Пикник на обочине - Аркадий Стругацкий

— А как поживает ваша девушка? — спросила Гута.

— Которая?

— Ну, с которой вы заходили тогда… беленькая такая…

— Какая же это моя девушка? Это моя стенографистка. Она вышла замуж и уволилась.

— Жениться вам надо, Дик, — сказала Гута. — Хотите, невесту найду?

Нунан хотел было ответить, как обычно: «Вот Мартышка подрастет…», но вовремя остановился. Сейчас бы это уже не прозвучало.

— Мне стенографистка нужна, а не невеста, — проворчал он. — Бросайте своего рыжего дьявола и идите ко мне в стенографистки. Вы же были отличной стенографисткой, Гута. Старый Гаррис вас до сих пор вспоминает.

— Еще бы, — сказала она. — Всю руку тогда отбила.

— Ах, даже так? — сказал Нунан, делая вид, что удивлен. — Ай да Гаррис!

— Господи, — сказала Гута. — Да он мне проходу не давал. Я только одного боялась — как бы Рэд не узнал.

Бесшумно вошла Мартышка — возникла в дверях, посмотрела на кастрюли, на Ричарда, потом подошла к матери и прислонилась к ней, отвернув лицо.

— Ну что, Мартышка? — сказал бодро Ричард. — Хочешь шоколадку?

Он полез в жилетный карман, вытащил шоколадный автомобильчик в прозрачном пакетике и протянул девочке. Она не пошевелилась. Гута взяла у Нунана шоколадку и положила на стол. У нее вдруг побелели губы.

— Да, Гута, — бодро сказал Нунан. — А я, знаете ли, переезжать собрался. Надоело мне в гостинице. Во-первых, от института все-таки далеко…

— Она уже почти ничего не понимает, — тихо сказала Гута, и он оборвал себя, взял в обе руки стакан и принялся бессмысленно вертеть его в пальцах. — Вы вот не спрашиваете, как мы живем, — продолжала она, — и правильно делаете. Только ведь вы наш старый друг, Дик, нам от вас скрывать нечего. Да и не скроешь…

— У врача были? — спросил Нунан, не поднимая глаз.

— Да. Ничего они не могут сказать. А один сказал… — Она за молчала.

Он тоже молчал. Не о чем тут было говорить, и не хотелось об этом думать, но его вдруг ударила жуткая мысль: это вторжение. Не пикник на обочине, не призыв к контакту — вторжение. Они не могут изменить нас, но они проникают в тела наших детей и изменяют их по своему образу и подобию. Ему стало зябко, но тут он вспомнил, что читал о чем-то подобном, какой-то покетбук в яркой глянцевитой обложке, и от этого воспоминания ему полегчало. Придумать можно все что угодно. На самом деле никогда не бывает так, как придумывается.

— Он сказал, что она уже не человек, — проговорила Гута.

— Вздор, — глухо проговорил Ричард. — Обратитесь к настоящему специалисту. Обратитесь к Джеймсу Каттерфилду… Хотите, я с ним поговорю? Устрою вам прием…

— Это к Мяснику? — Она нервно засмеялась. — Не надо, Дик. Это он и сказал. Видно, судьба.

Когда Нунан снова осмелился поднять на нее глаза, Мартышки уже не было, а Гута сидела неподвижно, рот у нее был приоткрыт, глаза пустые, и на сигарете в ее пальцах нарос длинный кривой столбик серого пепла. Тогда он толкнул к ней по столу стакан и проговорил:

— Сделайте-ка мне еще одну порцию, детка… и себе сделайте. И выпьем.

Она уронила пепел, поискала глазами, куда бросить окурок, и бросила в раковину.

— За что? — сказала она. — Вот я чего не понимаю. Что мы такое сделали? Мы же не самые плохие все-таки в этом городе…

Нунан подумал, что она сейчас заплачет, но она не заплакала — открыла холодильник, достала водку и сок и сняла с полки второй стакан.

— Вы все-таки не отчаивайтесь, — сказал Нунан. Нет на свете ничего такого, что нельзя исправить. И вы мне поверьте, Гута, у меня очень большие связи. Все, что смогу, я сделаю.

Сейчас он сам верил в то, что говорил, и уже перебирал в уме имена, связи и города, и ему уже казалось, что о подобных случаях он что-то слышал, и вроде бы все кончалось благополучно, надо только вспомнить, где это было и кто лечил, но тут он вспомнил, зачем он сюда пришел, и вспомнил господина Лемхена, и вспомнил, для чего он подружился с Гутой, и ему больше не захотелось думать ни о чем, и он отогнал от себя все связные мысли, сел поудобнее, расслабился и стал ждать, пока ему поднесут выпивку. И в это время в прихожей послышались шаркающие шаги, постукивание палочки, и отвратительный, особенно сейчас, голос Стервятника Барбриджа проговорил:

— Э, Рыжий! А к твоей бабе, видать, кто-то заглянул, я б на твоем месте это дело так бы не оставил…

И голос Рэдрика:

— Прикуси язык, Стервятник, береги протезы. Вон дверь, уйти не забудь, мне ужинать пора…

И Барбридж:

— Тьфу ты, господи, пошутить уже нельзя… И Рэдрик:

— Мы с тобой уже все отшутили. И точка. Мотай, мотай, не задерживайся.

Щелкнул замок, и голоса стали тише: очевидно, оба вышли на лестничную площадку. Барбридж что-то сказал вполголоса, Рэдрик ему ответил: «Все, все, поговорили». Снова ворчание Барбриджа и резкий голос Рэдрика: «Сказал — все!» Ахнула дверь, простучали быстрые шаги в прихожей, и на пороге кухни появился Рэдрик. Нунан поднялся ему навстречу, и они крепко пожали друг другу руки.

— Я так и знал, что это ты, — сказал Рэдрик, оглядывая Нунана быстрыми зеленоватыми глазами. — У, растолстел, толстяк, все задницу в барах протираешь… Эге, да вы тут, я вижу, весело время проводите! Гута, старушка, сделай и мне порцию, надо догонять…

— Да мы еще и не начали, — сказал Нунан. — Мы только собирались… От тебя разве убежишь?

Рэдрик резко засмеялся, ткнул Нунана кулаком в плечо.

— А вот мы сейчас посмотрим, кто кого догонит, кто кого перегонит! Я, брат, два года постился, мне, чтоб тебя догнать, цистерну выпить надо… Пошли, пошли, что мы здесь на кухне? Гута, тащи ужин!

Он нырнул в холодильник и снова выпрямился, держа в каждой руке по две бутылки с разными наклейками.

— Гулять будем! — объявил он. — В честь лучшего друга, Ричарда Нунана, который не покидает друзей в беде. Хотя пользы ему от этого никакой. Эх, Гуталина нет, жалко!

— А ты позвони ему, — сказал Нунан. Рэдрик помотал ярко-рыжей головой.

— Туда еще телефон не провели, куда ему звонить. Ну, пошли, пошли…

Он первым вошел в гостиную и грохнул бутылки на стол.

— Гулять будем, папаня, — сказал он неподвижному старику. — Вот Ричард Нунан, наш друг! Дик, а это папаня мой, Шухарт-старший…

Нунан, собравшись мысленно в непроницаемый комок, раздвинул рот до ушей, потряс в воздухе ладонью и сказал покойнику:

— Очень рад, мистер Шухарт. Как поживаете? Мы ведь знакомы, Рэд, — сказал он Шухарту-младшему, который копался в баре. — Мы один раз уже виделись, мельком, правда…

— Садись, — сказал Рэдрик, кивая на стул напротив старика. — Ты, если будешь с ним говорить, говори громче, он не слышит ни хрена…