Почему я? - Владимир Германович Корешков

ногу, и откровенно скучала. Несмотря на то, что Карина была девушкой миниатюрной, халатик, наверное, все-таки был ей не совсем по размеру – несколько маловат, как-то уж очень тесно облегал ее ладную фигурку и все то, на что так приятно посмотреть мужскому глазу, а еще полы злосчастного халатика не запахивались, а, наоборот, широко разъехались в разные стороны, открывая на моему взору смуглые, темно-медные от загара, крепкие бедра. И если изловчиться и хорошо приглядеться, то очень даже можно было увидеть, откуда начинают расти стройные ножки медработника.

Я по-шустрому отвел глаза, чтобы она, не дай бог, не заметила, куда направлен мой алчущий взгляд. Не хотелось в ее глазах выглядеть «злыднем писюкастым», ну озабоченным типом по-нашему.

– Ну как у тебя дела? – спросил я деловито, предварительно прокашлявшись, освобождая горло от комка, вызванного всем увиденным.

– Все супер, – ответила она. – Аппаратура настроена и готова к приему больных.

– Тьфу, тьфу! – я суеверно поплевал через левое плечо. – Окстись, девушка, больных нам не надо. Только здоровые.

– Я же не против. Ты поинтересовался. Я ответила.

– Хорошо. Пусть будет так. Кстати, Карин, прекрасно выглядишь. Халат доктора тебе очень идет.

И это была чистая правда. Я не соврал не на йоту. Вся такая ладная, аппетитная, ничего лишнего – ни дать ни взять медсестра из мужских фантазий, навеянных сюжетами так удачно отображенными на широком экране талантливыми немецкими мастерами кинематографии в тех самых довольно специфических, но, как утверждал мой друг Сашка, чрезвычайно «высокохудожественных» фильмах, которые обязательно, хоть раз в жизни, посмотрел каждый уважающий себя подросток. Wunderbar и das ist fantastish, одним словом. Естественно, все эту тираду я выложил про себя. Не мог же я такое вслух сказать.

– Спасибо за комплимент, Олег.

– Что-то ты сегодня слишком щедр на комплименты! – заметил мой внутренний голос.

– Если девушка прекрасно выглядит, почему мне не сделать ей комплимент? – парировал я. – Это элементарная вежливость, и тебе неплохо было бы знать об этом.

– А по мне, батенька, ты просто бабник! – ехидно заметил внутренний голос. – То на Аню западаешь, то на Жанну, а тут увидел голые ляжки и вообще поплыл. Тоже мне, вагинострадалец и дамский угодник понимаешь. Ты бы уж определился, наконец, кто тебе нравится.

– Ты же прекрасно знаешь, я до сих пор по Светке сохну, – начал оправдываться я.

На что мой внутренний голос подленько и очень обидно захихикал:

– По Светке он сохнет, а сам ни одной юбки не пропускает, всех взглядом раздевает.

– Что ты до меня докопался? Да, мне все красивые девушки нравятся, и не я виноват в этом, а скопившийся в моем молодом здоровом организме тестостерон. Природой так заложено – физиология называется. Слышал такое слово? И потом не бабник лишь тот, кто женщину не видел никогда! – зло огрызнулся я, процитировав строки из известной песни. – И вообще, пошел на хрен, нравоучитель долбанный. У тебя бы столько женщины не было, сколько у меня, посмотрел бы я тогда, как бы ты елозил.

Не знаю, согласился ли мой внутренний голос с моими аргументами или просто пожалел меня, а возможно, его ужаснула сама мысль в перспективе остаться на столь длительный промежуток времени без близкого общения с женщиной, но как бы там ни было он заткнулся.

– Скоро завтрак. Если ты, Карин, все здесь закончила, иди в кают-компанию, может, Жанне надо чем-то помочь.

– Хорошо. Сейчас иду, – кивнула она.

Не став дожидаться, пока Карина встанет и начнет освобождаться от халатика, я как пробка из бутылки с игристым выскочил в коридор. Хотя не скрою, желание посмотреть за этим действом, а потом, находясь под впечатлением, вволю пофантазировать, конечно, было. Я перевел дух и пошел дальше.

Впереди меня ждали две двери: налево пойдешь, в грузовой отсек попадешь, направо – в зал, где мы должны коротать время полета, находясь в анабиозе. Немного поразмышляв, куда ломануться в первую очередь, с помощью детской считалочки, переводя указательным пальцем с одной двери на другую: «Стакан, лимон, вышел вон, лимон покатился, стакан разбился», выбрал для осмотра грузовой отсек за левой дверью.

Меня ждала широкая лестница на восемь ступенек, которые упирались в шлюзовую камеру заслонки. Камеры с еле слышным чавканьем разъехались, и я попал в просторный грузовой отсек. Свободного места здесь много, запросто можно было и в футбольчик сгонять. В самом конце, на створках, закрывающих шахты вылета в пространство, стояли, задрав тупоносые, темно-зеленные носы два пузатых шаттла, похожих на игрушечные короткокрылые самолетики. На одном мы спустимся на Грелиосс, второй предназначался на всякий случай. Мало ли что.

Из-за того что экраны, за которыми спряталась кабина управления, имели черный, непрозрачный цвет и полностью поглощали свет, не оставляя на своей поверхности даже намеков на блики, казалось, что шаттлы надели темные, солнцезащитные очки и были похожи на тайных агентов, выполняющих секретную миссию. По бокам, в стенах трюма звездолета, находились закрытые отсеки для разного очень нужного и не очень нужного хлама. В отдельных пазах стояли наглухо пристегнутые мощные роботы. Погрузчики, от того что они были как будто впаяны в переборок, выглядели не грозно, а как-то беспомощно, как распластанные для препарирования лягушки. В самом зале присутствовал не только идеальный порядок, но и царила атмосфера полной гармонии и согласия.

На Юру с Алиной было приятно посмотреть. О чем-то тихо, вполголоса переговариваясь, они застенчиво улыбались друг другу. Очень интересная пара – крепкий сбитый Юра и Алина вся такая воздушная, женственная, хоть и на полголовы выше Юры, но видно, что инициатива в этой паре отдана во власть мужчины. Она признает его как главного и готова стать ведомой, подчиниться его воле. Он для нее не просто человек, к которому она испытывает симпатию, а еще то самое крепкое плечо, на которое мечтает опереться каждая женщина, каменная стена, за которой ничего не страшно – настоящий мужчина. Очень приятная пара складывается. Я по-доброму позавидовал. Тут же Дашка с громким радостным лаем носится по палубе трюма, простор ей нравится. То и дело подбегает к этим двоим, тыкаясь мокрым носом в колени то одному, то другому. Бодаясь тяжелой, лобастой головой, требуя немедленной ласки, собирав от каждого ласку убегает, но, сделав пару кругов, возвращается обратно, хитрым, масляным, понимающим взглядом окидывает Юру С Алиной и снова трется об них. Они гладят ее в две руки, их ладони, утопая в густой Дашкиной шерсти, соприкасаются, на время застывают так, замирая дольше, чем это надо. Дарья в этот момент, млея, закрывает глаза. Здорово, когда у дорогих тебе