Бульон терзаний - Ольга Лукас

– Посоветовать вам какой-нибудь театр? Я подумаю, хорошо? Или это срочно?

– Срочно. Прям завтра надо. А то телефоны меня опять подчинят.

– Знаете, вот так чтобы сразу завтра… Вообще-то билеты в театр покупают заранее, за месяц. Конечно, в наш театр я мог бы провести вас в любой день, но в следующий раз я играю, извините, в детской пьесе, подменяю среднего брата. А ждать более подходящего спектакля вы не готовы.

– Не готова. И чего делать теперь? Я уже платье купила и сумочку.

– Может быть, кинотеатр? Там тоже можно выключить телефоны.

– Заметано. Тогда завтра идем в кинотеатр. Встречаемся в семь на «Курской». Билеты я закажу через Интернет.

– Мы вдвоем идем, да? – уточнил Владимир.

– Вдвоем. Телефоны ведь не в счет, я их выключу. Запишите мой основной номер, а мне дайте ваш, чтоб не потеряться.

Владимир выполнил ее указания, а потом присел на ближайший стул и стал смотреть перед собой невидящим взглядом. Платье, сумочка, кинотеатр. Виленин идет в кино. Виленина пригласили на свидание.

Постепенно разъехались все артисты. За Ядвигой Петр Светозарович прислал личного шофера, но она почему-то медлила.

– Ну вот… – произнесла она, проходя мимо Владимира.

– До следующей репетиции, – раскланялся тот, – всего наилучшего.

– Как тебе?

– Неплохо, неплохо. Только меня тревожит твой муж.

– Пусть он тебя не тревожит.

– Если он так и будет пропускать репетиции…

– Он не будет. Я с ним поговорю. Знаешь… – Она замолчала, как бы собираясь с мыслями: – А я ведь соврала.

– Что?

– Я была влюблена в тебя.

– Что-что?

– Тогда, на съемках фильма. В детстве.

– А, – Владимир улыбнулся через силу. Что было, то прошло.

– Мне было стыдно, что я, как и все в классе, влюбилась в тебя. Как будто я самая обыкновенная. Я никому об этом не говорила, никогда – ты первый. По прошествии стольких лет, наверное, не стыдно?

– Нет… не стыдно. – Владимир поднялся со стула – неудобно сидеть, когда перед тобой стоит дама.

– Это было очень давно, – строго сказала Ядвига, легонько оттолкнула его, словно он мешал ей пройти, и быстро зашагала в сторону выхода.

Владимир стоял посреди импровизированной сцены и комкал в руках воздух. Потом подпрыгнул на месте, изо всей силы топнул ногами об пол и выкрикнул в темноту склада:

– Чего она добивается? Зачем вот это все? Весь этот Альмадовар???

Из темноты тихо шагнула Ульяна. Почему-то с полотенцем через плечо и с зубной щеткой в руке.

– Ей нужно внимание, – сказала она. – Вы сегодня делали замечания абсолютно всем – кроме нее.

– А с какой стати я буду делать ей замечания? Она все правильно понимает с первого раза. В отличие от вас, обалдуев. А танец – вообще вне критики.

– Вы бы похвалили ее за танец. Она ведь для этого подходила. А лучше сказали бы при всех – язык бы не отсох.

– Не знаю. У нас в театре так: если хорошо, то надо молчать, чтоб не сглазить. И чтоб другие не пытались повторить чужую удачу – всегда выходит плохо. Ругать – да, нужно и необходимо.

– Но мы же не в вашем театре. Мы ведь на самом деле не артисты, а просто люди. Разве даже вам не было приятно, когда вас сегодня хвалили?

– Вообще, было, да. Мне еще курицу в магазине уступили. Да, наверное, ты права. В следующий раз – похвалю. Ну давай, поехали, я тебя подброшу. Нину у нас кто-то отбил, пока я тут думал… обдумывал, как усовершенствовать одну сцену.

– Спасибо, не надо.

– Что – не надо? Ночь на дворе, до остановки автобуса пилить через тьму, и, ходят ли они еще, большой вопрос. Поехали. Пока я добрый. Добрый режиссер – большая редкость. Давай в темпе, хотя бы до метро.

– Да не волнуйтесь, езжайте себе.

– Мне уйти, да? А у тебя тут секретное дело? И я потом буду давать показания как последний, кто тебя видел?

– Ничего секретного. Просто я тут заночую.

– Здесь? На складе?

– Ну да, на диване, на втором этаже. Петр Светозарович разрешает сотрудникам здесь спать. Таир почти год тут жил. А у меня с собой белье постельное, пижама, зубная щетка.

– А дома спать – не судьба? Или Петр Светозарович вам дома спать не разрешает?

– Я не могу сегодня домой идти.

– Проблемы какие-то? Поссорилась с мужем?

– Нет… То есть да… Но давно, еще до свадьбы… Понимаете, мы снимаем комнату вдвоем с подругой. И к ней сегодня зайдет… уже, то есть, зашел – один человек… Я хочу, чтобы он остался на ночь. Поэтому соврала, что заночую в гостях.

– На складе, то есть.

– Про склад ей нельзя знать! Иначе она рассердится, что я за нее все решила. А он ей подходит. Они очень хорошо смотрятся вдвоем.

– Слушай, ну нельзя так собой жертвовать. Кухня у вас в квартире есть?

– Она общая. И там сейчас временно живет продавщица из магазина напротив. Ей было некуда пойти…

– Сколько же вас там всего?

– Да немного. Мы вдвоем в большой гостиной, Танька в проходной, но она редко ночует. Две ее однокурсницы – в комнате с камином. Алевтина в угловой.

– Да у вас там как в фильме «Девчата»! – не удержался Владимир.

– Ну да, – неуверенно улыбнулась Ульяна, – еще две девочки в столовой и одна – в бывшей кладовой, там нет окон, но зато тихо. Ну и тетя Назгуль на кухне, но она временно. Зато квартира в центре. И до работы недалеко.

– Если в центре, тогда действительно немного. Вот что. Я не могу тебя тут оставить. Ты хорошо играешь, выучила свою роль. На тебе все держится. Нельзя тобой рисковать. Придется взять с собой.

– К вам домой?

– Ну да. Поехали. Я хочу перед сном еще куриного бульона навернуть. С вашим спектаклем похудел уже до невозможности.

Ульяна послушно собрала вещи, скатала полотенце. Села на заднее сиденье и молчала всю дорогу. Обратный путь занял гораздо меньше времени, а вот на встречной полосе по-прежнему был затор. «Наверное, – подумал Владимир, – большая часть людей прибывает в Росинки и уже не возвращается назад. Кто-то на складе ночует. А кто-то и похуже. Ведь мы еще так мало знаем о ночной жизни мегамаркетов!»

Около гаража обнаружился шкет лет семи, вооруженный баллончиком с краской. Зажмурив левый глаз, он прицеливался, как бы так половчее нагадить. Он даже не обернулся, услышав шум подъезжающего автомобиля.

– Крутой Малой? – рявкнул Владимир, хватая злоумышленника за плечо.

– А я вас по телевизору вчера видел! – парировал пацан.

– Вот иди домой и смотри телевизор. А на гаражах больше не пиши.

– А на чем писать? – строптиво поинтересовался Крутой Малой.

– На заборах! Все нормальные люди пишут на заборах!

– И где здесь заборы?

– Слушай, а ты наглый. Сам ищи. А теперь – брысь отсюда.

Он отпустил парня, и тот убежал в темноту.

Ульяна стояла рядом и смеялась.

Дома Владимир первым делом разогрел суп, сославшись на то, что на голодный желудок он ни на что не годен. Его гостью эти слова несколько встревожили, и от супа она отказалась.

Пока режиссер усердно работал ложкой, представляя, как завтра он пойдет в кино с грозной Еленой Жуковой, Ульяна бродила по квартире, не находя себе места. Наконец вошла в кухню и твердо сказала:

– Вы только не подумайте, что я с вами…

– Что с нами? С кем – с нами? – с набитым ртом спросил Владимир. «У нее как с головой? Она в кино с нами третьей собралась, что ли? Может, ее еще удочерить и в завещание вписать?» – зло подумал он.

– Я не могу… как в кино.

– Так и не надо. Мы без тебя отлично сходим.

Тут Ульяна задумалась и высказала свои опасения прямым текстом: она видит, что в квартире режиссера только одна кровать. Да, современные девушки, наверное, спокойно к этому относятся. И в кино все так делают. Но она – другая. Пусть ее сочтут провинциальной дурой, но она лучше сейчас же вызовет такси и вернется обратно на склад, где ей и следовало остаться.

– Знаешь, так, на будущее, – подобные опасения высказывают сразу. В начале пути. Я бы тебя точно к себе не взял. Потому что это обидно звучит. Ты меня обидела. Я хотел быть хорошим. А ты всю дорогу думала, что я плохой.

– Извините… Не всю дорогу, а только когда мы приехали.

– И на том спасибо. Все, я поел, подобрел, набрался сил. И теперь мы с тобой вместе разберем вон то кресло. Видишь у окна? Там моя дочка спит, когда у меня ночует. А сегодня будешь спать ты.

Молча раздвинули кресло-кровать. Владимир отправился в комнату за чистым бельем. Ульяна понуро брела следом. Владимир вытащил из-за шкафа картину с чайкой, стремянку. Залез на стремянку, достал белье. Гостья рассматривала картину.

– Красиво, – сказала она, – это вы рисуете?

– Нет. Это жених моей дочери. Подарил и говорит: «Как художник художнику». Каково? Если я такой же артист, как он – художник, гнать меня надо.

– А по-моему, здорово. Необычно так. У вас есть еще его рисунки?

– Да, комиксы какие-то. За шкафом. А теперь бери белье, иди стелись. Если боишься, что я буду приставать, можешь изнутри подпереть дверь кухни шваброй. Нет, швабру я выбросил. Тогда – пылесосом.