Троглодит - Сергей Щепетов

Натан стоял и смотрел на туманный пейзаж. Осенний день почти уже кончился, но вечер еще не собрался начинаться. В общем, безвременье – ни то, и ни се. Главное, в ближайшей округе совершенно не просматривалось места, в которое можно было бы удалиться на оставшееся время. Это городские жители думают, что в тайге и тундре глухомань и пустыня. Фигушки – здесь все насквозь видно! Север есть север – где есть люди, там вокруг них либо сортир, либо свалка. На том берегу фьорда среди ржавого железа безнадежно бродили несколько бурых медведей. Все помойки они давно объели, а новых им никто там не сделал. Животным было грустно.

Пока Натан размышлял о тщете и суете, озирая местные красоты, сзади обозначилось некое движение. Бежать было особо некуда, и он отреагировал тем, что, не оборачиваясь, снял бушлат с бутылками и положил на землю. «Мочкануть кого-то заезжего в здешних условиях ничего не стоит. Мне, как чужаку, остается только одно – не бояться. Чужой страх провоцирует агрессию – психологам это давно известно! А чего пугаться-то?! Ну, подумаешь, картечь или «контейнер» с утиной дробью в спину засадят. Или, скажем, «турбину»… Наверное, это не больно – р-раз, и все. При всем при том, на редкость приятно стоять, любоваться природой и чувствовать, что в спину тебе смотрит ствол. Легкое движение указательного пальца – чуть придавить крючок! – и из него вылетит этакая дуля. В оболочке или без. Она пройдет насквозь позвоночный столб, раздробив позвонки, разворотит грудину и на выходе вырвет клок мяса. Может, и не вырвет, конечно… Просто будет дырка. С жизнью не совместимая…»

В конце концов нервы не выдержали, и Натан рассмеялся – громко, заливисто. Наверное, это могло быть истолковано как истерика, но ему было наплевать. Голову он так и не повернул и, отсмеявшись, стал говорить все в то же пустое пространство с туманными далями, которые перед ним простирались:

– Ты чо, ха-ха! Чо ты мне изображаешь?! Думаешь, обоссусь? А вот хрен тебе! Ха-ха-ха! Нашел, чем пугать! Хочешь – стреляй!!

У него за спиной раздался тихий щелчок. Это, вероятно, должно было означать, что оружие поставили на предохранитель, и прямо сейчас стрелять не будут. Однако Натан полагал, что данный рычажок у стрелкового оружия должен спускается практически бесшумно. Если это не станковый пулемет, конечно. И данный звук предназначен для того, чтоб он его услышал. Он глубоко вдохнул и выдохнул воздух, потряс кистями рук и… обернулся.

– А, это ты, Полковник!

– Ну.

Глаза в глаза. Момент истины. Кто кого.

«А оно мне надо? Дотянуть бы…»

– Слушай, начальник… – начал Натан.

– Нет, – ласково остановил его собеседник. И как-то сумрачно улыбнулся: – Грузить не надо. О тебе наслышан.

– Василия расколол, да? – догадался Натан. – И когда успел…

– Чо там колоть-то?! – пожал плечами туземец. – Таких чудиков, как ты, у геологов и прочей публики не бывает. Я ж не спрашиваю, на кого ты работаешь. Лучше скажи, где начинал? Рестовская бригада? Горбуна и Селедку знаешь?

Искушение было велико, но Натан на него не поддался:

– Нет, начальник. Мимо. Штатский я, полный цивиль, извини.

– А зачем ты здесь?

– За смыслом. За радостью. Чтобы… Чтобы Господу Богу руку протянуть было не стыдно! – ответил Натан как бы пребывая в романтическом (или пьяном?) запале.

Он вздохнул и изобразил возвращение на грешную землю:

– Это я в целом. А в частности… Ничего мне здесь не нужно – выбраться бы в нормальную жилуху. Однако, Василий, похоже, задурил с перепою. Отправил меня на берег с какой-то фигней и слинял. Типа, бросил. А я ему, между прочим, зла не творил. Мне сюда не надо. Однако оказался. И что же мне теперь делать?!..

– Да ничего тебе делать не надо, – улыбнулся хозяин. – Все уже сделал. На Седого не обижайся – это я его накрутил. Где служил-то?

– Ты опять?! – скривился Натан. – Я бы тебе наплел, начальник. Только ты ведь меня расколешь с полоборота. Штатский я. Форму не надевал и не надену – западло. И на зоне пока не был. В стольном граде Быстрорецке меня мама родила, там и вырос. Так что…

– Угу…

Собственно говоря, ближайшие планы местного пахана особых сомнений не вызывали. Однако жить все-таки хотелось, и Натан начал играть – как в далекой злобной подростковой молодости.

Дополнительный юмор ситуации заключался в том, что он рассмотрел-таки агрегат, висящий на шее у оппонента. Он был ухоженным. Более того, он был каким-то притертым, как бы составлял продолжение его конечностей. Да и сам факт, что опытный человек ходит не с АКМ, а с серьезным механизмом, наводил на мысль. Очень простую мысль: «В пределах километра – может, и больше? – от этой машинки ни спрятаться, ни скрыться. Средних размеров валун короткая очередь превратит в осколки, сарай или балок перемелет в труху. Любую лодку или катер превратит в сито и отправит на дно. Наверное, и вертолет можно сбить, даже если он идет на «крейсерской» высоте. Может, и самолет достанет… Но на земле-то все решает не калибр!»

А еще вспомнился эпизод из прочитанной в юности книжки про войну. Это когда нижнему командованию нужно было продемонстрировать перед верхним командованием свою активность и доблесть. Что-то там надо было взять штурмом, но ни артподготовки, ни бомбового удара не получилось – не смогли договориться со смежниками. И тогда в атаку бросили штрафников – прямо на пулеметы. А штрафникам нечего было терять, и они перли буром. Немецкие артиллеристы и пулеметчики просто не успевали переставлять дальность своих прицелов. В итоге кто-то добрался-таки до вражьих окопов…

Натан отвернулся от собеседника – как бы подставил спину – и воззрился на противоположный берег фьорда. Потом изобразил разочарование увиденным – вздохнул! – и опустился на корточки. Поза предельно мирная и беспомощная – ноги согнуты, спиной к потенциальному противнику. Правда, с опорой на полную ступню. И начал грезить…

Он смотрел на скалы, помойки, черную воду и говорил. Говорил негромко, как бы сам себе. Но, в то же время, явно рассчитывая на слушателя, как бы обращаясь к нему с эмоциями радости и отчаяния, счастья и боли. Расчет Натана был простым:

«Кто может себя так повести? Алкаш, встретивший «белочку»? Наркоша на ломке? Деревенский парнишка, отправленный в российскую армию, а потом вернувшийся куда-то – куда?! Может, он почувствует родственную душу? Может, сделает шаг навстречу? Я же хочу совсем мало…»

Натану нужно было действительно немного – примерно три метра: «Ну, подойди! Ты же хочешь услышать меня, правда? Ты хочешь понять, на чем я съехал, ты чувствуешь родство наших душ. Ну, еще шажок, и ты все поймешь! Ну!!»

Глава и начальник места сего не удержался. Наверное, он успел пройти через множество своих и чужих смертей, но тут дал маху – все-таки сократил дистанцию.

И началось.

В славном городке, где Натан провел детство и юность, термин «бакланка» не использовался. У детей поселенцев не было боевой школы, не было кодекса чести. Их жизнь была иерархической борьбой в чистом виде. Отвлечь, умилостивить, заговорить противника, притвориться беспомощным и слабым. А потом нанести удар – один, короткий и точный. Лучше – в спину. А потом быстро забить павшего недруга – ботинками по ребрам, поленом по голове! Главное, чтоб быстро, чтоб больше не встал! Пока прибегут надзиратели, я уже буду спокоен и невинен – это он на лестнице споткнулся! Ну, бывают такие места, где дети играют в «малолетку», а не куличики лепят в песочнице…

На середине какой-то бессвязно-расслабленной фразы Натан окончательно вжал голову в плечи и… И сделал кувырок назад.

Один, второй, третий!

Последний полностью не получился – он наткнулся на препятствие, когда на землю опирались холка и плечи.

Разгибаясь как пружина, он выстрелил вверх разведенными ногами – попасть хоть куда-то!

Кажется, попал!

Очередной момент истины – коловращение земли и неба, тычки, толкание и всеобщее желание быть на ногах.

Встали.

Натан был в режиме боя – бить, бить, бить – только в этом спасение! Однако разум все-таки восторжествовал – наверное, в последнюю секунду. Он так и замер перед противником с полураскрытым кулаком, нацеленным ему под подбородок.

Полковник тоже остановился и замер. Наверное, он раньше был неплохим рукопашником. Во всяком случае, он смог понять, что прикрыть шею уже не успеет, что противник не бьет потому, что не хочет. Пулемет мешал, а снять ремень никакой возможности не было.

– Мочить тебя? – спросил Натан. – Или говорить станем?

– Слабо, – качнул головой Полковник. – Молод еще… Однако, познакомились.

Обозначая окончание конфликта, хозяин отступил назад и стал отряхивать куртку. Натан поступил симметрично.

– Ну, пойдем, потолкуем…

Это был балок – жилой «вагончик», стоящий чуть на отшибе возле довольно крутого спуска к морю. Этакое укромное место посреди дикой природы. Внутри нары, стол, лавки. Стены оклеены – кое-где в несколько слоев – всевозможными художественными произведениями или просто газетами. Через комнату под потолком натянута веревка. На одном ее конце сушатся портянки и еще какое-то тряпье, а на другом аппетитно краснеет насколько распластанных вдоль хребта рыбин. Маленькое окошко непроглядно от пыли, однако снаружи тарахтит дизель, и поэтому светло – над столом ярко горит лампочка.