Ноша - Татьяна Нелюбина

В кафе Tante Emma, где мы обычно обедали, не было мест, и только поэтому мы оказались в отличной пивоварне, ели жареную картошку кто с чем, я – с холодцом, очень вкусно.

Возвращались через вечерний Потсдам, я-то вижу его почти ежедневно, а Людмила давно здесь не была и широко раскрытыми глазами смотрела по сторонам – всё отреставрировали, всё сияет и красочно поражает.

По шпионскому мосту въехали в Западный Берлин. Митю крайне заинтересовал этот мост, и я рассказывал ему про те давние времена, когда здесь обменивали шпионов.

Митя, не знаю уж почему, по какой ассоциации, представил себе мост в виде радуги, и в ней было две белых полоски.

– Две белых? Почему?

– Потому что голубой цвет теперь не в ней, а внизу, видишь – всё белое и голубое!

Поэтому на месте голубой полосочки – белая.

Я не совсем понял, но решил, что это не из-за Митиного невразумительного объяснения, а из-за моего недостатка воображения.

В новостях показали, что творится в Гамбурге – наводнение! На юге Германии – снежные завалы. В Турции – снег!

Людмила

Мы с Настей пасли внучат на детской площадке, а они кувыркались в снегу.

К нашим распаренным детям присоединились другие. Все куда-то неслись, с криками лезли в кусты, площадка на миг опустела, крики, там, где народец спрятался, усилились.

Прибежал Митька:

– Der sagt, dass ich Wurst bin! Сосиской меня обозвал!

– Скажи ему, что он редиска.

– Почему редиска?

– А почему сосиска?

Митька убежал и вернулся довольный:

– Я ему сказал, что он картошка!

Молодец. Не повторил за мной, как попугай, проявил выдумку.

Площадка в раз опустела. На ужин пора?

Митька и Маша подошли к нам озадаченные:

– А русские на всех нападают, да?

Вот оно. Вот чего я боялась.

– Митя, смотри, вон там палка лежит, подай её мне. Знаешь, что это такое?

– Что?

– Это меч. Кто с мечом к русским войдёт, от меча и погибнет.

Митя сделал свои выводы:

– Мы нападаем на всех, кто к нам с пистолетом приходит, а кто без пистолета, того не трогаем.

– Ты правильно меня понял. А теперь мы пойдём ужинать.

Я не хочу, чтобы Митя стеснялся, что у него русская бабушка.

Мы это уже в ГДР проходили!

Помню, какой-то хлыщ сказал: «Ненавижу вас, оккупантов!» А Настя вспомнила, как они сидели в кафе с маленькой Ирой, мужчина услышал, что они по-русски разговаривают, встал демонстративно, отсел от них. Ира притихла, покраснела как рак. И долго ещё потом отказывалась на улице по-русски говорить. Но началась перестройка, и все нас полюбили. «Горби! Горби!»

Я вспомнила живо и ярко про 9 ноября 1989 года. Этот день, когда нас выпустили из ГДР, самый счастливый день в моей жизни. Объединение Германии, как считала та и другая стороны, произошло слишком быстро. Нужно было бы поэтапно, не сразу и прочее. Когда мы вышли из ГДР через Бранденбургские ворота в Западный Берлин… разве такое забудешь? Мы все целовались, обнимались, пели, танцевали, пили шампанское. Эта радость до сих пор с нами. Её не омрачили все последующие трудности – потеря работы, квартир, домов (теми, у кого были дома), стремительное повышение квартплаты и всех коммунальных услуг и прочее, и прочее.

– Не случись Объединение, – сказала Настя, – мы бы с Кришаном не встретились. Так и жили бы по разные стороны от границы.

– Но Стена пала, и вы встретились!.. А если бы и не пала, то всё равно встретились бы.

– Где? Как?!

– Встретились бы, – повторила я убеждённо. – Вы бы встретились всё равно.

– Вы залюбили, – сказал Митя.

Это у него новое словцо:

– Я залюбил Машу!

Маша, вывалявшись в снегу, пропыхтела:

– Я Снежная баба.

Митя был очарован. А когда Маша в Золушку превратилась, совсем с ума сошёл пацан. Правда, принцем не стал.

– Я защитник, – сказал.

Аксель

Белым-бело на улице. Минус 2,5. Я замёрз, пока к станции топал. Сел в электричку, пол-часа ехал, снег повсюду лежал. К Потсдамскому вокзалу подъехали… дождь пошёл. Пересел на трамвай, доехал до своей остановки, в парк углубился, от снега пар поднимался, сугроб покрывался ледяной корочкой. И дорожки покрылись. Едва-то-едва я добрался по гололёду до кампуса. Похвалил себя, что не на машине поехал, чего доброго занесло б где-нибудь. Юзом каким-нибудь. А так всё чин-чинарём, своевременно финишировал, меленькими шажками, как старичок. Пару секунд балансировал у самого входа, но не растянулся. Похвалил себя за устойчивость.

После занятий уже нормально шёл – дорожки присыпали.

Тем не менее снова себя похвалил – за предусмотрительность и за свой маленький вклад в дело охраны среды: не на машине, а на общественном транспорте ездил.

Перебирал в уме свои достижения и неудачи. Снова себя похвалил: первых было всё же побольше.

Пока домой ехал, не терял времени зря – планы семинаров разрабатывал. Предложу студентам вспомнить англицизмы в русском языке. Раньше человек, немного смущаясь, говорил: «Я ездил в торговый центр за покупками». Теперь, благодаря англицизмам, он не стесняется: «Я делаю шопинг!» И всей семьёй загружается на целый день в какой-нибудь центр. «Я на фитнес» тоже куда круче звучит, чем обыкновенное: «Спортом пошла заниматься».

А не так давно вышучивала несчастных, потевших на беговом тренажёре. Лучше бы, говорила, по парку пробежались, свежим воздухом подышали. Теперь сама там как непонятно кто на непонятно какие дистанции бегает. Уверяет, правда, там одни женщины будто бы, но… Продолжим:

«Фейк» – вместо «ложного вброса»;

«Кликни» – вместо…

Или вот ещё мода пошла – добавлять суффикс ка: наличка, оборонка, гуманитарна, нечто ласкательное получается, опасность снижается, проблема, если есть таковая, выеденного яйца не стоит.

Агрессивная тотальная идеология штампует мозги с… 68 года?

«Нацики». Но что-то я не туда перепрыгнул.

Да, я же об англицизмах думал.

Или о чём-то ещё?

Да, о Людмиле. Тоже моду взяла, непонятками меня ошарашивать. Не немецкий язык перешла, по-русски со мной больше не говорит. Если вообще она со мной говорит.

– Du siehst heute super aus. (Ты выглядишь сегодня супер), Я обалдел.

Именно – обалдел, другого слова не подберу.

– Только сегодня? – спросил. – Ты наконец заметила, как я выгляжу? И что это значит: супер. Это не твоё слово.

– Поэтому я и решила, что последнюю фразу не произнесу.

Совсем меня с толку сбила. Какая последняя фраза? Раз я супер выгляжу, она мне не скажет прощай?

Людмила

Последняя спасительная фраза произносится под, на, возле, около, без одеяла: ты супер-любовник! Давай ещё раз!

А может, сказать? Ведь это правда.

Аксель