Евреи, которых не было. Книга 1 - Андрей Буровский

Еще под властью Персии иудеи спорили, должен ли иудаизм оставаться племенной веркой, идеи и запреты которой касаются только одного малого племени, или же иудаизм позволительно нести другим народам. Разные пророки изрекали по этому поводу настолько разные мнения, что впору заподозрить: а может, они говорили от имени разных богов?!

Пророк Иеремия пугал иудеев страшными карами, если они не будут выполнять законов Моисея, и в числе прочего, если они будут и дальше брать жен-иноплеменниц. Впрочем, примерно то же самое говорили и пророки Исайя и Оссия — с очень небольшими вариациями.

А вот пророк Иона отправлен был Богом для проповеди вовсе не иудеям, а ассирийцам, в их главный город Ниневию. Некоторым ученым уже в XIX столетии казалось невероятным, чтобы еврейский бог Яхве послал бы своего пророка проповедовать иноплеменникам… да не просто иноплеменникам, а чудовищно жестоким, смертельно опасным. Поэтому ученые предполагают: Иона был отправлен проповедовать не ассирийцам, а иудеям, жившим в Ниневии. Мол, его проповеди обращены исключительно к тем, кто уже принял иудаизм.

Я не могу согласиться с этой трактовкой, потому что в «Книге пророка Ионы» очень ясно сказано, что ходит он по всему городу, а не по какой-то его части, «Ниневия же была город великий у Бога, на три дня ходьбы» (Иона. Глава 3.3.) [24, с. 832].

«И поверили ниневитяне Богу: и объявили пост, и оделись во вретища от большого из них до малого» (Иона. Глава 3.4.) [24, с. 832].

Пусть даже «ниневитяне» для Ионы — исключительно живущие в Ниневии иудеи. Но уж про ассирийского царя сказать это никак невозможно, а «это слово дошло до царя Ниневии, — и он встал с престола своего, и снял с себя царское облачение свое, и оделся во вретище, и сел на пепел» (Иона. Глава 3.0.) [24, с. 832].

Выходит, Иона проповедовал все же иноплеменникам-ассирийцам; я же констатирую факт — всю «новобиблейскую» эпоху, с вавилонского плена, иудаизм колебался между племенной веркой, которая обращена только к одному-единственному народу, и мировой религией, которая обращена к любому человеку, сыну или дочери любого человеческого племени.

Эти две тенденции всегда четко проявляются в иудаизме, а теперь, в эллинистическую эпоху, иудаизм начал реально превращаться в мировую религию. В Римской империи при общем населении порядка 30–35 миллионов человек в I–II веках по Р. Х. до миллиона гоев исповедовало иудаизм (вспомним хотя бы неизвестную Юлию, украсившую мозаиками синагогу в Тунисе).

Три синагоги в Эдессе. Зачем так много? Ну, во-первых, чтобы хватило на всех прихожан. А во-вторых, были и кое-какие идейные расхождения… Например, в одну из этих синагог не пускали иноплеменников, а пускали только евреев, — в смысле, только детей евреек. По генетическому принципу, от которого прослезился бы столь почитаемый в Израиле Геббельс. В другую синагогу пускали всех, чтящих закон Моисея. А в третью не пускали как раз евреев — в смысле, детей евреек. По не очень почтенному, хотя и вполне понятному по-человечески принципу: раз они с нами так — и мы с ними будем так же!

Невольно возникает вопрос: почему же все-таки иудаизм так и не стал мировой религией? Ведь в это время шел очень активный, порой лихорадочный поиск мировой религии, которая могла бы объединить жителей Римской империи. Рим завоевал множество народов и племен. Рим был так могуч, что мог бы разбить не только всех врагов по отдельности, но и любую возможную их коалицию. Но и сам Рим, и все завоеванные им племена духовно жили каждый в своем языческом мирке. Сам этот мирок возник в какой-то маленькой стране, для удовлетворения духовной жажды маленького народа, изолированного от всех остальных. Этот опыт уже и сам по себе не годился для жизни в колоссальной империи, на громадных пространствах земли. Что поделать, если пастухи давно уже поднимались на Олимп в поисках пропавших коз и не нашли там никаких богов. Ни Зевса, ни Афины Паллады, ни Гефеста! Только холод, снег, обледеневшие скалы, звенящая тишина горного разреженного воздуха. Когда все Средиземное море на сто раз пересечено купеческими судами, а леса почти исчезли под топорами дровосеков, трудно убедить людей, что в море живет Посейдон, а в лесах мчатся собаки вечно юной охотницы Артемиды. Земля стала слишком тесной, понятной, чтобы населять ее кентаврами, богами и нимфами. Многие римляне и греки в I–II веках по Р. Х. признавались, что не верят в богов. Наполненный людьми разных племен, мир опустел без божественного.

А кроме того, ведь боги каждого народа создавали вовсе не всех людей, а только людей «своего» племени. Зевс не имел никакого отношения ни к Египту, ни к Ра и Аммону. Он был богом только для эллинов, и только эллины были его дети.

Когда разноплеменные жители Римской империи стали принимать культы восточных богов и богинь — Изиды, Мардука, Иштар, Озириса, — поклонники каждого бога обретали эту общую идею. Поклонников Изиды и Озириса в Римской империи считали на миллионы — больше, чем в Египте. У Ашторет поклонников стало больше в Италии и в Галлии, чем в Вавилонии.

Персидский бог Митра почитался в облике солнечного диска и в облике быка. Священного быка убивали над ямой, перекрытой жердями. Кровь лилась сквозь жерди на сидящих в яме новичков, и те причащались свежей, дымящейся кровью своего бога. А потом ели плоть божества, показывая Солнцу себя и куски жертвенной пищи. Митра стал богом воинов, путешественников, самостоятельных владельцев земли или мелкой собственности в городе, — богом всех, кто обречен на суровую мужскую жизнь вне племенной и родовой поддержки. Митраистов тоже были миллионы.

Среди этих «новых религий» иудаизм, на первый взгляд, занимал очень скромное место: очень уж тесно он оказался привязан к образу жизни и народным верованиям персов. Но и он если завербовал немного новообращенных, то оказал очень серьезное воздействие на поиски новой веры для всех.

На фоне этих религий иудаизм выигрывал — он давал такого же объединяющего всех бога, и притом бога более экзотичного и объединявшего надежнее. Какой еще бог уверенно заявлял, что он не просто лучший бог, а единственный?! Не единственный в своем роде, а вообще Единственный, и что он будет карать за поклонение другим богам?! А никакой. Даже Митра не заявлял ничего похожего. А вот Яхве заявлял, что он единственный, а все остальные боги — ненастоящие. В результате его поклонники отрывались от пестрого и буйного языческого мира, оказывались отделены одной рукой от остальных и объединены другой.

Яхве заявлял, что он сотворил весь мир. Поклоняться ему можно было в любой точке Земли — и в Дура-Европос, и в Тунисе. Причем поклоняться ему было делом недорогим и несложным, а что требовало книжного учения, умственных усилий — так людей, склонных к таким занятиям, во все времена было немало.

Кроме того, иудаизм предлагал новую, общечеловеческую мораль. Не убивай… Не кради… Не спи с чужой женой… Не ври… Это все так легко чуть-чуть дополнить: не убивай никого и никогда. Не кради у людей любого племени. Не ври ни на каком языке.

Иудаизм учил, что люди должны почитать Бога и блюсти закон; что Богу не нужны жертвы и самоистязания, а нужно, чтобы люди жили по другим житейским правилам и подчинялись другим нравственным законам, чем язычники.

И еще… Иудаизм учил, что после смерти тела продолжается жизнь души, и что судьба этой души прямо зависит от поведения человека при жизни. Та жизнь, вечная, к которой жизнь тела — лишь преддверие, зависит от того, какие законы ты соблюдал тут, пока жил. И насколько последовательно соблюдал.

Итак, вот реальная цена разговоров о единстве всех иудеев во времена эллинистические и римские: религиозный раскол на иудаистов племенных и иудаистов интернациональных, еще усугубленный ассимиляцией.

Но и это еще далеко не все!

С самого начала эллинизма, с 312 года, Селевкиды и Птолемеи оспаривали друг у друга Иудею. Порой вели они себя точно так же, как Вавилония и Египет в точно такой же ситуации: например, агенты Селевкидов подстрекали иудеев прекратить платить дань Птолемеям, обещая прийти на помощь восставшим. Все эти попытки не имели особого успеха, пока иудеи были верны Птолемеям. Но после правления Филопатора, травившего их дикими слонами, лояльности у них поубавилось. И когда Антиох III Великий двинул свои войска, иудеи поставляли его армии продовольствие, прогнали из Иерусалима египетский гарнизон и даже вступали во вспомогательные войска. В 201 году Селевкиды утвердились в Иудее.

При Антиохе III жилось иудеям совсем неплохо — примерно так же, как под Птолемеями. Но стоило вступить на престол его младшему сыну, Антиоху IV Эпифану, и все тут же переменилось кардинально. Впрочем, не менее важно и другое — что «жители Иерусалима разделились на партии» [7, с. 224].