Рожденная пламенем - Эбби-Линн Норр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Раф улыбнулся.
– Во многом. Самое грустное, что Данте боготворит отца. И отчаянно хочет пойти по его стопам. Только идет он неправильным путем, и он настоящий тиран. Не знаю, какую Энцо совершил ошибку, воспитывая его. Но если Данте когда-нибудь возглавит семейство Барберини, я уеду из Венеции.
– Думаешь, Энцо понимает, что его сын не будет хорошим… как вы это называете… доном? Это правильное слово?
Раф засмеялся.
– Лучше говорить «босс», а ответа на твой вопрос я не знаю. Я не проводил время в кругу этой семьи лет с двенадцати. Но догадываюсь, что это так. – Он снова заговорил тише. – Это преступный клан, и, я уверен, у Энцо есть представление, какого человека он захочет однажды видеть во главе своего наследия. – Раф доел остатки мороженого и выкинул стаканчик и ложечку в контейнер для пластика, стоявший позади скамейки. Потом положил руку на спинку и повернулся ко мне. – Впрочем, достаточно разговоров о Барберини. Я просто подумал, что тебе лучше знать о них правду.
– Спасибо, ценю твою заботу. – Я сунула последний кусочек рожка с мороженым в рот. Вытерла рот влажной салфеткой и швырнула ее в мусорку. – Когда ты еще общался с Данте, ты не встречался с парнем по имени Никодемо?
Брови Рафа взмыли вверх.
– Откуда ты узнала про Ника?
– Данте упоминал его имя. Ты был с ним знаком?
Раф кивнул.
– Мы с ним встречались. В его компании возникало такое приятное чувство. Чувство теплоты, понимаешь? – Рот у меня дернулся, когда я услышала эти двусмысленные слова. Были они случайностью или… Раф знал, кем был Ник? – Но я мало с ним общался, – добавил он. – Он был одним из лучших наемников Энцо. И всегда уезжал куда-то по тому или иному делу.
– А он… – я раздумывала, как лучше спросить о том, что мне хотелось выяснить. – Он чем-то отличался от других людей Энцо?
Рафа озадаченно посмотрел на меня.
– Что ты имеешь в виду?
– Ничего, мне просто любопытно, – притормозила я. – Не знаешь, что случилось с Ником?
– Без понятия. Единственная из Барберини, с кем я сейчас общаюсь, это Феди. Она говорила мне, что Ник скончался, но не знала подробностей. Это настоящая тайна.
Я остолбенела.
– Феди из семьи Барберини?
– Да, она двоюродная сестра Данте. Ты не знала?
– Нет, но это кое-что проясняет. – Так Феди не ревновала меня к Данте! Ее беспокоило мое с ним сближение. Почему она не сказала, что они родственники? Интересно еще, зачем Феди познакомила нас, зная, как он опасен? Нет, это ерунда: она не могла предвидеть ни его влечения ко мне, ни того, что я стану магом.
– Прогуляемся? – Раф встал и протянул мне руку.
Я тоже поднялась, и мои пальцы скользнули в его ладонь. Его теплые пальцы обхватили мои, и огонь внутри счастливо затрепетал, а я на секунду замешкалась. Иногда мне казалось, что это пламя часть меня, а иногда – что оно паразит, изнутри наблюдающий за моей жизнью.
Пока мы шли вдоль моря, Раф поднес мою ладонь к губам и поцеловал мне пальцы. Потом посмотрел на меня и улыбнулся, положив мою руку на изгиб своего локтя.
Мы прогуливались и наслаждались прохладным бризом, дувшим с моря. Он ласкал мои влажные брови и трепал кудри. Мы поговорили о различиях в системах школьного образования в Италии и Канаде, о наших семьях и планах на будущее. Никто из нас не поднимал тему моего отъезда и не упоминал о том, что наши отношения, вероятнее всего, будут недолгосрочны. Если Раф об этом не заговорит, я тоже не стану. Живи моментом, Сэксони. Просто наслаждайся.
Когда мы подошли к моей двери, близилась полночь. Я повернулась к Рафу лицом. Уличные фонари освещали канал и отбрасывали на нас мягкие желтоватые тени.
– Знаешь, – заговорила я, откашлявшись, – Эльда и Пьетро уезжают на несколько недель в Апулию. Дом будет в моем распоряжении. Может, проведем время за просмотром кино? Не знаю почему, но мне захотелось пересмотреть «Крестного отца». Такое вот странное возникло желание.
Раф усмехнулся.
– Это один из моих любимых фильмов.
Он подошел на шаг ближе. Я подняла к нему лицо.
– С удовольствием, – тихо ответил он.
Я закрыла глаза, а он наклонился поцеловать меня, сначала очень нежно. Когда он почувствовал, что я прижалась теснее и обвила ему шею руками, поцелуй стал более страстным. Огонь зарычал в моем животе и лизнул позвоночник. Его расплавленный жар распространился по телу и стал виться вокруг меня.
Я положила пальцы на затылок Рафа и запустила ему в волосы, наслаждаясь сладостью поцелуя. У него был вкус мятного мороженого. Когда я почувствовала, что жар добрался до моей шеи и стал согревать щеки и глаза, я запаниковала. Что, если я открою глаза, а они светятся? Его это отпугнет.
Я продолжала стоять с закрытыми глазами, а мои мысли неслись вскачь. Я медленно завершила поцелуй, а потом опустила лицо. Сунула голову ему под подбородок и прижалась к его груди, чтобы Раф не увидел моих глаз.
Он поцеловал меня в макушку и смахнул пряди волос с моей щеки, заправив их за ухо. Слава богу, он, кажется, не заметил ничего странного. Я медленно и глубоко дышала, чтобы успокоить колотившееся сердце и укротить пламя. Щеки и глаза охладились, и, когда я обрела уверенность, что зрачки мои больше не светятся, как у больной бешенством собаки, я отошла на шаг назад и взглянула на Рафа.
– Спасибо за чудесный вечер.
Он прижал теплую колючую щеку к моей и ответил:
– До вечера киносеанса.
Раф подождал, пока я запру дверь. Как только дверь захлопнулась за мной, я прислонилась к стене в прихожей и закусила губу. Если мои глаза светились всякий раз, когда я испытывала волнение, то что же будет, когда дело зайдет дальше поцелуев? Я прикрыла лицо руками, представив, как Раф вопит от ужаса, увидев перед собой красноглазого демона в самый разгар наших забав.
Я тяжело вздохнула. Вот черт! Какой парень в здравом уме и твердой памяти захочет встречаться с девушкой, у которой, скажем прямо, есть некоторые отклонения от нормы?
Глава 26
Дни, предшествующие отъезду семейства Басседжио, прошли в сплошных заботах. Я перестирала кучу вещей и отдраила дом снизу доверху, к тому же оба мальчика все время находились при мне. Когда Эльда была дома, мы вместе занимались детьми, но она часто задерживалась допоздна, подготавливая рабочие дела на время своего отсутствия.
Исайя





