Не унывай! - Людмила Ивановна Иванова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Меня иногда спрашивают, как я праздновала свои дни рождения. 22 июня у нас обязательно шел спектакль на военную тему – «Эшелон», в 19.00, а потом «Дилетанты» в 21.30. Я играла в этот день в двух спектаклях!
Наша жизнь
Мы продолжали традиции, сложившиеся при Ефремове: вместе отдыхали, звали в гости писателей и известных артистов, сочиняли капустники и праздновали юбилеи, а их становилось все больше. В нашем театре пела Елена Камбурова, к нам приходили в гости Иосиф Бродский и Белла Ахмадулина. Пели Татьяна и Сергей Никитины и Владимир Высоцкий. Володя приносил нам свои новые песни, и я помню замечательный вечер в нижнем буфете театра: был накрыт стол, стоял самовар, и Высоцкий в белоснежной рубашке пел «Охоту на волков» и «Чуть помедленнее, кони…».
Потом всем театром мы хоронили Володю…
Я помню печальную Москву и людские реки, текущие по улицам к Театру на Таганке. Актеры «Современника» шли пешком от Чистых прудов до Таганки, нас всюду пропускали, и милиционеры были крайне вежливы. Потом еще много дней из всех окон города звучали его песни…
Куба
В 1987 году «Современник» поехал на политический фестиваль на Кубу. Мы повезли спектакли «Большевики» и «Три сестры». Это были первые гастроли драматического театра на Кубе, до этого к ним приезжали только музыкальные театры. Кубинцы – очень улыбчивые люди, много поют и танцуют. Нас пригласили на шоу «Тропикана» – это было роскошное зрелище с темпераментными танцами и красивыми костюмами.
Зал принимал нас хорошо, но для них драматические спектакли были в диковинку и не совсем понятны.
Гавана произвела на меня тяжелое впечатление: облезлые стены, довольно пустынный город. Находясь на Кубе, я все время вспоминала Хемингуэя.
Мы жили в обычной гостинице для работников «Аэрофлота». Было очень жарко, но я не включала кондиционер – не люблю. Балкон нашего номера выходил на теневую сторону, и я в основном сидела на балконе.
Завтраки были необычными: на красиво сервированном столе фрукты: папайя, ананасы, апельсины, бананы. Не было только яблок – на Кубе яблони не растут. Всевозможные салаты, все очень вкусно. А вот мясное блюдо только одно – и то по талонам.
Утром раньше всех (я боюсь солнца) мы с Галей Соколовой ходили на море. От нашей гостиницы до пляжа две автобусные остановки. Мы шли пешком по дороге, вокруг – заросли банановых деревьев и всяких экзотических растений – ну точно в раю сад.
Пляж был небольшой, с закрытым бассейном, отделенным от океана бетонной стеной с решеткой. Такого цвета воды я не видела никогда – она была золотой! Представьте себе: пустынный пляж, золотая вода, за низкой стеночкой – океан, ощущение бесконечности бытия. Мы на пляже одни, да еще несколько уборщиков, которые с удовольствием дарили нам ракушки, выброшенные на берег океаном. Мы плавали одни в этом огромном бассейне. Если спросят, что такое счастье, – это оно!
В то время на Кубе была карточная система, в магазинах – пусто. Денег нам не заплатили, зато дали карточки, которые можно было отоварить в специальных распределителях (что-то типа советской «Березки»), где тоже толком нечего купить, только всевозможные коньяки, вина, ликеры, сигары.
Однажды, зайдя в магазин, мы с Галей Соколовой и Леной Миллиоти услышали радостный возглас Рогволда Суховерко: он встретил писателя Габриэля Гарсиа Маркеса, который случайно оказался здесь же. Мы познакомились, Суховерко представил нас: Соколову – как писательницу, Миллиоти – как актрису, а про меня сказал, что я сочиняю песни, и попросил спеть. И я спела песню «Может быть». Потом мы взяли у Маркеса автограф, который я храню до сих пор.
Я понимаю, что это идиотически выглядит, когда вот так ни с того ни с сего начинаешь петь в доказательство того, что сочиняешь песни. Но со мной такое случалось не раз.
Когда мы во второй раз приехали на гастроли в Тбилиси, я получила телеграмму, что должна срочно лететь сниматься в Вильнюс. Билетов на самолет не было, я стала упрашивать кассира, и она вдруг сказала: «Я слышала вашу песню “Может быть” в исполнении Гелены Великановой, не могли бы вы мне ее спеть?» За билет я была готова на все. Я просунула голову в окошко кассы и начала петь. Провожавший меня ученый-физик Дмитрий Дараселия был потрясен: он не думал, что такое вообще возможно! А кассирша дала мне билет.
«Фантазии Фарятьева»
Одной из больших удач можно назвать спектакль «Фантазии Фарятьева», поставленный Лилией Толмачевой по романтической пьесе Аллы Соколовой. Лиля оказалась интересным, умным режиссером, терпеливо, подробно работала с актерами, хоть ей и было нелегко.
Игорь Кваша играл в этом спектакле скромного зубного врача, пытающегося решать глобальные мировые проблемы, а его идеалистка-тетя мечтала и верила, что ему поставят памятник, поскольку он найдет средство от рака.
Тетя Фарятьева – одна из моих любимых ролей. Мне редко доводилось играть таких женщин, чтобы быть самой собой. Я играла в седом парике и специально купила огромный оренбургский платок – белый, кружевной, чтобы тетя моя была «воздушной». Я бегала по двухпролетной лестнице (декорации к спектаклю сделал Давид Боровский) и рассказывала, как мечтаю о том, что племяннику поставят золотую статую.
Герой был безумно влюблен в учительницу музыки, Сашу – ее играла Алла Покровская. Ее героиня была умной, готовой составить счастье главного героя. Но любила она другого человека, и стоило тому только позвать Сашу, она убегала к сопернику, а Фарятьев оставался с разбитым сердцем. Его безуспешно пыталась утешить Люба, младшая сестра Саши – это одна из самых удачных ролей Марины Неёловой, которой всегда удавались роли подростков. Началось это с роли в фильме «Монолог», затем – Люба в «Фантазиях Фарятьева», очень современная, смелая, безоглядно любящая. Еще одна замечательная работа Неёловой – спасенная девочка в спектакле «Спешите делать добро», о котором я расскажу чуть позже. Очень интересной была работа Елены Козельковой: она играла мать Саши и Любы, хлопотунью, бесконечно любящую дочерей, но не всегда их понимающую.
Лилия Толмачева хотела ввести на роль Фарятьева Станислава Садальского, и я репетировала с ним. Но худсовет не принял его работу, посчитав этого актера недостаточно серьезным для такой роли. Садальский довольно быстро ушел из «Современника»: в конце сезона труппа за него не проголосовала. Мне кажется, ему просто не повезло. В это время в театр пришел Костя Райкин, и Садальского назначили с ним в очередь на роль Епиходова в «Вишневом саде». Но во время репетиций Садальский так ни разу и не вышел на сцену. Тогда он стал потихоньку исчезать из зала, потому что начал сниматься в кино, и
