плохого не сделала, я и не врала вовсе, а просто не сказала сразу, потому что ты только сирот жалеешь. А раз я не сирота, то и водиться со мной нечего! – сердито сказала Динка.

– Значит, и на утес не пойдешь?

– Домой пойду.

– Ну ладно, – грустно сказал Ленька. – Меня Митрич на субботу в город посылает. Рыбу он даст продать. Я думал, вместе с тобой поедем. Там на базаре карусели есть. Кто на лошади едет, а кто в санках. Один за другим крутятся вокруг столба. Видала ты их?

Динка покачала головой.

– Ну вот! – обрадовался Ленька. – Я бы покатал тебя. Мне Митрич десять копеек обещал за рыбу. А на каруселях, верно, недорого. Ты бы хоть одна покаталась, я не маленький.

У Динки захватило дух.

– Я бы поехала, – нерешительно сказала она, – но ведь мы уже раздружились.

– Да я больше не сержусь на тебя, – улыбнулся Ленька.

– А я сержусь! Зачем ты меня язвой обругал? Поклянись, что больше так никогда не скажешь! Тогда поеду!